Дневник 15-е марта 1998г

15-е марта
Этот ничем ненарушимый покой – было просто безразличие пустоты: я его еще не знала тогда. Но теперь знаю, и еще много других чувств; они меняются каждый день, три раза на день: счастье, любовь, солнечная красота мира, страх, тоска, ну и это пустое безразличие. Причем безразличие всегда после счастья – как закон. И все-таки, как я жила в прошлом? – всегда одинаково, всегда хорошо, и только изредка – безграничная тоска. Но сегодня опять тоска, после этого фильма. Мне страшно его одиночество (человека-мухи). Нет, мир не только прекрасен: откуда такие страдания, такой страх, такая печаль, тоска? Я боюсь именно смерти от какой-нибудь страшной болезни: рака там. Не хочу разложиться заживо. И даже нет лекарств, чтобы мгновенно, и без боли.
Но, впрочем, надо быть выше этого. Разум дан человеку, чтобы он не боялся смерти: самоубийцы следуют инстинкту (самосохранения на будущее), а мы должны быть выше этого животного страха. Господи, прости и сохрани! Но я хочу найти тебя: веришь ли Ты мне именно сейчас?
Еще очень интересно, что все мои настроения связаны с Ницше. Если мне радостно, значит, я его люблю; я уже ни о чем не думаю тогда, а только с биением сердца повторяю его стихи и наслаждаюсь миром.
Если стало пусто, значит, Ницше мне безразличен. Именно безразличен (ненавидеть я не могу – за что?), т.е. и я считаю все его учения глупыми и ложными. Тогда-то я и рефлектирую активно.
Только в тоске, пожалуй, нет Ницше. Но тоска приходит редко, а обычно так: пустота–любовь–пустота–любовь.
Я почти чувствую истину. Или успокоение. Но Ницше – не в учении. Ах, можно ли полюбить за чудную красоту двух слов: «эти» и «всякое»: полюбить так, что после Ницше, даже Ницше кажется мне достаточно красивым. И что уж говорить, что если я пишу и говорю, то только так. Это непроизвольно.
Но, вообще, странно, что со мной происходит. Я плохо слежу за собой, на внешность – почти наплевать. Я читаю о таких отвлеченных вещах, что другой бы просто повесился. Мне это почти интересно. Я больше не хочу учиться: учеба как ценность (раньше – как главная ценность) теперь смешна мне и вызывает раздражение. Да, я забыла, оказывается – и глубже всего – я тщеславна. Прежний отказ от тщеславия был лишь видимым: просто та слава была недостаточна для меня. Чувствуете, какая я нервная? Но внешне – я спокойная и милая. А когда приходит пустота, мне совсем ничего не хочется: вот так. Но я ведь всегда смогу вернуться в обыденность, в Das Man, правда? Скоро, скоро я успокоюсь: на голос печальный и тихий… Я стану красивой. Душу можно понять только через чувства, это ведь так? «Блистающий мир». Я хочу полюбить кого-то.

Тише, тише, если можешь, дуй, вей,
Ветер северных морей, рей.
Звезды с неба околдуй, дуй…
Пастух гони стада…
Такой прозрачной глубины не видел никогда…
Оставь надежды навсегда…
Да!
________________________________________
… что жить и умереть стоит только ради «всех», что «все» – залог бессмертия? Значит, вы очень хорошо устроились. Вам тепло и уютно в этом абсурдном, мертвом, саморазрушающемся мире. Мало того, что у вас есть воля к смерти, у вас еще есть воля к всеобщей смерти (по принципу «ни себе, ни людям» – нет, грубо) это и доставляет вам силы жить. Так я рассуждала, но сама не торопилась это признавать: пусть это будет чужая мораль и пусть она снимет с меня всякую ответственность. То, что признали все, то, что должна я понять… Поэтому так возбуждающе, как гром, звучали для меня эти стихи:

Вспомним гордо упрямо погибших в борьбе
Есть великое право:
забыть о себе!
Есть высокое право:
пожелать и посметь!..
Стала Вечною Славой
Мгновенная смерть!
И не было гордости выше
И не было доблести выше –
Ведь кроме
желания выжить
есть еще
мужество
жить!