О ритме неподатливых стихов. - МГПС 7

     Ритм регулярных стихов, каким бы изощренным он ни был, – родственник танцевальных ритмов. Частушки – замечательный синтез поэзии, вокала и танца. Если добавить еще лазерную подсветку, то получится образец синтетического искусства. Можно станцевать и александрийский стих, и гомеровскую Илиаду, и стихи Северянина, и стихи Цветаевой, и стихи Бродского.
     Отказываясь от регулярного ритма неподатливая поэзия порывает с танцем. А значит, и со всеми танцевальными па и ужимками. В этих движениях, конечно, есть своя прелесть. Но это та самая  прелесть, которую нам демонстрируют на конкурсе Евровидения.
     Вместо танцевального ритма неподатливая поэзия использует ритм риторический. А бывает, что отказывается и от него.

     Риторический ритм имеет свою прелесть и свою убедительность. При этом он требует более развитого слуха, чем ритм податливых стихов. И более крепкой памяти. Потому что риторика допускает длинные периоды, похожие на периоды классической музыки. А период в симфонии Малера или Брамса посложнее частушечного. Охватить целиком такие конструкции может лишь тот, кто еще способен к внимательному и продолжительному слушанию.

     Примером такого риторического периода может служить стих Пифагора Майкопа, который разбирался выше со стороны содержания.

                флейта пела в опытной колокольне
                которую я поднял бы
                фрагменты не познают время
                всей своей тенью
                они засыпают
                перестают двигаться
                приобретают спокойствие столба


Чтобы сделать ритмическую структуру текста наглядной, запишем его по-другому:

флейта пела
     в опытной колокольне
                которую я поднял бы

фрагменты
         не познают время

всей своей тенью
        они засыпают
                перестают двигаться
               
приобретают
                спокойствие
                столба


     Если кто-то не чувствует здесь очарования ритма, тому поистине податливый медведь на ухо наступил.

     Такой же замечательный риторический период представляет собой и стихотворение Гавриила Маркина:

                мир становится пустым
                и шершавым
                как напильник
                сияющими дуршлагами
                висят дома в фиолетовом вечернем воздухе
                пахнет гарью
                мальчуган везет на веревочке
                вещие сны



мир становится пустым
                и шершавым
                как напильник

сияющими дуршлагами
                висят дома
                в фиолетовом вечернем воздухе

пахнет гарью

мальчуган
             везет на веревочке
                вещие сны


     Ритм образуется не только числом ударных и безударных гласных, но и тем, каковы эти ударные гласные. В стихе Пифагора можно отметить такую последовательность ударных:

е–е // о–о // о–о                (строки 1-2)
е–а–е                (строка 3)
е–е–е // и–а–а–и // а–о–а    (оставшиеся строки)

     Если кто-то не ощущает в этом чередовании гласных фонетической прелести, тому (риторический повтор) медведь Евровидения или какой другой медведь на ухо наступил.

     Последовательность ударных гласных в стихотворении Гавриила Маркина:

и–о–ы // а // и //               (строки 1-3)
а–а // а–а–е–е–о             (строки 4-5)
а–а                (строка 6)
а–о–о // е–ы                (строки 7-8)

     Эта последовательность (с включением своеобразно-русского «ы») более шершава, чем первая. Но можно заметить преобладание симметричности, парности (как и в стихотворении Майкопа). Последнее «ы» перекликается с «ы» в первой строчке. А сам звук «ы» очень подходит для концовки, которая как бы растворяется в синем тумане «вещих снов» (в противоположность определенности звука «а» в конце стихотворения Майкопа).

     Анализ согласных выявил бы, без сомнения, ту же слаженность, которая видна на примере гласных.

     Таким образом, оба текста «поэтичны» не только со стороны содержания, но и в своем звуковом составе.