Гражданская лирика

В вонючей канаве  храпел мужичок,
Супруга кричала: «Вставай, дурачок.
Может в карманах еще что-то есть,
Деткам ведь дома нечего есть.
Зачем ты с зарплатой вошел в кабачок,
Кто тебя сбрсил в пахнущий смог?»

Солнце туман растопило совсем,
Теперь вот жара донимает у стен.
Пора бы нам с лавочки шлепать домой,
Пора бы ставить тут выходной.
Дети и внуки уже заждались,
Такая вот наша старушечья жизнь.

Господин хороший, поцелуй меня,
Я ведь красивая в свете огня.
Можешь домой меня увезти,
Можешь в карете прижать по пути.
Утром на лошадь денежку дашь,
Дом ведь ждет пахарь-алкаш.

Без друзей, прошу, ты ко мне не входи,
Ты мне один нужен в тиши.
Друзья-алкоголики, им бы вино,
Им бы меня ущипнуть заодно.
Если стесняешься, с мамой приди,
Может сосватаешь девку любви.

Слугу полюбила богатая стать,
Пришла к нему ночью, легла на кровать.
Слуга испугался, он сильно дрожал,
Он понимал, с кем дружбу держал.
Давай-ка, люби, - шепнула она,
Я тебе денег на дом принесла.

При гонце ни слова, лучше помолчи,
Гонец донесет намеки любви.
Дай ему лучше пакет с сургучом,
Пусть он летит, махая мечом.
Там ему царь отрубит башку,
Ведь он ненавидит пустую строку.

Напыщенный юноша грудь целовал,
Крестьянку навозную он обнимал.
Ох, и красива девка зари,
Стоны и слезы прося любви.
Завтра он в замок ее поведет,
Там он служанкой ее назовет.

Свинину ему подали с лапшой,
Ешь, говорили, лапшу, дорогой.
Он, как баранину, мясо-то съел,
Он и лапшу руками доел.
Аллах его ночью петлей задушил,
О полумесяцу грех не простил.

Груши и яблоки вновь подают,
Вот уже месяц фрукты суют.
Хочется мяса открыто поесть,
Хотел бы услышать с лапшою он лесть.
От фруктов он силы уже потерял,
Он даже нюх к любви растерял.

Плутовка вновь ягоды мне подает,
Даже сама в рот их сует.
Я возбуждаюсь, я просто горю,
Я день и ночь плутовку люблю.
Удрать бы мне надо скорее домой,
Не то я подохну на хуторе в зной.

Белые лебеди кружат в пруду,
Теперь они точно в зимнем плену.
Надо помочь и согреть их собой,
Надо в сарай загнать их зимой.
Пусть до весны радуют глаз,
А я напишу про них свой рассказ.

Жареную семгу подавай с вином,
Подавай и бабу, но только на потом.
Видишь, ревизор недоволен мной,
В бумагах опять видит разбой.
Ты угощай и ласкай его, брат,
Я не хочу в зону назад.

Бедный желудок, урчит и урчит,
Сегодня во тьме он очень сердит,
Сегодня понос измучил меня,
Я ненавижу его и себя.
Кто-то «Пургену» мне сунул в стакан,
Кому-то не нравился злой уркаган.

Ох, и доспехи мне бабка дала,
Бери, говорила, их навсегда.
Эти доспехи враг не пробьет,
Их наконечник стрелы не возьмет.
Дед с войны вернулся живым,
Он был обязан доспехам стальным.

Таймень не давался, он бился в воде,
Удочку гнул на узкой реке.
Где-то с полтинник, кажется вес,
Такой вот попался на мышку балбес.
Этим тайменем я всех удивлю,
Я всю деревню вином упою.

Насильник король насиловал баб,
Никто не вернулся в деревню назад.
Утром насильник жертву душил,
В огромном котле бабу варил.
Стая собак кружилась у ног,
Вот так избавляться от трупа он мог.

Иду с олигархом по лунной Тверской,
Иду, ковыляю с какой-то тоской.
Вроде мужик на вид-то хорош,
Даже бросает от ласк его в дрожь.
Но только духи убивают меня –
Запах слащавый от мертвого я.

Редкий облом в далекой стране,
Меня обложили поганцы везде.
Здесь не сработал лукавый мой план,
В кармане сработал ржавый наган.
Теперь вот по следу солдаты идут,
Меня по крови они точно найдут.

Бешеную бабу друг мне подогнал,
Деньги за стерву он пропивал.
Денег не жалко, пусть их пропьет,
Даже не жалко, если порвет.
Ну как мне избавиться от этой теперь,
Кому подарить ее без потерь?

Такой вот судьбе покорился уже,
Теперь вот живу с наркотой в мираже.
Вены исколоты, сердце болит,
Голов чугунная по ночам не спит.
Мне ведь всего двадцать годков,
А кажется, что прожил пять веков.

Личная жизнь совсем умерла,
Я одинок, и плачет она.
У ней третий брак, у меня уж седьмой,
Что происходит с жизнью такой?
Что же мы ищем в этой судьбе,
Зачем же стираем мы грани в семье?

Ударь, ну, ударь, - просила она,
Пусть муж увидит два синяка.
Я перед ним в избе разревусь,
Я своих деток не постыжусь.
Он мне поверит, он ляжет со мной,
Он расцелует избитую в зной.

Черная птица бьется в окно,
Клюв окровавлен уже у нее.
Что за беда мчится сюда,
Кто похоронку везет без стыда?
Черная птица упала на снег,
Шепнула мне в ухо: беги, человек.

Крепче держи, не жалей ни о чем,
Ты ведь сегодня с горячим конем.
Будь осторожней с невестой в мешке,
Смотри, не сломай ей нос в темноте.
А то на смотринах тебя проклянут,
Ее же обратно домой отвезут.

Чужая родней и ближе, поверь,
Хоть я и пьянь и загнанный зверь.
Меня и напоит, накормит она,
Со мной и приляжет она до утра.
Своя же жена истерикой рвет,
Неделями дома в подушку ревет.

Дикое поле срослось с коноплей,
Тут не засеют пшеницу весной,
Тут и солому домой не свезут,
Тут трактора, дымя, не пройдут.
Тут наркоманы живут в шалашах,
Они анашу увозят в мешках.

Любую башкирку замуж возьму,
Будет она варить своему,
Научит меня по-башкирски писать,
Буду стихи на родном сочинять.
Тогда меня примут в круг земляки,
Стану поэтом широкой души.

Света ему не хватает теперь,
Теперь он в пещере прикован, как зверь,
Теперь его бьют, пытают огнем,
Требуют выдать друга живьем.
Нет, он во мраке вздернет себя,
Но друга не предаст он никогда.

Теперь автомат поможет ему,
Ведь он не вернется в сырую тюрьму.
Не зря он охранника ночью убил,
Не зря он в тайгу по тропе уходил.
Теперь он собак не подпустит к себе,
Он всех перебьет их в знакомой тайге.

Царевна-лягушка крестьянкой была,
В избушке она каравай испекла,
Мужа ждала, дверь приоткрыв,
Ждала с нетерпением, столик накрыв.
Ночью на троне сидела она –
Такой вот царица загадкой была.

Индейцам скажи, пусть уходят в рассвет,
Теперь им на родине места уж нет.
Здесь мы построим рудник большой,
Страну обеспечим железной рудой.
Если они на нас нападут,
Их наши солдаты догонят, убьют.

Метелица дом остудила в руке,
Теперь невозможно глотнуть ром в тайге.
Придется под мышку ром затолкать,
Придется навстречу ветру скакать.
Если живым вернусь в городок,
Отброшу в сторонку последний глоток.

Дом хозяина не ждет, там уже другой,
Заселился, говорят, там хмельной разбой.
Вечером грабеж и крик,
С ружьем погибает сторож – старик.
Хозяин, прослышав про смуту в избе,
Другой себе дом купил на селе.