Трон из черного оникса. Астральн. хрон. 11

В беспредельной вечности есть только определенное количество сотворенных миров, и их очень много, но число их не бесконечно. И они погружены в необозримый океан миров не сотворенных, тех, которым еще только предстоит быть. Но ведь времени на самом деле не существует, по крайней мере в том привычном для всех убогом понимании...
И вот я снова потерял тебя в очередной раз за нашу вечную жизнь, и не было тебя так долго, что я уже не мог больше ждать и надеяться и стал искать...
Когда мы уже облетели на моей летающей лодке все миры — параллельные, перпендикулярные и совсем уже невообразимые, оставалось только одно, последнее средство. Идти на твой голос, зовущий меня так ясно, что слышал его не только я, но и сопровождавшие меня верные друзья, не пожелавшие оставить меня в полном опасностей поиске... И мы полетели на голос...
Это было непросто, ведь он для всех нас звучал как будто изнутри, или, может быть, со всех сторон, словно сам воздух едва слышно колыхался каждым своим атомом. И тогда я призвал на помощь сердце, применив старый-старый прием — горячо — холодно, точь в точь, как в детской игре. Кто бы мог подумать, что детские игры могут подарить самый надежный способ навигации в таких пространствах, где самые чуткие и мудрые приборы совершенно бессильны...
Летучий корабль дрогнул и, вначале медленно, а затем все увереннее поплыл, набирая скорость, а пространство вокруг начало неуловимо меняться, следуя за его движением. Мы смещались еще в одном дополнительном измерении, которого прежде не могли обнаружить. Миры и пространства, вместо того, чтобы сменять друг друга, расступались в стороны, а мы двигались между ними куда-то за изнанку всех миров...
Постепенно путь приобрел форму неровного провала, так похожего на тот самый тоннель, который видят умирающие в своем последнем полете... Только в конце него был не свет и не тьма, а что-то совсем не представимое — словом, ничего там не было, или просто не было видно...
Слои миров вокруг нас становились все мрачнее и пустыннее. Все чаще отблески багрового пламени осияли их таинственным мрачным светом, и жар, все более сильный жар волнами налетал на нас от «стен» этого мистического тоннеля, так что казалось, что мы спускаемся прямо в ад. И это было так похоже на правду. И ад возжелал взять с нас свою дань...
Голос становился все сильнее, и я уже различал отдельные слова, а то и целые фразы. Ты, как и я, уже не могла выносить такого долго одиночества, и звала меня, жалуясь так тоскливо, что сердце сжималось. Что-то в этом воплощении нам слишком долго не удавалось встретиться, а друг без друга жизнь казалась пустой и никчемной... Я не мог отступать, а друзья мои отказались вернуться, заявив, что нужны мне теперь особенно. И в самом деле — рельеф тоннеля стал совершенно уже невыносимым. Адские миры налетали на лодку с такой дикой скоростью, что изодранные куски пространства этих миров, которые именно и воспринимались нами, как «стены» провала в ткани вселенной, то и дело грозили врезаться в нас и разрушить наши надежды вместе с нашими жизнями...
Ох, и не просты же оказались мои друзья — и откуда только взялись в их руках эти полосы огненной материи, я даже не успел заметить. Но они вовсе не походили на пресловутые «световые мечи джедаев» из плохих космических боевиков... Просто от ладони вверх шла небольшая трещина в ткани мира, истекающая каплями жидкого огня и языками пламени, горящего так неторопливо, как будто в сильно замедленной киносъемке... И они пускали их в ход с потрясающей эффективностью, срезая и обрушивая еще глубже в провал грозящие нам гибелью острые куски встречных миров...
Но через некоторое время к звуку твоего зовущего голоса примешался другой звук, вначале довольно слабый, но постепенно набравший силу. Он превратился в рокот тысяч водопадов, обрушивающих свои воды в глубокую бездну с диким ревом. Материя «стен» дрожала от этого звука, зыбясь своими краями, как контуры всех предметов при сильном землетрясении, рвалась на огромные зубастые сталактиты, летящие на нас все быстрее и все в большем количестве. Мы теперь работали нашими огненными орудиями, как ветряные мельницы машут своими крыльями в сильную бурю, и не всегда успешно. Лодка все чаще сотрясалась от сильных ударов, но пока выдерживала, но — о горе! - нас становилось все меньше! То один, то другой из моих друзей попадали под удары налетающих раскаленных метеоритов, погибая. Мы даже не успевали их оплакивать, едва умудряясь поворачиваться лицом ко все новой опасности, лишь сердце горько плакало, удерживая в себе любимые образы, затмевающие собою образы летящих на нас камней... Настал момент, когда последние двое из моих спутников вместе с куском палубы провалились в огненный колодец, сгорев в расплавленной магме адских пространств... Я остался совершенно один, и уже не надеялся, что сумею пробиться к тебе... Но внезапно все стихло. Полуразрушенный, но не потерявший волшебной своей способности к полету, мой кораблик медленно вплывал в последний слой реальности... Он устало опустился на странную поверхность этого мира, и обгоревшие паруса его поникли на обугленных мачтах, как флаги моей любви, так и не сложенные на милость врага... Я ступил вниз, на огромные разноцветные плиты мозаичного пола, уходящие вдаль и пошел на твой голос. Далеко-далеко впереди странное мерцание влекло к себе полупризрачным светом, и какое-то антрацитово-темное пятно выделялось на его фоне...
Приблизившись, я увидел огромный трон из черного оникса, блестевший под лунно-белыми лучами, идущими от полосы тумана за ним. Но по мере того, как я приближался к нему, он почему-то уменьшался и приобрел вполне нормальные размеры, когда я оказался перед ним. Он был сделан, казалось, из самой тьмы, а отблески на его поверхности напоминали скопления далеких звезд в его глубине. Трон одновременно и привлекал и отталкивал, и я не смог воспротивиться этому притяжению. Ладонь моя легла на его поверхность...
Рокот страшного звука превратился в ужасающую вибрацию, и мир вокруг начал расплываться и распадаться на куски... Чудовищным усилием воли я собрал все куски воедино и отодрал руку от трона...Звук ослаб, но стал казаться более гармоничным и связным, а его рокочущие волны сплелись в низкий нечеловеческий голос...
«Здесь ее нет.»
«Я ее слышу, она рядом...»
«Нет, она дальше — там...»
«В этом тумане?.. Так я пойду и туда.»
«Это опасно. Там — те миры, которые я еще не успел создать. Они зыбки и не стабильны. Они могут меняться так сильно, что завтра сегодняшний день в каждом из этих миров будет совсем иным днем, чем послезавтра, а уж чем он станет через месяц, даже представить себе невозможно. Прошлое здесь также неопределенно и вероятностно, как и будущее.»
«У меня нет другой дороги. Я не могу не ответить на ее зов — ей невыносимо тяжко, и я должен быть рядом с ней...»
«Даже моя власть там призрачна и подобна моему собственному сну... Даже когда я стану помогать тебе там, эта помощь может оказаться совсем не такой, какую ты сможешь даже понять и ощутить, не то чтобы даже воспользоваться ею...»
«Ну вот видишь, ты все же не отворачиваешься от меня. Я попробую услышать тебя и там... Я не отступлюсь, она ждет меня и зовет, как я могу отказаться от собственного сердца и собственной души...»
«Я... не могу помешать тебе и силой заставить не ходить туда... Я ведь сам дал тебе свободу воли и условился не забирать ее никогда... Иди...Иди... И — еще... Есть один способ, который может одолеть все напасти и невзгоды на твоем пути в этой призрачной бездне... Попробуй хотя бы попытаться творить сам — все, что сможешь... руками, разумом, сердцем... Чудеса бывают, и может быть, ты сумеешь хотя бы приблизиться к способности творить миры...»
... Молочно-белый туман еще не созданных вселенных расступился и принял меня в себя... А голос твой становился все ближе...