Караоке

«КАРАОКЕ»
 «Свобода одного человека заканчивается там,
 где начинается свобода другого».

Вася проснулся утром от неясного чувства. И чувство ли это было вообще? Он не знал. Но, что-то же заставило его открыть глаза….
Повернувшись на бок, Вася посмотрел на часы. Было восемь ноль две.
«Странно,- подумал Вася,- я обычно раньше двенадцати не встаю в выходные… Какая муха меня…»- но он не успел додумать эту мысль до конца, так как ощутил еще кое-что новое в своем теперешнем состоянии, и это самое новое уверенно давило ему на мочевой пузырь.
Мешкать было нельзя. Вася встал и пошел в туалет в одном тапочке, так как другого на его обычном месте обитания не оказалось.
В туалете было все как всегда,- холодные стены и пол, «белый конь» под «синим седлом»- оба такие же холодные, как и их «свита» из стен, труб и раковины.
Вася не любил ходить в туалет именно потому, что там было холодно после теплой кровати, хотя если задуматься, то он и сам понимал, что нельзя в принципе «любить ходить в туалет»,- туда может быть просто нужно. И все- таки ему отчетливо казалось, что он именно «не любит».
Он не стал включать свет. А зачем? Он и так знал наизусть каждые 5 сантиметров этой комнаты.
Когда процесс был запущен, Вася закрыл глаза и откинул голову назад, не то от удовольствия, не то от боли в затекшей шее. Теперь, когда глаза были закрыты, все его сонное еще внимание автоматически перераспределилось с приоритетом на слухе.
Из-за стены, оттуда, где жили неспокойные соседи, до слуха Васи донеслось ритмическое бумканье и какие-то неясные завывания.
«Что у них там опять?»- подумал Вася.
Вернувшись с кафельного холодного пола на теплые доски пола в комнате, ноги Васи молчаливо ликовали, зато уши давали явственно понять, что лучше бы он из туалета не выходил. Из-за стены, от буйных соседей, неслось теперь четкое и в два раза громче, чем было только что в туалете, «ундц-тудс-ундц-тудс» и пьяный дикий голос орал: «белые розы, белые розы,- беззащитны шипы…»
«Ё..аные соседи! Опять нажрались и поют своё караоке…»- пронеслось у Васи в голове. Вася всю свою жизнь работал в порту и поэтом не только говорил прямо, но и думал так, как говорит.
Он лег обратно в постель и, понимая, что возможность заснуть опять, хоть и есть, но очень маленькая и чахлая, взял в руки первую попавшуюся книгу из тех, что вчера принес из библиотеки. Ею оказался Мураками.
-Чего это меня вчера на Японию потянуло…- сказал он даже не столько себе, сколько какому-то невидимому собеседнику.
Он открыл книгу и стал читать:
     «Я родился 4 января 1951 года. В  первую неделю первого  месяца  первого года второй половины двадцатого века.  Было в  этом  что-то  знаменательное, поэтому родители назвали меня Хадзимэ  <В переводе с японского - "начало">. Кроме  этого,  о моем появлении на  свет  ничего  особенного не  скажешь. Отец работал  в крупной брокерской фирме, мать - обычная домохозяйка. Студентом отца взяли на фронт и отправили
в …»
За стеной вдруг оглушительно заорали динамики и пьяный соседов голос завопил что есть силы о том, что он желал бы где-то так на неделю уехать отдыхать в местечко под названием Комарово. Причем сосед выдавал это заявление с такими руладами и переходами, что ему позавидовал бы сам Юрий Антонов,- услышь он этот «ремикс».
«…Дом, где жила мать, сгорел дотла в последний военный год  при налете "Б-29". Их поколению от войны досталось по всей программе. Впрочем,  я появился  на  свет,  когда  о  войне уже  почти  ничего  не напоминало. Там, где  мы жили, не  было ни выгоревших руин, ни оккупационных войск. Фирма  дала отцу жилье в маленьком мирном  городке  -  дом  довоенной
постройки, слегка обветшалый, зато просторный.  В саду росла  большая сосна, был даже… (музыка за стеной стихла) …маленький пруд и декоративные фонари. Самый  типичный  пригород,  место  обитания  среднего  класса.  Все мои одноклассники, с которыми я дружил,  жили в довольно симпатичных особнячках, отличавшихся  от  нашего  дома только …»
За стеной дико завыл нестройный хор, состоящий из соседа, его жены и кого-то еще, кого Вася не знал, повествующий о «лаванде, горной лаванде».
     - Вот суки, бл..дь!- пробухтел Вася,- зае..али вы уже своей лавандой!
     «…Отцы моих приятелей по большей части служили в разных  компаниях или были  людьми  свободных  профессий. Семьи,  в  которых матери работали, попадались очень редко. Почти все держали собаку или кошку.
Знакомых из многоквартирных домов или кондоминиумов у меня не  было. Потом я переехал  в  соседний  городок, но и там, в общем,  наблюдалась  та же самая картина. Так что  до поступления в университет и переезда в Токио я пребывал в  уверенности,  что  люди  нацепляют  галстуки  и  отправляются на  работу, возвращаются  в  свои особнячки с  неизменным садиком и  кормят какую-нибудь живность. Представить, что кто-то живет иначе, было невозможно.
     В  большинстве  семей  воспитывали по  двое-трое  детей  - это  средний
показатель для мирка, где я вырос. Мои друзья детства - все  без исключения, кого ни  возьми  - были …»
  - Да что за ё..аный в рот!? – (из-за стены сосед ором вопрошал других соседей и Васю в частности: «отчего так в России березки шумят?..»)
  - Это не берёзы шумят, а ты, гнида казематная, шумишь – спать людям не даёшь…- заорал Вася на стенку, из-за которой донёсся до его слуха соседов вопрос.
  «…Я очень хорошо помню ее  (да, это  была  девочка). Мы подружились, болтали  обо  всем на  свете и прекрасно понимали друг друга. Можно даже сказать, я к ней привязался. Звали ее Симамото. Сразу после рождения она переболела полиомиелитом  и чуть-чуть приволакивала левую ногу.  Вдобавок  Симамото перевелась к нам  из другой школы - пришла уже в самом конце пятого класса. Можно сказать, на нее легла тяжелая  психологическая нагрузка, с которой мои проблемы и сравниться не могли. Но непомерная тяжесть, давившая на маленькую девчонку, лишь делала
ее  сильнее  -  гораздо  сильнее  меня.  Она  никогда  не  ныла,  никому  не
жаловалась.  Лицо ничем  не  выдавало ее  -  Симамото всегда улыбалась, даже когда  ей  было  плохо.  И  чем  тяжелее,  тем  шире  улыбка.   У  нее  была необыкновенная  улыбка.  Она  утешала, успокаивала, воодушевляла меня, будто говоря: "Все будет хорошо. Потерпи  немножко -  все пройдет". Спустя годы, я вспоминаю ее лицо, и в памяти всякий раз всплывает эта улыбка. Училась Симамото хорошо, относилась ко всем справедливо и по-доброму, и в классе  ее признали. Я же был совсем другим.  Впрочем, и ее  одноклассники вряд ли так уж любили.  Просто не дразнили и не смеялись над  ней. И, кроме меня, настоящих друзей у нее не было. Может,  она  казалась другим ученикам чересчур спокойной и  сдержанной.
Кто-то,  верно,  считал  Симамото  воображалой  и  задавакой. Но мне удалось разглядеть за этой внешностью нечто теплое и хрупкое, легкоранимое. Оно, как в прятках,  скрывалось  в этой  девочке и надеялось,  что со временем кто-то обратит на него внимание. Я вдруг сразу уловил такой намек в ее словах, в …»
    -«Убе-е-е-е-ей меня-я-я-я-я!!!»- пел за стеной сосед во всю глотку очередную песню,- на этот раз,- группы Сплин.
Вася привстал и сел на кровати, тупо глядя перед собой. Раскрытый томик Мураками лежал на одеяле рядом с ним и качал страницей.
    - А что, это мысль…- вдруг сказал Вася, затем, неторопясь и почёсывая спину, встал с постели, подошел к шкафу и достал топор…

                2 фев. 8