Ни полстроки о погорелом саде...

* * *


В конце письма поставить "Vale"...
А.П.

Но дюжина цветных мелков в пенале
и через сорок серых зим приснится.
И потому в конце записки "Vale!"
черкнёт летучим почерком десница.
Та, с отсветом, чуть розовым, коробка,
скользящая, в узорах клёна, крышка! -
Среди мелков - то пёрышко, то кнопка...
Дыханье неофита, без одышки,
летит оттуда, от канадских клёнов,
от веток волчьей ягоды за школой.
И длится звук свиданья патефонов
с единственной в округе радиолой.
Там в дымных листьях и в секущей вьюге
вдруг вспыхнет нечто яркостью бунтарской,
бросая свет на шрамы и недуги
окраины угрюмо-пролетарской.

Сосед под кайфом мне покажет атлас,
морской кашкет при золочённом крабе
и раковину трохус мукулатус,
добытую из филиппинской хляби.
Маэстро брусьев, дядька мой, Валерий, -
в белейшей майке, - подытожит "баста",
отдав мениска хруст и гул артерий
за кубок с изваянием гимнаста.
И "vale, vale!", мама Валентина!
Не брезгуй в нищете румянолицей
козлиной шапкой грубияна-сына
и с младшим, хитрованом, поделиться...

Там с добрым словом и с едой - неважно.
Такое время там, такое место.
Но - ой, как княжит над землёй овражной
апреля влажноокая невеста!
И дует ветер по-над зоной-дачей,
шпана влетает на ходу в трамваи,
ещё до драки там спешат со сдачей...
Так отчего лишь "здравствуй", не иначе,
я школе той, без номера, киваю?
Когда в почтовам ящике посланье
найду, листок в линейку из тетради,-
я буду знать короткий стих заране:
лишь "Vale!" там, ни слова назиданья,
ни полстроки о погорелом саде...