Слова замирали и мерли...

Слова замирали и мерли,
Едва отлетая из уст.
Какой запоздалый Мерлин
Читает мне наизусть

Гоненья царей на Трою,
Еленину красоту,
Во гневе богов и героев,
Зари розоватой тушь...

Все звонче стопосложенье,
И пар натуженных губ
Толпою вносит движенье
В комнаты рваный куб:

Идут чередой нетленной
Громилы и страстотерпцы
На свитках, фресках и геммах.
Беседующие с сердцем,

Мыслители и пифии.
Жрецы и отцы трагедий,
И скифские ездовые,
Властители конской меди...

Настежь глухие стёкла
В жмурки ёжистых тел.
Время твое истёкло.
Не выбрал, не захотел!

И гладко ложатся бредни,
Но лишь оборвётся звук:
Двое уже в передней,
Умолкнет — поволокут

Туда, на морозные дроги,
Где инея игристый мел,
Где нет ни дна, ни дороги,
Ни будничных прежних дел.

Поспешно проносится драма
Визгливых словесных карет.
Вот спешились бесы у храма
И чернью мостят парапет,

Говнистые прут запевалы
Сгонять ямщиковую блажь.
Глумливо выводит анналы
Слюнявый холуйский палаш,

Снуют вазелинные верви
Холёных пеньковых рук...
Мои последние нервы
Вкованы в этот звук.

Времён отпущенье ближе
К оттаивающей мгле,
Где ржавая подпись лижет
Пергаменты на столе.

А там, за полдневной дрёмой,
Простуженными хоромами
Лениво пророчит ворона
Падаль рождённому ворону.