Я классике обязан всем...

Я классике обязан всем, и если жизнь моя поправки вносит
в звучание исконным вымолвленных слов,
в том не распил, а разветвление стволов…

Бегу избитых теорем! Весну переживаю, лето, осень,
к зиме под жёсткою корой судьбы земной
готов:
прилежной принадлежностью к корням –
хранителям (под веками смежёнными)
через века сбывающихся
вечных снов.

Не волен я
от хода кольцеванья
отказаться!

Я не формовщик,
даже – не земля!
И – не опока…

Стихов моих стихия – Пустота
Великая,
праматерь форм, до времени, до срока
бегущих наименованья
текущего житья-бытья.

Сжигающая плоть струя
не уничтожит корневого тока,
ибо
пламя пламени не выклюет
реликвии таящего
реликтового ока,
из каждой мыслящей сердечной оболочки
листочком из розетки бывшей почки
откровеньем глубью данным в высь глядящего.

Чугунным яблокам не брат -
взгляну в глаза сквозных в международном космосе мгновений
единоверцев
с ветвей традиционных бытия
дичком, возможно,
повторившим форму сердца
под током классики, непредсказуемой в ветвленьях
строчек,
временем лихим не стёртой -
нервной дрожью,
сквозь монолиты жёстких форм, восставшие на ценность песнопений
через смерть нетленных,
проросшей
через дали и края,
через распад,
разрушивший лишь плоть мою…
Ведь волей Божьей,
волей боли,
прорастанием сквозь современный лак,
посмевший узаконить мрак
на допотопных ранах,
согласно классике, чьих классов – нет дороже,
поставлена строка моя.