Городская лирика

Нервный парикмахер лезвием водил,
Он клиента в галстуке очень нервно брил.
Клиент из богатых топнул ногой.
Ты говорил, успокойся, родной.
Цирюльник ему горлышко вскрыл,
Он табуреткой клиента добил.

Опасный человек, этот твой Альфонс,
Вот уже пятый я слышу вопрос,
И чье же добро, квартира и дом,
Чья иномарка вон там, за углом?.
Ты его, доченька, утром гони,
Он очень опасен, он монстр внутри.

«Волга» и «Жигуль» мчались по прямой,
В споре шофер с дамой бухой,
Она обещала первой придти,
«Волгу» хвалила она по пути.
Но шустрый «Жигуль» ее обогнал,
Он залетел под большой самосвал.

Хищница блондинка в кабаке сидит,
Он за столом будто бы спит.
Но это не сон, это хитрость вы глазах,
Это коварность в синих очах.
Вот она, жертва, у стойки стоит,
Красивый, богатый у спонсора вид.

Камень с капусты пора бы убрать,
Камень мешает в ведерко набрать.
Но камень тяжелый, будто чугун,
Не может так весить камень-ревун.
Самородок бабка во дворе нашла,
Капусту она прижимала сама.

Разбитое сердце, слезы и стон,
В другую любимый, сказали, влюблен,
С другою встречается тайно супруг,
Теперь у него с любимою круг.
А эта жена ему, как кошель,
Она ведь богачка в трактире «Шанель».

Давай за ребро вещай врагов,
К казни в застенках палач уж готов.
Как вы посмели с бомбой придти,
Ведь вам доверял Гитлер в те дни.
Страшный крючок иссушит тела,
Крик еще с месяц услышит луна.

Давай в шоколаде яд поднесем,
Ведь у хозяина ночью прием.
Шоколад не каждый сразу отщипнет,
А вот та зараза, думаю, куснет.
Плохо ей станет в квартире большой,
Сдохнет она на ковре в выходной.

Нищенку эту в дом позови,
Щедро ее в тепле накорми.
Она на супругу похожа, поверь,
Она мне заменит потерю теперь.
В баню ее тащите скорей,
Оденьте халат любимой моей.

Смаковать не стоит, пей одним глотком,
А то ведь стоишь, как с молоком.
В тепле захмелев, прыгай в постель,
Тебя истязать буду, как зверь.
Если же выдержишь, шлюха, меня,
Будешь любимой мною всегда.

Двойка и тройка опять в дневнике,
Опять она хнычет с тетрадью в руке.
Не хочешь учиться, будешь пахать,
Будешь в колхозе картошку сажать.
Так что давай, подтянись, дочь моя,
Будешь ученой, как мама твоя.

Ракушку огромную сын подобрал,
Он перед мамой, сестрой ликовал.
В ракушке жемчужину папа нашел,
Он к ювелиру тут же пошел.
Жемчужину он оценил в миллион,
Был он взлохмачен и очень смешон.

Ты не поверишь, она не дала,
Катись-ка, сказала, сосед, от меня.
Хочешь меня, неси сто рублей,
Стопочку рому пред сексом налей.
А то обнаглел, приходишь пустой,
Приходишь вонючий и очень бухой.

Смерть он принял с рук злой вдовы,
С петлею пошел он душиься в сады.
Петлю она крепко связала сама,
Дернула даже ее раза два.
На яблоню он тут же залез,
Петлю оборвал тушей вконец.

Бывшие жены во сне матерят:
Давай алименты плати-ка нам, гад.
Восемь детей наделал стервец,
Ты – истязатель наших сердец.
Скоро мы все за тобою придем,
Мы твою хату в селе отберем.

Хулиган ревнивец за решеткой был,
Не прав он по пьяни с бабою был.
Теперь его точно засадит жена,
Он ведь избил бабенку вчера.
Теперь уж сосед спокойно придет,
Он перед сексом ей малость нальет.

Запах вина ворвался в избу,
Он говорил ей: «Стерва, убью.
Ты, говорят, изменяешь давно,
Все это ты делаешь мужу назло».
«Пошел бы ты к черту, злой импотент,
Иди-ка ложись во дворе на брезент».

Молоко, сметану мама увезла,
Думаю, днем она все продала.
Деткам она купит конфет,
Махорку закурит новую дед,
Папа чекушку примет с руки,
Бабушка сварит доченьке щи.

Он в «Ералаше» сыграл уж не раз,
Его узнают девчонки прекрас.
Он им автографы днем раздает,
Он фотографии в руки сует.
Теперь он забыт, он алкаш в кварталах
Его по ночам мучает страх.

Ледник оказался коварной бедой,
Теперь вот корабль лежит под водой.
Теперь ледники закрыли его,
Они охраняют туманное дно.
Там, в корабле, золото есть,
Там и в каютах девичья честь.

Горбатый урод замок купил,
Замок служанками он наводнил.
Теперь наблюдает за каждой в глазок,
Пишет для каждой у окон стишок.
Знает, что призрак скоро придет,
Каждую он замурует, убьет.

Собственный отшельник у царицы есть,
Есть у него под лохмотьями честь.
Он по владеньям ходит давно,
Доносы ей пишет и прячет в сукно.
Отпуск проводит на островах,
Имеет свой храм на дивных холмах.

Айсберг опять на платформу напал,
Он нефтевышку атаковал.
Тесно ему в просторах теперь,
Вот он и мечется в водах, как зверь.
Седьмую платформу уже он сгубил,
Жадных людей он давно не любил.

Убийство, так убийство – мне на все плевать,
Может перестану мелко воровать.
За каждую жертву сто тысяч дают,
Бывает, и премию в конвертах суют.
Киллер я, киллер, убийца и вор,
Короткий с людьми у меня разговор.

Беглецы торопятся, слышен уже лай,
Говорят, на острове тишина и рай.
Только по болотам над перейти,
Надо до острова группе дойти.
Если собаки догонят всех нас,
Нас всех повесит полковник Алмаз.

Стыдливую няню папа привел,
Он разговор на кухне с ней вел.
Он ее гладил по попе рукой,
Он угощал дикарку рукой.
Теперь мы бомжуем, мы жутко живем,
Наверно, мы няню ту проклянем.

Симфония, симфония, кругом одна тоска,
Зачем же я сюда с женихом пришла.
Культурою он решил поразвлечь,
Снял осторожно плащ с ее плеч.
Теперь вот она скучает в тиши,
А он увлечен музой любви.

К жуткому плану вместе пришли,
Мы голодали все эти дни.
Надо решаться, - папа сказал,
Он толстяка в гости позвал.
Мама его убила ножом,
Мы его съели, поджарив втроем.

Давай-ка, гиганта возьмем на троих,
Деньги заплатим, как за двоих.
Пусть он терзает пару во тьме,
Пусть ублажает дам на тахте.
Если он нас не насытит собой,
Столкнем мы с балкона гиганта весной.

Пять чудес на нервах, пять чудес на мне,
Кто же подарок прислал мне во сне?
Первого помню – он сильно дрожал,
Пятый, вспотевший, к утру убежал.
Да, этот миг очень хорош,
Не зря я вчера потратила грош.

Горец в горах свободой дышал,
Он из тюрьмы советской бежал.
Теперь он обрек для каверзной лжи,
Он не потерпит доносчиков тьмы.
Каждого гада он знает в лицо,
Каждому скажет он: здравствуй, кацо.