Жизнь прекрасна. Глава 53

 
– На Подол, к Крестовоздвиженской церкви, – отдал распоряжение он, и Костя, не задавая лишних вопросов, свернув с переулка, начал спускаться вниз по Михайловской.

Они беспрепятственно доехали до Крещатика, по которому шли одинокие прохожие и проезжали, не очень торопясь, машины. 
 
Доехав до Европейской площади, они остановились на красный свет и, потом, в общем, не очень плотном потоке машин, проехали мимо клумбы, мимо здания Филармонии, возле которого было непривычно безлюдно, спустились вниз на Подол. Лавируя между машинами по подольским улочкам, Костя добрался до Верхнего Вала. 
 
Сделав разворот по Глубочицкой, он свернул направо, к Крестовоздвиженской улице, и подъехал к церкви, откуда, после утренней службы выходили прихожане. У церкви стояло несколько машин с лентами и цветами. «Тоже “венчающиеся”», – подумал он с улыбкой. 
 
Среди женихов и невест, таких разных и таких молодых, он увидел своих друзей. «Друзей, действительно, друзей!» – неожиданно подумал он. Кореша ушли в прошлое. Сегодня начинается новый этап его, такой удивительной и такой прекрасной жизни. И он вспомнил, как совсем недавно произнес эти слова про себя, перед тем, как собирался совершить свой последний “подвиг отмщения” в память своей детской дружбы.
 
Они вышли из машины, Костя предварительно галантно открыл невесте дверь, и они подошли к своим друзьям. Поздоровались с их шафером и дружкой, совсем юными созданиями, и Вадим сказал:
 
– Сейчас после службы начнут венчание. Вы – вторые. Потом – мы.
Тут вышел церковный служка и пригласил первую пару. В церковь вошла довольна большая толпа народу.
 
«Родственники и гости», – подумал он и посмотрел на Тамару. Она притихла и думала о чем-то, глядя в никуда.
 
– Томик, не грусти. Все будет хорошо, я тебе обещаю. А то, что нас мало, так это даже и хорошо. Кому какое дело до нашей с тобой жизни? Это наша жизнь, – сказал он, делая ударение на слове “наша”.
– Да, да, – сказала она, – я понимаю.
 
Но он понял, что мыслями она была далеко, возможно рядом с дочерью, или представляла, как та летит в самолете, подлетающем к Киеву, как это было с ней совсем недавно и так давно.
 
Но тут вышел служка и пригласил их и их друзей, и они вошли в храм, под величественные своды. Им показалось, что вся Вселенная вместилась в этом небольшом, уютном, расписанном фресками храме, где пахло чем-то приторно-горьковатым и, одновременно, притягательным. Они услышали хор, который пел что-то, прославляя их, жениха и невесту. И он понял, что это было дело рук Вадима, который заказал этот хор. 
 
Венчавший их священник был с ними почти одного возраста. Его благородное лицо было полно мирового блаженства и печали одновременно. И именно его выражение лица делало этот обряд каким-то необычным. Он даже не вспомнил того пройдоху отца Феодосия, не имевшего ничего общего с этим, совершенно очевидно, мудрым человеком, в уголках глаз которого были глубокие морщины, хотя ему, скорей всего, еще не было и пятидесяти. 
 
Потом он увидел как, смягчилось лицо священника, когда он говорил свои слова «Венчается раба Божия Тамара…» в ее адрес, и как совершенно по-доброму он улыбнулся ей, когда она кивком головы и тихим голосом дала свое согласие на брак, с ним, тоже рабом Божьим. И эти слова “раб Божий” вдруг на столько проняли его всего, что он почувствовал, как по спине у него побежали мурашки.
 
Потом они обменялись кольцами, и он вспомнил того удивительного ювелира, который сделал такой невероятный жест.
 
После этого наступил черед Татьяны и Вадима. И, уже со стороны глядя, он еще раз проникся непонятным доселе чувством причастности к таинству, чувством, которое никогда до сих пор не было ведомо ему.
 
«Почему мы никогда не подумали обвенчаться с Людкой?» – вдруг неожиданно для самого себя подумал он. «Дети есть, а венчания не было. И почему это поп не сказал ей, что надо-де обвенчаться, что негоже жить, не обвенчавшись? Потому что прохиндей он, а не слуга Божий. Все, хватит, забыть их всех!» И тут же вспомнил, что его дочь, которую он так любил, когда она была забавной болтушкой-щебетушкой, теперь уже солидная замужняя дама, прилетает в среду, или даже во вторник.

Очевидно, улаживать семейные проблемы. «Нет, мои дорогие, уже назад дороги нет. Я вас всех очень любил и продолжаю любить, но у меня своя, а у вас – своя жизнь. И с сегодняшнего дня мы идем по разным дорогам. Да, вы уже сами давно идете другими, отличными от наших, путями». 
 
И тут он, очнувшись от своих мыслей, понял, что им пора выходить из церкви, так как Татьяну и Вадима уже тоже обвенчали. Здесь, в церкви его телу и духу было спокойно, хоть и тревожили мысли весьма непростые. «Все как-то будет», – подумал он. И он взял, уже свою жену на руки, как драгоценную ношу, и понес ее к выходу из церкви, а на ступеньках их уже ожидали друзья Вадима и Татьяны и снимали все происходящее, он – на видеокамеру, она – на цифровую фотокамеру.
 
Солнце выглянуло из-за огромных белых облаков и серебрилось в лучах Тамариных волос. Он поднес ее к машине, которую Костя подогнал прямо к церкви, услужливо открыв дверцу, и бережно усадил ее на заднее сидение машины. Потом обошел машину сзади, подошел к двум машинам со своими друзьями и сказал: 
 
– В сторону Обуховского шоссе. Следуйте за нами. Нас уже, должно быть, ждут.
 
Он вернулся к их машине и перед тем, как сесть в нее, еще раз оглянулся на стоящую в глубине двора церквушку, такую неприметную и такую умиротворяющую. Он мысленно поблагодарил Бога за этот обряд, который их соединил навечно, сел в машину и неожиданно резко сказал:
 
– На Обуховское. Там покажу, куда заезжать. Ребята будут следовать за нами.
 
Костя привык к тону хозяина и, похоже, не обратил на это внимание. Тогда как он сам удивился, что отдал приказание таким тоном. Но, смягчившись, обнял за плечи Тамару, притянул ее нежно к себе и поцеловал. И так, прижавшись друг к другу, они ехали навстречу своей новой жизни.