Отпуск. рассказ

 
1.
   Выплакав на работе неделю отпуска - в филиале аврал, как всегда летом заказов на стеклопакеты море, народ зашивается, - Фёдоров быстро собрал снасти, взял месяцами собираемые в специальный чемоданчик необходимые излишества, покидал в машину пару свитеров, плавки, заколенники*, плащ-непромокашку и выехал из города. «Приеду - сразу в лодку» - пообещал он себе. Накупив в огромном супермаркете на выезде из города запас провианта, продолжил неблизкий путь. Четыреста километров – это два двойных диска. Фёдоров честно поставил заранее заготовленные для этого случая симфонии Генделя и выехал на трассу. Гендель не покатил. Хотелось чего-то. Чего же хотелось? Со вздохом оглядел стопку дисков и, уступив себе, зарядил Баховские фортепианные концерты. Да, лучше Гульда может быть только Гульд*… Мелькали поля, леса, нескончаемой лентой впереди машины бежала дорога…
   Последние четыре километра по просёлку, который и дорогой-то назвать нельзя. Каждый раз, трясясь в машине по выбоинам, клялся и божился привезти пару-тройку камазов с гравием и выровнять это безобразие. С другой стороны на соседнее озеро вон дорогу нормальную проложили, а через два года в нём рыба закончилась… Лучшее – враг хорошего.
Поселение из семи домов бодро сбегало к воде. Озеро - огромное, 12 километров в длину, зеркалом лежало в зелёной чаше.
   Подогнав машину к самому крыльцу ближайшего к берегу дома, Фёдоров заглушил мотор и сразу окунулся в блаженную тишину. Выпрыгнул в нагретую за день солнцем траву, взлетел на крыльцо, нашарил в тайничке ключ и отпер амбарный замок. Его ждали – всё было чистенько, постель застелена свежим бельём, на столе чашка, тарелки-ложки, размороженный и вымытый холодильник приветливо распахнул дверцу. За год на стенке появились большие офисные часы – привет от прежних постояльцев.
   Первое дело – чайник. Пока выгружал, пристраивал всё на свои места, расставлял в сенях удочки, сапоги и корзинку на случай грибов, чайник пришлось греть еще раз. Наконец расположился у стола с кружкой и утренними бутербродами – в машине он есть не любил. Окнами домик выходил прямо на озеро, под берегом росли три огромных клёна и стояло две баньки – старая деревенская с замшелой крышей и новая, укрытая со всех сторон вязанками тростника для пущего утепления – соседская. Сначала соседская банька раздражала – закрывала обзор, портила вид и вообще не положено у берега строения разводить. Но теперь как-то пообвыклось, вязанки вокруг стен высохли и мягко серебрились на солнце, сосед что-то конопатил, лазая по крыше, подкрашивал коньки ядовито-зелёным – в общем разводил деятельность. Наблюдать чужие труды, сидя с кружкой дымящегося чая в руках, было приятно.
Отрелаксировав часочек с дороги отпускник вооружился недавним приобретением – Olimpus* – и направился увековечивать впечатления. Беспорядочно, взахлеб фотографировал берег, небо, воду, соседский дом, «золотые шары» у крыльца, электрические столбы. Подносил камеру к траве и заглядывал цветам в самые чашечки. Дождавшись ухода соседа, увековечил сомнительную архитектуру помывочного строения с тростниковыми циновками. Деревенская банька удостоилась более пристального внимания. Высокая шиферная крыша, покрытая местами зеленым мохом, прятала под собой низенькие посеревшие бревенчатые стены, дверь с прибитой вместо ручки скобой и маленьким подслеповатым окошком. За пыльным стеклом в тёмных недрах угадывалась цинковая шайка и бутылочка из-под шампуня «Кря-кря» - загадочное наследство чьего-то детства. Эх, жалко, заперто. Там, наверное, можно поймать одинокий длинный солнечный луч, освещающий бок какого-нибудь корыта…
   Вдоволь нащелкавшись затвором, Федоров снял напоследок заходящее солнце, с удивлением обнаружил, что карта памяти на фотоаппарате заполнена и пошёл скидывать всё снятое за день на ноутбук. Послушал Дэллера*, пока компьютер добросовестно переносил файлы, и улёгся в кровать, потушив свет.
   Вначале тишина поглотила его, стрекот кузнечиков за окном приятно щекотал где-то на подсознании, вот уже увиденные за день картины замелькали перед глазами, как вдруг цивилизация настигла его в образе очнувшегося холодильника. Он грохотал, дребезжал, звенел кастрюльками и банками с тушенкой, он пел и урчал как голодный кот огромных размеров и при включении вздрагивал так, как будто собирался бежать из дома. Дождавшись наконец блаженной тишины, Фёдоров собрался было вновь погрузиться в сладкую дрёму, но встрёпанный с испугу сон не шёл. Вылезли откуда-то офисные часы и мерно застучали электроникой, зашуршал в углу мышонок. Полезли в голову мыслишки о работе, о каких-то мелких неприятностях, оставленных в городе… Стоп! Спать немедленно! Завтра с утра на рыбалку. Лодка, озеро, поплавок, красноперки…
   Интервал между включениями у холодильника составлял минут двадцать. Вздрогнув всем сердцем в пятый раз, Фёдоров успел уснуть в очередной период затишья. Человек не собака – ко всему привыкает.

2

   Ну конечно утреннюю рыбалку он проспал. Встал в десять, пока готовил завтрак, стриг бутерброды с собой, наносил воды из озера, накопал червяков; в лодку сел к полудню – самое неклёвое время, если кто не знает. «Ничего, посижу на воде, отсниму несколько кадров, опробую новшества» - утешал себя Федоров. Грести было приятно, Пелла* шла легко, будто сама, мимо плыли тростники, берега и облака. Выбрав место, бросил якорь, аккуратно колено за коленом выдвинул удочку, настроил глубину, нанизал извивающегося червяка, закинул его купаться и положил удилище рядом на скамейку.
   Открыл заветный чемоданчик и начал разбирать необходимые излишества. Сначала маленький газовый баллончик, на него установил горелку, на нее железную кружку. Пока кипятится вода, на свет появляется маленький калебасик* с бомбишкой*, пачка матэ* и баночка с фруктозой*. Такой емкости хватит часа на два, если постоянно доливать горячей водой. Ему давно уже хотелось бросить курить, а на озере сам Бог велел – так неприятно иметь спутниками собственные хабарики. Поплавок тревожно закивал – где-то под водой рыбка увлеклась нехитрой приманкой. Фёдоров стойко поборол рыбачий азарт – кувырнуть горелку со всем содержимым не хотелось. Рыбка ушла.
   Наконец справившись с приготовлениями, перезакинул удочку и принялся наслаждаться небом, озером, сонным покачиванием поплавка на рябенькой воде и чуть дымным вкусом напитка. Жаркий день в разгаре, рыба лениво стукнет червячка и отплывает, не обольстившись. Шуршит сухая троста, стрекозы голубыми привидениями появляются и исчезают, иногда неподвижно застывая на весле, на лодке, одна даже примостилась на поплавке. Плеер с собой взят, можно послушать что-нибудь из запасников, но от озера отгораживаться не хочется. «Надо будет в следующий раз взять с собой что-нибудь без наушников» - думалось лениво.
   Изведя без пользы за три часа банку червяков, Фёдоров засобирался обедать. Приплыл к родному берегу, обнаружил что ужасно жарко и стал купаться. Вода была тёплой, на дне песчаная тропинка, окруженная водорослями – в их гущу ступать было противно. Он оттолкнулся от дна и поплыл под водой с открытыми глазами, подмечая ракушки на дне и зеленые качающиеся пушистые стебли, которые тянулись со дна на поверхность, собирая по пути серебристые пузырьки воздуха. Вынырнув, он лёг на спину и лениво раскинулся на воде. Она держала и баюкала в тёплых верхних слоях. Выцветшее небо хранило лёгкие редкие облака, которые, казалось, так же лениво плыли на спинах и смотрели на свои отражения в воде и на Фёдорова. Он даже немного разочаровался, не увидев в небе отражения самого себя, покачивающегося на озерной глади среди облаков, с широко раскинутыми руками.
Вечерняя охота с фотоаппаратом, колка дров, ахи-охи при виде закатывающегося солнца, бесполезные попытки снять восходящую луну – надо еще почитать инструкцию к фотоаппарату. И вновь ночные страдания холодильника, часов и мышей. Спокойной ночи!

3
   Так проходили дни, полные одиночества и блаженной скуки. Фёдоров купался, удил, пару раз сходил в лес за белыми груздями и лисичками. Лисички он пожарил и съел, а вот с груздями пришлось повозиться. Груздь – гриб хитрый. Растет на острове во множестве, собирать устанешь, а оказывается по благородству равен белому грибу. Собрав у местных бабок рецепты соления грибов, Федоров сначала вымачивал их два дня в сменной воде, потом засыпал солью и выстраданными укропами, смородиновыми листьями и чесноком – ох и прижимистые соседки – поставил в холодильник. Другую партию – два ведра – он сварил и сложил в банку, пересыпав солью и пряностями. Она заняла почетное место рядом с первой.
Через день брал у местной владелицы коровы три литра молока, творог и сметану (сметану, правда, всего один раз – уж больно жирная, он ее молоком разбавил и с трудом сквасил). Огурцы бабки давали исправно - большие, пупырчатые и горькие как хина.
К холодильнику почти привык, не пугался так больше спросонок, часы почти не беспокоили, засыпал он довольно быстро и во сне видел ныряющий поплавок, собирал грибы и вообще продолжал активно отдыхать.
   Уже перед отъездом, за день до того, узнал от местных, как хороша рыбалка на спиннинг на рассвете, в пять утра - и заволновался. Так захотелось поймать крупных щук. Наладившись спать пораньше, уже в кровати мечтал о предрассветном тумане, о том как тихо свистнет разматывающаяся леска, как вёртко пойдет под водой блесна, за ней метнётся щука, мгновенное натяжение, вываживание, туго наматывается катушка и вот она, рыбина, под бортом, с трудом вытягивается в лодку… Спать, срочно спать!

   Холодильник снова взбесился, грохотал как тарантас на разбитой дороге. Нет! Так больше жить нельзя! Фёдоров вскочил с кровати, бросился в сени, разгрёб угол, вытащил туда своего упирающегося врага, протянул удлинитель, включил в розетку и захлопнул дверь.
Бросившись в кровать, прислушался, отметив со злорадством отдаленное обиженное ворчание изгнаннго чудовища и удовлетворенно закрыл глаза. Тут из небытия выплыл офисный будильник. Это не было приятное тик-так. Он произносил только «тик». И это раздражало своей незавершенностью. Федоров встал и вынул из часов батарейки. Снова лег и стал засыпать. Рыба проплывала мимо его сонных век, лениво шевеля плавниками и усмехаясь длинным ртом с мелкими острыми зубами.
   Успел он заснуть или нет, но вдруг страшный шум потряс весь его организм. В страхе неудачливый сновидец распахнул глаза и долго таращился в ночной мрак.
   Семейство мышей освоило освободившееся от холодильника пространство и теперь с гиканьем и улюлюканьями гоняло какой-то найденный трофей по полу. Дотащив что-то круглое, грохотающее, по полу до одного угла комнаты, они разворачивались и с песнями катили его обратно. У них был какой-то свой мышиный праздник. Швырнув в весёлую кампанию тапком, Фёдоров обреченно обвалился на подушку, успев подумать: «Не встать мне завтра на рассвете» - и провалился в сон.
   Естественно проспал. Встал он в одиннадцатом часу, мрачно побросал вещи в багажник,
сердито пнул в угол предмет очередных ночных страданий, оказавшийся грецким орехом, запер дом и поехал в город. Обломали его грызуны с прощальной рыбалкой. И только после того как озеро скрылось из зеркала заднего вида, счастливая улыбка стала проглядывать на его лице, вот он уже усмехнулся, вспоминая мышиную возню с холодильником, часами и мелкими домашними животными. Снова работа, город, суета и заботы. Увозит с собой из отпуска пару банок соленых груздей, вязанку сушеных окушков и пять гигов фотографий, которые можно будет целый год фотошопить, раскладывать по папочкам и хвастаться перед редкими друзьями. Прощай, озеро! Встретимся через год.


Заколенники - болотные сапоги
Гленн Гульд (Glenn Herbert Gould) - канадский пианист
Olimpus - марка фотоаппарата
Альфред Деллер (Alfred Deller) - английский певец, контртенор.
Пелла - гребная лодка
Калебас - сосуд для питья матэ
Бомбилья - металлическая или тростниковая соломинка с фильтром для употребления того же            
           матэ
Матэ - тонизирующий напиток из листьев и молодых побегов падуба парагвайского
Фруктоза - природный заменитель сахара