Иронические стихи

Давай музыкантов быстрее зови,
Пусть доиграют они до зари.
Видишь, вон драка уже началась,
Вон недовольно сопит наша власть.
Музыка их успокоит, поверь,
В душе заиграет ласковый зверь.

Стекла побиты, нету вещей,
Нету печи и нет кирпичей.
Сволочь супруг все же пропил,
Стекла со злобы ночью побил.
Теперь без печи хата пуста,
Теперь не нужна пауков суета.

Доски украв, он поехал домой,
Дома поссорился с дерзкой женой.
Супруга донос накатала со зла,
Мол, он с досками приехал сюда.
Три года влепили воришке за все,
Теперь он на зоне пилит бревно.

На войну, так на войну – нам уж все равно,
Нас ненавидит квартальное зло.
Там с автоматом на горцев пойдем,
Всех до рассвета в горах перебьем.
Вернемся с деньгами, будем кутить,
Будем девчонок наших любить.

Пышная дама купила его,
Купила бродяге шляпу, пальто,
Домой привела, усадила за стол,
В руки дал саамы жирный мосол.
Теперь, говорила, меня возлюби,
Со мною пять лет в тиши поживи.

Повеситься хочет пьяный мужик,
Он под сосною по травке скользит.
Петля из шнурков очень слаба,
Дождик уносит куда-то слова.
Лучше он завтра вздернется днем,
Чем принимать муки с дождем.

У порога дрянь громко ревет,
Она мне втихую деньги сдает.
На, говорила, сходи в магазин,
Выбери там одну из корзин.
Продуктов побольше семье накупи,
Меня, проститутку, путем схорони.

Покупатель сунул водочку в карман,
Вдруг затрещал у воришки карман.
Там и консервы, там и грибы,
Там и баночка сладкой воды.
Мужчина охранник за ноги тряс,
Что там еще? – кричал лоботряс.

Лошадей давай, вдоль реки гони,
Тебя не поймают днем казаки,
Они конокрадов ловят во тьме,
Они убивают их саблей в воде.
А днем конокрада станица не ждет,
Знают, что цыган к ним не придет.

Черт побери, опять он пришел,
Что он с ума совсем уж сошел?
Муж ведь в предбаннике громко храпит,
Может супруг, претворяясь, не спит?
А этот все шепчет: давай и давай,
Трусики быстро, соседка, снимай.

Свечи зажги лунной рукой,
С телом моим малость постой,
Вспомни деревню, клятву любви,
Вспомни подружку юной зари.
Меня похоронишь у тех же берез,
Уйди под луной, но только без слез.

Гордый светильник свечу не принял,
Он ее корпусом в тьме не обнял.
Ты, говорил, из крестьянских кровей,
Ты желтоликая, ты из степей.
Мне дворянину свежесть нужна,
Очень по нраву мне белизна.

Все для урожая, даже пепел тел,
Эту ведь золу он в стихах воспел.
Эта зола дает урожай,
Летом три раза ее собирай.
Крематорий рядом, он всегда дымит,
Труба за поэтом днями следит.

Топором он церковь выстроил селу,
Слышал он часто людскую хвалу.
Приехал священник, церковь занял,
Мастера матом с крыльца прогонял.
Мастер от горя тут же запил,
Он самогоном себя умертвил.

Дождик, мой дождь, не стучись ты в окно,
Не надо спасать мое падшее дно.
После стакана я вздернусь теперь,
Вскоре мой гроб вытащат в дверь.
Ты же на кладбище, дождик, приди,
Ты по могилке моей постучи.

К буйному ветру мысли ушли,
Там мое «Я» на веревке нашли,
Там мой скелет в призрачном сне,
Там одинокость танцует на пне.
Там черновик, как судья за столом,
Там безысходность, там нервы кругом.

Хмель и отрада в кривых зеркалах,
Там одинокость, там вечности прах.
Только туда хочу я войти,
Там и оставлю земные следы.
Не на да искать мое дивное «Я»,
В строках моих найдете меня.

В ознобе мороз по коже бежит,
Кто-то ко мне со смертью бежит.
Опять под запретом дыханье мое,
Опять не дают взглянуть мне в окно.
Но как же писать, как же жить в темноте,
Ведь я не смогу стать великим в стране.

Вишневая «девятка» мчится по прямой,
Шофер за рулем совсем никакой,
Он безразличен к судьбам других,
Он одинокий, он просто псих.
Он под «КАМАЗ» стремглав залетел,
Он больше жить на земле не хотел.

Городок пустой в утренней заре,
Нету прохожих в сквере нигде.
Бомж одиноко сосет «солнцедар»,
В горле пропащего сильный пожар.
Он властелин, он сегодня творец,
Он не стеснялся прохожих сердец.

Кружева осенние убегают вдаль,
Там их ждет на корточках синяя печаль.
Круг осенний собран, надо говорить,
Надо во владеньях еще день творить.
Хмуростью пахнет туман за рекой,
Он не согласен с судьбиной такой.

Мысли пора свои продавать,
Ему ведь охота сытно пожрать.
Стыдно бутыли искать на Тверской,
Давно надоел уж нищенский зной.
Книги он выложит днем на скамье,
Он человеком станет в Москве.

Глупый ты мой, перестань, не ревнуй,
Лучше меня ты в тиши поцелуй.
Ты на красивой женился, любя,
Свадьбу назначил в конце октября.
Теперь ты меня ревнуешь ко всем,
Как же нам жить дальше и с кем?

Черным глазам доверил свой кнут,
Теперь меня в таборе часто секут.
Секут только женщины в скрытной тиши,
Секут, улыбаясь, и их малыши.
С каждым ударом дарят любовь,
Дарят в оргазме невинную кровь.

Дворянская стать по зоне прошлась,
Воды родниковой в лесу напилась.
Первую ходку вспомнила вдруг,
Вспомнила чутких в бараке подруг.
Горько рыдала над номером пять,
Ушла незамеченной в вечность опять.

Давай-ка, наследство разделим, браток,
Ведь я нищета и ты с ноготок.
С ростом твоим далеко не уйдешь,
Ты откровенностью дело убьешь.
Я же пять ходок имею уже,
Я не простак в разгульной Москве.

Хозяйству хана, баня вразброс,
Нашел водяной по дешевке насос.
Старый домишко сосед разобрал,
Н самогон с ведро обещал.
Мама моя прокляла мой удел:
«Ты бы , сынок, лучше сидел».

При дворе, при троне он сильнее был,
Теперь по течению жизни он плыл.
Теперь он в фуфайке тянет осла,
Он из страны сбежал навсегда.
Зря революцию он восхвалял,
Зря разворовывать все разрешал.

Ты старомодный, неряшливый хам,
Зря ты при мне щупаешь дам,
Зря обещаешь под вечер придти,
Зря обещаешь в спальню войти.
Я за тобою хожу по пятам,
Я твой удел никому не отдам.

В гнезде я заначку прятал всегда,
Там у меня банка была.
Ни ветер, ни дождь не замочат рубли,
Теща гнездо не увидит снутри.
Сорока-воровка банку нашла,
С рублями она на рынок пошла.