Вдогонку Маяковскому

Сам себе удивлен:
О чем рука пишет?
А ведь повод есть:
Не узнаю вас, люди!
Молодых не слышу!
Не вижу сильных, смелых, красных!
Все замерли и ждут,
когда на блюде
принесут им
божьих благ распрекрасных.

Бывшие комсомольцы —
перекрасились в богомольцы.

Что это? Старость?
Или мимикрия —
как у жука, что с травой сливается?
Молчи, духовник, погоди малость:
Это —
леность души называется.
А про Царство Божие
не хочу с вами спорить.
Просто Мессия — на себя работу вашу возьмет,
В это все вы поверить можете.
А Коммуну, которую не каждый-то и поймет,
надо еще — построить!
Понимаю, не спорю, так легче.
Только пузо у попа — все крупнее,
А умы у обывателей — мельче.

Ну ладно.
Загляну-ка в церковь.
Может, и правда
там эти небесные пироги?
Посмотрел и решил —
не приду завтра:
Люди шепчутся, замаливают грехи,
пересуды ведут о соседях.
Поп — такого размера, как три меня —
пафосно твердит о грехе обжорства.
Дама в золоте и камнях
набожно сжимает алмазный крестик...

А за спинами всего этого притворства —
Он.
Тот гамальский поэт, которому
не хватило проворства
сбежать, скрыться от легионеров...
Но разве он засужил такого:
идолом стать
для пастырей-миссионеров?
И ему, распятому, стыдно:
даже закрыл глаза.
Жаль мне его, беднягу:
Не знает ведь,
ради каких Истины и Добра
влез он в эту передрягу...
Был бы живой —
работал бы, пел,
Может быть,
с нами Коммуну бы строил.
А так...

Нет, не переношу я, ребята, церквей!
зря сходил —
только сам себя расстроил.