не будет теперь крови...

Не будет теперь крови, не будет и
объятий, скрываться от звуков, распарывать иглой строки тело.
Внемли
и это, чтобы с черного опрокидывало на белый

снег, искрошенный в дни,
поднимающий морду, на лапах
которого, в синеве зрачка просыпаются львы
безмолвия и покоя. Царственно стелется запах

от меня к тебе. Страсть –
розыгрыш любви, выпад
танца в иные моменты близости, так близко, что можно и украсть
солнце и затушить, всыпав

розгами души, чтобы плясать
и не плакать. Открываются преисподние
любви и ангелы начинают орать
на себя, на других. Сотни

миллионы их пропавших среди нас.
Другие в своих комнатах забытых
разбивают зеркала, их облик кровав и крив и спас-
ют то, на чём стоит метка пустых

и рваных сердец. Где края,
где обрыв, где платье неба? То,
во что ты завернулась тая
комки света. Черное пальто

на плечах звезд. И, кажется, что нет
расстояния, предела для вдоха от
меня к тебе, заворачивается свет
в кольца пятен, пиная в живот

холодный рассвет. Ты для меня гул,
звук, эхо. Отпечаток морских скал.
Ладонь, прильнувшая к сердцу. Накал
городских фонарей, маленьким мальчиком сжигал

я бумажные города. Плавал
между ледяных рук домов и крыш.
Желал, любил, мечтал, хотел
быть больше, чем он, но мышь

вела мою тень. Мы спустились туда,
где земля теряет ось и движения
её становятся жуткими. Вода
лишается дна и по её велению

выворачиваются наизнанку зеркала. Пусть
будет так, изначально я был один и сейчас
я один. Пусть всё так и не иначе, чьи уста
скажут «освободи», вычеркнув нас

из любых книг. Почему таким долгим
кажется мир, если в нём я сумел поместить
только крик? И не мне одному, а многим
достался этот проклятый голос, сумевший сгрести

хаос в капкан пустоты.