Super! light

и город тот был не очень
и он уходил из него с игрушечной пустыней своих страхов
зажатых в руке, в синяке неба, как глаз ветреной девушки
дело с которой не кончилось на замахе, качалась луна в гамаке
глиняный холм, тащил из города в направлении норд-веста а потом и просто норда
мимо заводов Бристоля, неистово пашущих груди поражений наших своим дымом
тащил, как сети с рыбой прочь всякую спившуюся сволочь на ночь в порт
холм изгибался под J.J. повторяя проститутку между стеной и постелью   
сначала деньги, потом в рот, все равны тут как яблоки кислые в готовой утке
холод застревал между оболочками аорт, ветер бередил мысли
уносил их в самую дальнюю келью, где как братья, как шарики, лишь простреленные
они быть могли всегда вместе
больше его птицы не отличаются ни умом, ни сообразительностью
в свои 16 J.J. одинок как единственная в своем роде подделка родственных уз
словно выписанный каким-то нищим уёбком на предъявителя
несуществующему банку чувств 
все бесценные откровения произнесены голосом кассира называющего цены
ты берешься сказать что-нибудь милое, но тесла покинул сердца их мертвенные   
и остается лишь подрочить сразившись с непониманием мира
кража приборов не значит, что ты вынес что-то из воскресной школы
друзья зациклены на девушках и притом что абсент с колой предел их эстетики
они выражают боль противоестественно, молча как таланты балетной сценки       
затачивают искренность и ноги под пуанты на том же станке где шлифуют ножи
и вскрывают как подарочные обертки и ленты друг другу жизнь 
   
J.J. любил фокусы и волшебство, но не в надежде, что ему даст фея
а в любопытстве, как прикончить жажду мира, к самоистреблению
имея лишь шляпу и предполагаемого кролика внутри, предполагаемого белым вечно
насколько плох мир, если от желания в другую сторону его крутить стонет тинейджер
когда ночь эфемерно создала стекло из речных выхлопов
словно приказ выполнив, там, среди выстрелов-ударов пойманных рыб-пил
по доньям лодок, где еще был свеж ил с сапогов капитанов   
J.J. увидел искрящие рекламные иглы цирка принесенного в карманах тремя великанами
когда он двинулся через мост, на качелях замерзшего поля виолончели дубов 
ненастроенно заскрипели высохшим детством, изменения всегда приживаются
и пытаются пытать нас по соседству с невинностью зубных докторов

в красно-желтом вагоне трейлера, оторванном от пластмассового поезда, был свет
он принял J.J. за позднего пророка веры в бессмысленность меркантильных существ
внутри дремал высокий метатель сабель в tattoos, с черным, как застывшая магма, кольцом в носу
седая щетина скрывала расширяющий его рот порез   
полные бутылки джина визжали, сжечь его! этот старик трезв! этот старик – Пруст!
стакан на кухне наполнился лимоном, текилой, солью
все было перемешено и выпито, клеймить градусом кровяные тельца в долине тела
требовали темных очков одиннадцать пар красных глаз кроликов
жена хозяина появилась из шляпы узнать, не хочет ли J.J. джема, и так же исчезла

а я знаю таких как ты, мальчики-саморезы, плевать что под вами, чья-то баба или руки Иисуса
вы вкручиваетесь вкручиваетесь вкручиваетесь
мамкины перекати-горе, со времен олимпийских оргий лелеете укусы и царапины
сатиров и нимф пытаясь порвать с местечковостью зарплатой папиной
бухаете столько абсента что если он и не тронет кровь то поголубеет лимфа
диагностированные тонкопальцые инфанты
с морговыми интонациями цитирующего платона канта
мечтаете о мощных поступках, эпической и трагичной гибели в ураганном вихре   
пока ваша смерть героическая живет в вас по графику триады Вирхова покоряя за тромбом тромб
возводите свои комплексы в ранг болезней чтобы выдаться из зомботолп
ой бля, я не хочу pizzdить понапрасну ой бля я хочу быть и шрамированным и прекрасным
хочу быть круче и неоспоримее в сердцах любимых
ничего при этом не оставлять им в судьбах их, так только, иногда трахать 
хочу чтоб во время разговора со мной все они чувствовали привкус земли
знали что прямо сейчас ум-лопата их закапывает нахуй      
короче как и прочие ты не можешь нихуя лезешь вон но никак не расстанешься с кожей
что есть у тебя чтобы стать хотя бы ничтожеством как я

но от первого лица J.J. не говорит в этой истории
что рассчитано на снисхождение к мату возрастных тори, задротов, критиков
которые уже видят в этом типа эвфемизм и от экстаза вздрагивают
ведь J.J. мыслить сам не способен, а рот его полон каши из бэкстритбойз и лэдигаги
цитируя брежнева с черчилем но больше конечно первого
они додумают сами, что парень говорит метателю сабель о мечте наполнять людей суперсветом
его ответ неуверен, рассредоточен, и весь он в этом, говорит о сакральности церкви и цирка   
что super!light исцеляет людей они перестают быть дерьмом, малополезным набором дырок 
но кого волнуют такие стремления в мире престижа, церковь уже съедена инквизициями 
вижу, сынок, ты поинтересовался принципами сжигания людей перед выходом из дома
это верно, это правильно, говорит ему хозяин вагона и вспоминает рассказ 

первого сентября, в первом же дне осени болтались их кости
довелось же нам под монотонную музыку
выдуманную в головах нас еще совсем юных
курки подбивали к действию пули, которые тут же не преминули коснуться тел
еще только зевающих в том польском цирке людей, лучше бы они все остались в лете или весне   
когда мы закрыли им рты точечным проникновением боеприпасов
там осталось только долбаное мясо
у рядовых стоял на расстрелянную гимнастку
мы все застегивали, но ветер не ленился расстегивать ей блузку мастерски
теперь кто-то из нас на рождество не должен был получить подарка
в грязи таяли лапы расстроенной овчарки
гадалки, фокусники, гадалки – целые и их половины
раскиданные акробаты, красные как апельсины 
и мимо смотрели глаза мима, еще без грима, но уже с гранатой, вторгшейся в его мир тишины
гигантский польский укротитель прижался лицом к теплой плоскости медвежьей спины
и мы, которые сделали этот случай не единственным скоро
такого цирка, как ты хотел нет, людские споры магию из него выстрелили оставив полым
               
...когда вы уйдете из своего города в надежде разделать мир по частям своими руками-ножницами
или умением хорошо выращивать траву и возить ее, не сгорая на таможне
или может быть чудной игрой на саксофоне
вам встретится точильщик ножниц, продавец травы и музыкант на исходе
они поведают вам истории своих разочарований для исключительной пользы
попытаются прижечь ваши больные стремления своим воспаленным мозгом
поэтому возьмите с собой немного музыки в наушниках
или затычки для ушей, если у вас есть, конечно, сила
переступать через стариков и их предупреждающие, сигнализирующие могилы