В. Костылеву

         Вместо  предисловия:
              Твоё пятидневное сотворение
              годится для общественного
              потребления

       Но  позволь  кое-в  чём  кое-где  возразить
       / дай-то, боже, мне  сообразить! /

Ну, допустим, с  третьим  нищим
поделились  мы  нелишним.
И  поэтому  сейчас
нищета  до  самых  глаз?

   Ну, допустим, проедали
   / разве  есть  зазорно? /,
   Ну, допустим  пропивали
   / это  ещё  спорно /.

Да, ещё – неверно  жили
и  трудились  абы  как,
под  приказами  служили,
а  приказывал  дурак.

     И  трудились, мол, ради  зарплаты,               
     премиальные  шли  нам  "зряплатой",
     и, жуя, на  весь  мир  верещали,
     потому  мы  теперь  обнищали?

Соглашаюсь  я  со  вздохом:
прав  ты  без  подвоха,
то  и  это  было  плохо.
Только  всё  ли  плохо?

     А  бесплатное  наше  ученье,
     а  дармовое, скажем, лечение?
     Разве  не  собственным  потом
     народ  заработал?

И  откуда, мне  неясно,
хоть  тупицей  не  был,
было  мясо, было  масло,
вдоволь  было  хлеба?

     Выходит, мы  70 лет  проедали
     манну, что  боги  нам  с  неба  кидали?
     Как  же  не  видели  явной  нужды,
     сжигая  бензин  по  цене  газ-воды?!

Да, работали  неважно,
плохо, в  самом  деле!
Что  ж  на  змее  на  бумажном
в  Космос  залетели?

А  до  Космоса  мы  насмерть
под  Москвой  стояли,
а  фашист – не  курам  на  смех-
был  силён.
Прогнали!

     Это  чем  же  мы  в  немцев стреляли,
     если  всё, говоришь, пропивали?
     Волго-Дон, Днепрогэс, Ангара –
     это  тоже - одна  мишура?

Да, трудились  мы  прескверно
/ ты  сечёшь  не  в  бровь, а  в  глаз /
и  поэтому, наверно,
так  боялись  нас?

Примеров  много  "супротивных",
как  говорят, альтернативных,
но  мне  уж  очень  невтерпёж
спросить  тебя: а  нынче  что  ж?!...

     Я  умышленно  ритмы  ломаю,
     мне  общественный  строй  не  сломать.
     Лишь  на  бога  теперь  уповаю,
     на  святую, на  божию  мать.

Да, мы  семьдесят  напрасно,
лет  угробили  совсем.
Это  стало  ВСЕМ  HAМ  ясно
лет  тому, наверно, семь.

      Всё  мы  знаем  теперь  и  умеем.
      Ну, и  что  же  сегодня  имeем?
      Была  могучая  страна
      и  не  осталось  ни  хрена.

Всё  куда-то  подевалось,
будто  ветром  сдуло  враз.
Если  что-то  и  осталось,
то  по  ценам – не  для  нас.

Но  не  в  этом  даже  дело,
голод  можно  пережить,
разрываем  душу, тело, 
перестали  в  дружбе  жить!

      И  не  просто  в  досаде  тоскуем,
      а  дерёмся  по-зверски, воюем!
      Безудержное  раздробление
      на  самоопределение.

В  голове  невольно  зреет
вывод  страшный  и  прстой:
Ситуацией  владеет
кто-то  жутко  деловой!

          А  на  карте  глобальная  ставка,
          нашей  родине - гибель, удавка.
          А  игрок  нас  сечёт  по  кускам,
          чтобы  легче  прибрать  всё  к  рукам!

И  сейчас, уже  похоже,
быть  сплошной  войне, резне.
Дай-то, праведный  наш  боже,
заблужденья  в  этом  мне!

         Но  если  даже  мирно  разбредёмся,
         чего  мы, врозь  живя, добьёмся?
         Я  знаю – веник  не  сломать,
         пока  в  прутки  не  раскидать.

Я  себе  не  представляю,
как  же  жить, коль  не  дружить?!
И  какому  разгильдяю
влезло - головы  кружить?

Раздери  меня  на  части,
на  пассив  и  на  актив - 
я - колхозник, я - не частник,
я  горой  за  коллектив.

         Нормальной  демократизации
         нужна  хорошая  организация.
         И  чтобы  демократам  не  пропасть,
         нужна  твёрдая, умная  власть.

Мы  киваем  всё  на  Запад:
капиталисты, мол, в  раю!
Но  почему  не  слышим  запах
трущоб  и  нищих  в  том  краю?

У  них  борьба  за  выживанье
и  там  хватают  и  берут,
а  если  что – без  содроганья
друг  друга  запросто  сожрут.

    Я  бы  с  них  не  брал  примера,
    при  всём  при  том, при  всём  при  том.
    Дери  их  всех  одна  холера!
    Нам  ладить  надо  бы  свой  дом.

Каким  путём, какой  дорогой 
пойти – не  ведаю  пока.
Лишь  ощущаю  понемногу,
но  есть  пути, наверняка.

Сейчас  получится  едва  ли.
Сначала  надо  накормить.
Дворяне - сытыми  мечтали
какое  общество  творить.

      А  думы  бедных - о  богатстве
      / не  о  счастливом  общем  братстве /
      о  добром  батюшке-царе
      роились  в  бедном  бунтаре.

   Короче, давай – хоть  кого-то  послушаемся
   и  плотно  с  тобою  накушаемся,
   а  потом  уже  с  сытым  брюхом -
   о  душевности, о  духе.