Свободный стих

 ГОРИЗОНТЫ МЕЧТЫ

 есть общая черта
 у горизонта и мечты:
 как бы я быстро ни шел,
 они не становятся ближе;
 и сердце терзают сомнения:
 смогу ли дойти и встретить тебя?
 но главное, что они есть, —
 даже если мечта несбыточна
 и мне не дано пересечь
 финишную ленту
 горизонта


 ЗЕЛЕНОЕ СОЛНЦЕ

 стоять
 и ждать
 возможно
 целую вечность
 когда высохнет
 эта река
 и погаснет
 красное солнце
 и взойдет
 зеленое солнце
 и вянуть
 цветам в руках
 и нам сожалеть
 о крыльях
 и расцветать
 улыбке
 и видеть
 твои глаза
 цвета нового
 солнца
 на другом
 берегу реки
 вечность
 в тридцать
 мгновений
 до со-
 единения губ
 в центре
 этой вселенной
 на перекрестке
 дорог
 где один лишь
 условный мост
 переход
 черно-белая зебра
 и река
 между мной
 и тобой


 ЯСНОСЛЫШАНИЕ

 оставаясь с тобой тет-а-тет
 я хожу по тонкому льду
 понимая тебя в осязаемости слов
 эмоций и образов
 становлюсь на миг яснослышащим
 ты – мое сумасшествие что граничит
 с соматической болью
 чем сильнее ты втягиваешь меня
 в лабиринт своих глаз
 и чем дольше плетешь
 паутину из моих снов
 тем яснее я понимаю
 что такое безмолвие


 МНОГО ЛЕТ СПУСТЯ

 Когда-нибудь – лет этак через двадцать или тридцать,
 закутавшись в теплый плед
 из ирландской шерсти, который
 купил в прошлом веке в дьюти фри города Шэннон,
 когда летел транзитом в Цинциннати,
 престарелый кот Леопольд
 будет сидеть у камина,
 в котором огонь
 пожирает дрова холодной январской ночью,
 потягивать Долину Оранжевой Реки
 под страдивари старика Массне
 и вспоминать
 пространство нынешней ночи, где ты и я
 ловим звезды, трассерами рассекающие
 бархатное небо августа,
 благословенную сказку любви,
 где нам с тобой в который раз шестнадцать лет,
 таинственную ночь, когда сбывается
 несбыточное... Теперь я знаю,
 о чем мы будем вспоминать, когда придет зима.


 ТЫСЯЧА РАДУГ

 Когда я состарюсь
 и стану южным
 ветром

 И ты состаришься
 и станешь белым
 облаком

 Я прилечу за тобой
 чтобы скрасить твое
 одиночество

 Чтобы нежно обнять
 и согреть тебя
 потому что холодно
 в небе одной

 И когда ты поймешь
 как устала от
 монотонности неба

 Я унесу тебя
 в чудесную Страну
 Тысячи Радуг


 БАЛКОН

 каждый раз
 выхожу на балкон
 восемнадцатого этажа
 за очередной сигаретой
 последним сверчком
 старыми звездами
 и новым верлибром


 ПЕРЕЗАГРУЗКА

 Ищу в бумажнике вчерашний день,
 а в карманах гуляет ветер.
 Как хорошо быть ветром: он ни за что не платит!
 Вакуум в сердце, в голове пустота, потому что
 я и туда впустил ветер.
 С витрины букиниста мне лукаво улыбнулся
 старина Хэм, закурил трубку, дует
 в свою седую бороду и говорит:
 не пора ли проветрить мозги, освежить мысли,
 почистить душу, стереть
 с винчестера старые файлы,
 навести порядок в сердце – пока оно
 еще способно давать отсчет пережитой грусти?
 Самое время для перезагрузки:
 ничем не обременен, никому не должен,
 ключи от дома в пруду с лебедями
 (должен признать, надежное место!),
 программы закрыты, бумаги
 тлеют в камине...
 Прощай, старая жизнь! Приветствую тебя, новый день!
 Самое время сесть на борт «Австралийца» и махнуть
 вслед за Гогеном
 на радушно-радужный амфитрион Таити.


 БЕЛАЯ И ЧЕРНАЯ

 Одна хохочет
 и в ладоши хлопает.
 Другая плачет,
 слезы утирая.
 Две птицы –
 белая и черная:
 Мое грядущее
 и настоящее.


 ЦИНОВКА

 Он любил мечтать
 а еще у него была вера
 и даже ветхая циновка
 на которой он молился
 становилась для него
 ковром-самолетом


 PERPETUUM MOBILE

 Создай свою вселенную с одной хотя бы галактикой
 да что там галактикой! –
 Зажги хотя бы одну звезду с вращающимися вокруг нее
 шариками
 засели их веселыми человечками и попытайся
 это всё полюбить!
 Вот тебе и твой вечный двигатель –
 твой личный
 перпетуум мобиле...


 PURITY

 насколько быстротечнее
 жизни цветка гибискуса
 одно мгновение облака:
 вдох и выдох – и стало
 небом

 а небо
 бесконечное чистое свежее
 своих берегов не знает
 тает и тонет в себе
 и манит
 прикоснуться
 к своей чистоте

 прикасаюсь
 боюсь испачкать
 облака на холсте Дебюсси


 ПРОДЛИТЬ ЖИЗНЬ

 В самый последний момент встань на цыпочки
 изо всех сил
 вытянись в синее небо
 всмотрись
 в отчаянно румяную краюху солнца
 которое
 уже успело сесть за горизонт
 прежде –
 и ты на миг
 или на несколько мгновений
 продлишь жизнь

 уходящего дня


 МОЕ СОЛНЦЕ

 Я знаю, мое солнце никогда не погаснет,
 не померкнет, не зайдет,
 не спрячется, –
 даже когда дожди заплачут
 и небо
 будет серым от грусти,
 даже когда день станет таким коротким,
 что, не успев родиться,
 будет думать о смерти.

 Мой долгий день теперь не знает темной ночи,
 и я могу не спать круглые сутки,
 и успевать так много дел за день:
 перечитать всего Шекспира на английском
 и переслушать всего Георга Телеманна,
 пересмотреть всего Чаплина
 и всего Лелуша. А еще
 дописать свою рапсодию и неоконченный роман.
 Да, у меня так много дел на завтра...

 Я знаю, мое солнце никогда не зайдет,
 даже когда моя песня прервется
 и обо мне будут помнить лишь звезды, –
 потому что сегодня
 я нарисовал его акварелью
 на моем окне, которое
 смотрит на запад.


 MORI UT VIVERE

 стон
 тихий стон
 нежный стон отдаленной грозы
 рассыпается гротеск
 хлопковых иллюзий
 их сменяют
 грязно-серые
 рваные простыни

 взмах
 резкий взмах
 жесткий взмах белой молнии
 и разрезана плоть
 поля розовых маков
 до крови

 всхлип
 детский всхлип
 задохнувшийся без кислорода
 тает медленно
 перламутровая улыбка
 позабытая кем-то
 на оранжевом пляже
 и смываемая
 голубыми слезами дождя

 смерть
 внезапная смерть
 долгожданная сладкая смерть
 и не страшно совсем
 очищение сердца
 и новая жизнь в миге
 молния-бритва
 в ритме реггей-дождя
 утро первой зари
 свет зеленого солнца

 здравствуй!


 ПРОБУЖДЕНИЕ

 острой бритвой
 первый луч по вспухшим векам
 истошный крик
 одинокой чайки, сбившейся
 с пути
 пробуждение на песке
 времени
 на берегу забвения
 у предвечной
 Леты


 БАСТАРДЫ

 Мы засыпаем
 в чужих гнездах
 и просыпаемся
 среди чуждых нам звезд.
 Мы меняем тела,
 изменяя душам.
 Нам знакома ненависть,
 но мы не знаем любви.
 Незаконнорожденные
 дети вселенной,
 обреченные
 на бессмертие.
 Потому что вечность
 сказала однажды:
 Я проклинаю вас!


 СВЕТЛЯЧОК

 светлячок –
 дитя света
 наступив на него
 ты погасишь солнце в одной из галактик

 погибнет
 десяток планет
 исчезнет жизнь
 не родятся миллионы поколений

 смотри под ноги
 когда ступаешь
 по чужой планете
 куда ты зашел на пару часов

 в гости


 СТАТЬ ВЕТРОМ

 В прозрачных снах
 мне ничего не стоит превратиться
 из флейты в дирижабль
 и наоборот, или
 стать семенем одуванчика с пушистым белым зонтиком
 и улететь на Фиджи...
 Но что всего душе милей, так это –
 превращаться в ветер:
 он полетит, куда захочет,
 потому что владеет свободой.
 Я часто
 бываю ветром
 в своих прозрачных снах.


 АТМОСФЕРНОЕ

 Три мудреца в степи под одиноким дубом
 спорят:
 – За дальним горизонтом
 обитает пожиратель сладкой ваты.
 – За тем холмом огромным – фабрика
 по производству трикотажа из хлопка.
 – Да нет, это пастух домой овечье стадо гонит...
 И я, пристыженный самим собой из-за невежества
 и рационализма – ведь я-то думал,
 что кристаллов льда и капель H2O скопленье, –
 сорвался с ветки, и, махнув крылом
 трем пятилетним мудрецам-эмпирикам,
 уставившимся в небо,
 взял курс на дальний горизонт –
 искать непререкаемую правду.


 ДУША ЛЮБИМОЙ

 тверда и упорна
 настойчиво-требовательна

 легка и светла
 беззащитно-беспомощна

 немощна
 в силе своей

 и прекрасна в своей
 слабости


 ТВОЯ МУЗЫКА

 крылья бабочки или ласточки
 чайки неслышный полет
 твои руки над клавишами
 черно-белыми
 вместе с тенями
 своими же
 бело-черными
 порхают
 когда я закрываю глаза
 ты летишь ко мне
 и я чувствую
 твою музыку
 на моей нежной коже
 на моем смуглом теле
 которое ты так любишь


 БЕЗ ТЕБЯ

 Как бы ни скучали
 звезды
 в разлуке
 друг с другом,
 расстояния неизбежны –
 ради
 баланса вселенных.


 ЛОВЕЦ ТУМАНОВ

 Бродил по осени и увидел его
 на перекрестке с зимой.
 Я спросил у него, почему
 он не идет домой:
 холодно, полночь, ноябрь?
 И он ответил, что еще
 не выпил до дна весь туман.
 Но вчера я тоже тебя видел:
 ты торчал всю ночь под моим окном.
 И он ответил, что вчера
 он пил дождь –
 и выпил весь до капли. А потом
 он с грустью посмотрел
 в глаза больной собаки и спросил:
 а хочешь, изопью твою печаль –
 и ты никогда не будешь плакать?
 И я ответил: нет, не хочу.
 Что мне останется в ноябре,
 если ты это выпьешь до дна?
 Он улыбнулся и сказал:
 ты прав, старик: ноябрь и февраль –
 для слез, туманов и дождей.
 Выпей со мной: мне не жалко.


 РАВНОВЕСИЕ КРЫШ

 равновесие крыш
 держится на кошках
 гуляющих по крышам
 лунными ночами
 и фундаменты здесь
 ни при чем


 НЕМОЕ КИНО

 Посмотреть «Малыша» великого Чарли
 где музыка и глаза
 говорят сильнее слов
 и уже никогда не очнуться
 от этого наваждения
 и остаться там навсегда
 навеки –
 с Малышом и печальным Бродягой
 в мире немого кино
 потому что он
 куда безупречнее
 всего кино говорящего
 и реального мира в целом
 который
 есть лишь эпизод
 одной большой киноленты


 3 из 6812

 из шести тысяч восьмисот двенадцати
 есть только три
 которым
 не нужен ни словарь, ни переводчик:
 язык природы
 язык музыки
 язык любви


 ТЕАТР ТЕНЕЙ

 *
 закат обреченно
 сложил свои крылья фламинго
 на горизонте

 *
 половинка луны –
 ломоть желтого сыра
 для сытых правдой
 но голодных духом

 *
 у звезд – глаза стрекозы:
 они видят вокруг –
 и дальше

 *
 полнолуние
 тени летучих мышей
 на глянце паркета

 *
 закат и рассвет
 порой так похожи
 конец и начало
 короткой бечевки

 *
 в театре теней
 погасли свечи

 *
 мои часы отстали
 на одну весну
 и половину лета


 ТУР НА ПЛАНЕТУ СИНИХ МОРЕЙ

 очередь за жизнью длится вечность
 выиграть путевку
 на планету синих морей
 удача
 тур длиною в одно воплощение
 короткий сон
 в один миг виртуальности


 ONE-WAY TICKET

 когда-нибудь
 каждый из нас –
 кто-то раньше,
 а кто-то позже –
 вместо
 шенгенской визы
 получит
 вселенскую визу
 с билетом
 в один конец –
 Домой – откуда,
 к великому счастью,
 обратной дороги
 не будет


 ОНА...

 невесома неслышна прозрачна
 танцует почти не дыша грациозно
 дурманит ее аромат. она
 поет – и только ветер слышит
 и вторит ей дуэтом в унисон
 погоде, и нежно
 треплет ей влажные кудри –
 призрачной птице дождя


 НОЧНОЙ ЛИВЕНЬ

 Ты помнишь, как мы, сгорая от зноя,
 призвали спасительный ливень?
 Как мы, нагие, бежали по лужам
 и пили его живительную силу?
 Как ты хотела лишь одного –
 и я овладел тобой с такой
 жаждой,
 с какой пил этот ливень?
 Как молнии вонзались в земную твердь,
 а я проникал в твое лоно неистово?
 Как мы уходили вместе с дождем –
 туда, где тучи скрывают звезды?
 Как, слушая чистую капель в ночи,
 озябшие и утомленные,
 мы согревали друг друга теплом
 нашей любви –
 одни во всей вселенной?
 Как мы улетали всё дальше и дальше,
 забывшись в прозрачных снах
 на зыбком утесе нашей мечты –
 на самом краю мироздания?..

 Ты так давно мне не снилась.
 Молю тебя, приди ко мне
 хотя бы сном...
 в ливень.


 ТОРНАДО

 Налетел торнадо
 и сорвал мне крышу.

 Но без крыши над головой
 я обрел свободу.

 А без крыши на голове
 я могу тебя просто любить

 не страшась ничего и не парясь
 ЧТО мне скажут другие.

 Не улетай, любовь!
 Останься моим торнадо!


 ХРАНИТЕЛИ

 в сердце июль
 на душе – май
 хранители лета
 в дюнах зимы
 мы


 БРАТЬЯ ПО ОРУЖИЮ

 Ковыль-трава
 И ветер-пилигрим
 В степи широкой.
 Здесь только я и ты,
 Ученики войны.

 Полынь-трава
 И крик печальный
 Журавлиной стаи.
 Мы были здесь когда-то
 И цветами стали...


 СИРТАКИ

 когда-нибудь
 настанет день когда
 последний Каин
 утолив свою зависть
 убьет последнего Авеля
 и тогда
 все цветы и деревья
 забудут про корни
 и вздохнув облегченно
 станцуют сиртаки


 УХОДЯЩИЕ ТЕНИ

 Вот уже лет сто как никто ей не дарит цветов.
 И она покупает их сама
 у старого еврея-флориста
 в древнем магазинчике на перекрестке семи ветров.
 Она любит фиалки – ночные фиалки:
 запах седой маттиолы возвращает ей юность.
 Но фиалки давно канули в лете
 вместе с радугами из цветочных дождей.
 Она тихо придет в свой окраинный дом
 и поставит в хрусталь семь шаров
 снежно-белых хризантем,
 оросив их слезами одиночества, чтобы дольше жили.
 Присев на веранде с чашкой чаю и томиком Бальмонта
 в свое любимое кресло из плетеной лозы,
 она укутается в прохладный вечер
 и задымит своей длинной сигарой,
 выдыхая пар из прокуренных легких в остывающий эфир.
 Немигающим взглядом она будет жадно пить
 пурпурную алость неизбежного заката,
 рисуя на его холсте плывущие облака Дебюсси,
 и вместе с Поэтом*
 будет ловить уходящие тени потускневшего дня,
 поднимаясь все выше и выше
 по ветхим ступеням безмолвия,
 что будут дрожать невесомо
 под ногами преждевременно овдовевшей Осени.

 * Константин Бальмонт (1867 – 1942)


 ЖЕНЩИНА КОТОРУЮ ЛЮБЛЮ

 Женщина которую люблю
 Высока далека непостижима
 В недостижимости своей
 На себя непохожа
 Когда любит меня нежно-страстно
 Забываясь себя не помня
 И каждый раз влюбляясь в нее снова
 Я понимаю что она мне
 Просто снится


 ОСТРАЯ ГРАНЬ

 сабли в ножнах, мечи, ятаганы
 копья – утомлены
 стрелы достигли цели
 удалилось острое восвояси
 забылось железо до срока
 вдоволь насытившись кровью
 гнев сменяет усталость
 опустошенность
 в потускневших глазах самурая
 он взгляда не сводит с катаны
 в своих дрожащих руках
 он видит шествие крохотных гномов
 по острому лезвию бритвы
 они не боятся порезать ноги
 для них это – грань
 по которой идут миротворцы


 МИРАЖ

 Она движется плавно
 семенем
 одуванчика в легком воздушном потоке
 резко порывисто
 серым
 грифелем по рисовой бумаге
 она тает
 как воск на горячей свече
 как снежинка на теплой ладони
 как нежное облако в слезной лазури
 она просто сгорает в движении
 исчезая из мира иллюзий
 языком рыжего пламени
 отрываясь от корня
 от первоосновы
 отделяясь от стаи летит высоко-высоко –
 и ее уже нет испарилась
 как эфир из открытых парфюмов
 исчезла
 как мираж в жаркий полдень июля
 юной гейшей из призрачных снов


 ЛЮБОВЬ К ОКРУГЛЫМ ФОРМАМ

 смачный хруст плода запрета
 сочная мякоть арбуза
 тугие ягодицы под складками нежного шелка
 лоно женщины – кокон жизни
 глаза кормящей матери
 материнская грудь луны
 черный широкий зрачок:
 в нем страх и любовь и желание
 продления жизни
 себя в ней
 в любви в другом в ребенке в новом
 и старого солнца – сверхновой звезды
 смерть и рождение
 на горизонте океана причин
 пушистый кометы хвост
 и звездный бильярд
 малыш собирает бисер


 OBLIVION

 Покрывается семя плотью
 И расцветает тело
 И уста улыбаются солнцу
 И глаза наследуют небо
 И тело торгует плотью
 И наслаждается тело
 И забывает о небе
 И тихо плачет душа


 ОДИНОКАЯ РЫБА

 а где-то сейчас
 одинокая рыба

 тонет

 она
 разучилась плавать

 она
 потеряла веру

 ей не хватает
 воздуха

 она просто устала

 ждать


 30 000

 тридцать тысяч
 рассветов
 и тридцать тысяч
 закатов:
 так много
 чтобы научиться жить
 так мало
 чтобы научиться умирать


 ГИБЕРНАЦИЯ

 Мне очень не нравится
 заливное из осенних листьев
 под хрустящей корочкой
 прозрачного льда.
 Я терпеть не могу
 сопливый ноябрь
 переносчик вируса
 сезонной депрессии.
 Но холодный мистраль
 разбивает стекла моей души
 и поселяется в ней заражая меня
 синдромом безысходности.
 Листопаду вослед
 поочередно спешат
 незваные родственники
 с древнеримскими именами
 и неизменным девизом
 «голод не тетка
 а холод не дядька».
 И тогда я вишу в липком вакууме
 задыхаясь от кислородного долга
 и думая о том
 что лучше уж быть
 замороженным в жидком азоте.
 Вишу себе и вишу
 завидуя белой завистью
 синдрому гибернации
 американского козодоя
 чилийского опоссума
 и ёжика обыкновенного.
 Вот умнички!
 Спят себе тихонечко в анабиозе
 и переваривают лето
 переживая маленькую смерть
 почти в полгода
 и разговаривая во сне
 то с апрелем то с августом.


 ВОЗВРАЩЕНИЕ

 В этих переулках заблудилось лето.
 И вешние грезы тихо падают на тротуар
 желто-красной памятью.
 В этих переулках гуляет ветер, играя
 белыми листами простыней из медсанбата,
 на которых что-то написано рыжими пятнами.
 В этих переулках живут старые дворы,
 а во дворах живут дома,
 а в домах живут люди.
 Там по-прежнему испуганной птицей
 вылетает из окон детский плач,
 печальный голос скрипки
 и ругань старого моряка, который
 все еще не вернулся с войны... Ветер
 залетает без спроса в открытые форточки
 и сдувает пыль с пожелтевших фотографий,
 на которых застыло время.
 Полистав вечно алые паруса,
 забытые кем-то на кушетке мансарды,
 он улетает прочь, оставляя на память
 соленое дыхание уставшего моря и надежду
 на сезон бархата, который
 тихо ждет своей очереди в передней сентября.
 А чего, собственно, ждать?
 Весны, за которой придет зима?
 Или осени, после которой вернется лето?
 Так бывает, если листать книгу жизни с конца
 или возвращаться в родной город спустя полвека.