Уценённая жизнь

Уценённая жизнь


***
Срывалась жизнь, как голос у подростка,
Как стебелёк, как камень, как звезда,
Срывалась просто так – обыденно и плоско,
Срывалась… и летела  в никуда.

Чем дальше в лес, тем искушённей души,
Чем глубже в сон, тем ближе до рассвета,
Язык немеет, остаётся – слушать
И ждать – неочевидного ответа.

О том, как жизнь, срываясь и плутая
В лесу, во сне всё что-то ищет, чует,
Но не находит… и, как льдинка, тает,
Сама себя нещадно четвертует.

На чувства, мысли, на слова, на звуки
Зачем-то делит всё, ревниво разделяет,
И терпит, сносит неземные муки,
И – этой мукой – в вечность прорастает.





***

Шаг вперед – шаг в будущее или шаг в пространство?
Право, тут можно и растеряться,
Если, конечно, это не шаг под едущий поезд,
Это уже не шаг, а взлет, на нём обрывается повесть
Жизни, дошедшей до точки кипения ртути.
Всуе не стоит стенать о последней минуте,
Но без повода никто не шагнет с перрона,
И не ринется в пропасть с отвесного склона.

Значит – всегда есть причина и есть начало,
Но вряд ли оно там, когда мать на руках качала.
Тогда – все невинны, чисты, как ластик,
Младенцы – почти христы. Младенцы – мудрее страсти
Сжигающей жизнь, как капля съедает железо.
Разрушение – разве что в искусстве полезно,
Но вопрос в таланте. Талант – от Бога,
Хирургия бессильна в случае с ухом Ван-Гога.

Что значит – шагать в ногу со временем?
Может это – об Анне Карениной?
Её случай – хронический в прямом смысле.
В нём Хронос ломает пространство и числа.

Больше не будет шагов в пространство.
Суть конца – постоянство.


***
Не спрашивай, по ком звонит колокол…
Джон Донн
Руки опускаются…
Ручка опускается
На лист.
И давай он каяться,
И давай он плакаться
На жисть.

У него в загашнике
Свечи непогашены
Былых подруг.
А ему всё дО черта
Душу пропил дОчерна.
Был да потух.

Окна все зашторены,
Чувства все зашорены,
Штормит душа.
Жил да жил застольями,
А проснулся поутру –
- ни шиша.

Руки опускаются,
Каин – не раскаялся,
Отпой, Джон Донн.
В это утро мрачное
Над землей разносится
Колокольный звон.

***
Занавесь все окна. Выключи свет.
Не надо музыки. Просто посиди в темноте.
Вспомни всех, кому говорил сегодня «привет»,
И подумай о том, близки ли тебе все те,
Кого встретил сегодня, кому улыбался, и с кем шутил.
Кому строил глазки, и кому ты плевался вслед.
Вспомни всех, кого ненавидишь,  кого простил,
Будь то это даже твой вечно пьяный сосед…

Твой сосед, что за стенкой всю ночь гудит,
Запивает дешевую водку сырой водой,
Балагурит, кричит, до обеда спит,
Спит один, без жены – он расстался с женой.

Вспомни брата, отца и родную мать,
Которых не видел уж  третий год,
Уезжал – обещал звонить, навещать…
Хоть бы хны! Закопался как в землю крот.

И сидишь в норе, только дни бегут
И летит душа мотыльком на свет…
«Мама, мамочка, это я, привет!»,
Номер занят… или мамы на свете нет.

Всё одно: опоздал, упустил, проспал,
Невесёлый расклад, как в плохом кино,
Ты в стоп-кадре, как в глине тяжелой встрял,
И не светит тебе ни одно окно.

А сосед, как назло,  всё одно поёт,
Набухался -  и ну голосить, как чёрт,
Про трамвай, что уже никогда не придёт,
И про всех, кого дома никто  не ждёт.

А на улице гулко гудят провода,
А на улице ночь и прохожих нет.
Только в небе мерцает твоя звезда,
Обещая надежду на новый свет.               
 
Значит - будет утро, сосед уснёт,
Чтобы снова встать и шары залить,
Будет новой жизни исходный счёт,
Можно будет снова пытаться жить.


***
Хотя, если подумать, всегда есть выход,
И каждый вдох таит в себе выдох.
Пора перестать покупать одежду навырост.
Роста уже не будет. Один лишь выхлоп.

Роста уже не будет. Сними с косяка линейку.
Буксиру не хватит соляры стать кораблем линейным.
Всё-то мы знаем, но каждый мечту лелеет,
Пусть в глубине души, но каждый – такое племя.

Такое вот племя людей. Венцов (венцов ли?) творенья,
С надеждой глядящих вперед (насколько хватает зренья),
Но будь ты хоть гением, прачкою или царем
Взгляд всё равно упирается в окоём. 

Вот так и живем, а потом уходим в рассвет,
А может – в закат, но разницы, в принципе, нет,
Разница есть только здесь, только здесь и сейчас,
А после – играем не мы. Играют нас.





*** Е. Ш.

Поезд мчится из точки «И» в точку «М».
В поезде я. Сижу и ем
Лапшу «Доширак» и смотрю в окно.
И поскольку ночь – за окном темно.

На верхней – грозно храпит сосед,
Напротив дама – тридцати с лишним лет
Упорно читает Донцову, как будто ей
Экзамен сдавать летней сес-сией.

Иркутск всё дальше. В Иркутске ты.
Пытаясь уйти от своей пустоты.
Вернее, от пустоты меня рядом с собой,
Занимаешься всякою ерундой.


А я методично жую лапшу.
И себя никогда, никогда не прощу,
Что всё и дальше и дальше моё окно,
И поскольку разлука – за окном темно.


***
Пусть сердце в груди в двери к Богу стучится,
Но разум страшится услышать ответ,
Что в миг, когда смертная дверь отворится,
Окажется вдруг – что Хозяина нет.



Бывший интеллигентный человек

-1-

Все мы – интеллигенты, от пяток до седин,
А вот сидит и курит немытый гражданин.
Он прогулял полжизни, костюм его помят,
А мы, интеллигенты, стыдливо прячем взгляд.

И каждый помышляет о чём-то о своем,
Когда судьба  нас сводит на улице с БИЧом.
Тупое сокращенье, абсурдное, как смерть,
С таким обозначеньем – недолго помереть.

От голода, от страха, от ложного стыда
Или когда нагрянут большие холода,
А нет одёжки зимней – (дом по весне сгорел),
И гражданин бедовый остался не у дел.

Жена ушла к другому, с квартирой, при деньгах,
А он – остался с носом, короче, в дураках.
И при таком раскладе интеллигент былой,
Зацокал в арьергарде подошвою босой.

Теперь сидит и курит дешевенький бычок,
Ведь мы – интеллигенты, а он простой бичок.


-2-

Под рев автомобилей, неровный гул сирен,
Она плетется скромно – нелепый манекен,
Однако не обновки  надеты на неё -
Платок, замшелый ватник, а в принципе – рваньё.

Она идёт понуро – в руках пакет висит,
В пакете банки-склянки, чтоб был ребенок сыт.
Ещё с десяток тары – и будет хлеб да соль,
Обиды – позабыты. Осталась только боль.

Она идёт и видит коммерции оскал,
И стекла модных тачек – лишь в качестве зеркал…




***
Ночь. Бегают кошки. Серые.
Ночь. Светят фонари. Красные.
Ночь. Девушки стоят. Продажные.
Ночь. Шаги. Взгляд. Вожделение.
Гопники. Кожа. Кепки. Поколение.
Бар. Водка. Закуска. Опьянение.
Ночь. Дом. Родители. Наказание.
Перегар. Сон. Мечты. Воспоминания.
Провода. Ток. Ампер. Гармонические колебания.
Электрики за окном. Пьяные. Суицидальное.
Разбудили. Электрики – суки. Пробуждение.
Мороз. Клены заиндевелые. Корявые.
Утро. Мерить шагами жизнь. Табакокурение.
Вот так и живу.
А потом пишу. Стихотворение.


***
в темноте каждый дом – Вавилон
освещается сотнями окон
любопытство – порок
но любой инородный шумок за порогом
заставляет мигать домоседов
ресницами окон





АМБИЦИОЗНЫЙ МАЛЬЧИК

-1-
Как Шлиманн, нашедший Трою,
Роюсь в песочнице я,
Да только вот что ни отрою,
Не в силах восславить меня.

Я пару какашек надыбал,
И несколько веток кривых,
Но чтобы прославиться в свете,
Увы, недостаточно их.

Копал я три дня и три ночи,
Искали меня всем двором,
Пока я совком, что есть мочи,
Орудовал словно кайлом…
-2-
Сидел я на дне котлована,
Сидел я и плакал навзрыд,
Над тем, что я как ни старался,
Но так и не стал знаменит.

Обиженный жизнью и почвой,
И неблагодарной судьбой,
Я вылез, кряхтя, из песочницы,
И вяло поплелся домой.
-3-
Вставало рассветное солнце,
И крыши горели огнем,
А папа, зардевшись от злости,
 Ходил мне по попе ремнем.

Стоял я, немой, как сардина,
И план в голове моей зрел:
Я завтра взлечу на качелях,
Как Юрий Гагарин летел!!!



***
-1-
Помню, мы были близки.
Возможно, я даже любила.
По крайней мере,
Хотела от него ребенка.
Разве это – не одно и то же?
-2-
И был месяц нисан,
И солнце светило ярко,
Так ярко, как может светить
Только любовь.
-3-
Мы с ним планировали,
Женимся, родим дитя,
Ребенка,
Девочку ли, мальчика –
- не важно.
Важно, что по любви.

-4-
Он был одним из
Апостолов при Христе,
И я, дура, ревновала,
Что он любит
Больше Его, чем меня.
-5-
Потом он пропал.
Не знаю, где был.
Может, деньги зарабатывал.
Раньше еще сказал:
Найду деньги –
заживем по-новому.
-6-
Прибежали подруги,
Сказали: висит,
А ты, дура, беги! – сказали,
Камнями забросают –
Сказали.
И я побежала,
Бежала
Прочь,
В ночь,
С дитем Иудиным
В чреве.

***
История банальна,
История такова:
Мой друг утюг,
На старости лет,
Не столько по любви,
Сколько от отчаяния,
Влюбился в крышку чайника.

Ревнивый чайник,
Мужчина-буян,
Был обижен и разгорячился.
В итоге – утюг кипятком облит,
Крышка – вернулась к ревнивцу,
Любовная лодка разбилась о быт.

На кухню зайди,
Увидишь интим:
Чайник кипит, аж брызжет,
Крышка – трясется в экстазе…

Только утюг обижен,
В углу стоит неподвижно.




***
Е.Ш.

Уцененная жизнь. Два часа без тебя.
Пустота моей тени дотлевает во тьме.
Знай, сильнее тебя никого не любя,
Без тебя – я забудусь во сне.

Этот сон – без будильников жутких,
Без прочих примет
Этой жизни, опавшей порожним кулем.
Мы с тобой – не враги,
Коих, в принципе, нет
В той стране, куда все мы уйдем.

Мы с тобой… кто мы, кто?
Неужели уже
Завела наша жизнь не за тот поворот?
Неужели опять,
Утопая в вине и вине,
Мне себя утешать,
Что обида пройдет?

Что обида пройдет,
Что рассветы не врут,
Что кристальна роса на заре.
Неужели опять этот воздух вдыхать,
Что нам роздан с тобой наравне?

И стыдиться, что я
Часто глубже дышу,
Обирая тем самым тебя…

Все же лучше пылать,
Все же лучше – сгореть,
Чем прожить, никого не любя.


***
Е. Ш.
Нас обвенчал с тобою циферблат
часов закатов и звонков рассветов
за  жизнью – ночь, за ночью – лишь твой взгляд
в любовь раздетую бессовестно одетый.

Всего-то горя, что за рыжий слог,
за юбку пьяную безумно ухватиться.
А кто осудит? только ты, да Бог,
да сердце, что устанет биться.

И кипятком холодных слез твоих
завариваю боль на дне стакана,
и не стихал, харкая солнцем, стих,
и было много хляби…
неба – мало…


***
Е.Ш.

Я буду молчать. Клином горло заклинит.
И пластырям-векам глаза залеплять.
Остынет, остынет. Застынет, застынет.
И в небо травой-муравой прорастать.

Я буду - не буду. Как семечки сытые,
Расщелкает глина немые гробы.
И пустятся в пляс под нездешние биты
Танцорами смерти хмельные дубы.

А ты улыбнись. Видишь, облако… облако..
Громадине эдакой – счастье летать…
И солнце – янтарная долька лимона,
Случалось мне горькую им заедать.

А после – лететь мотыльком полоумным,
Метаться во тьме и спешить на тот свет,
Что видели мы в люстре контура лунного
С тобою вдвоем…
и проспали рассвет.

***
О том, что было, стоит умолчать.
Весна никак не входит во владенье
Землёй, которая не хочет знать,
О том, что было в это воскресенье.

А был огонь и колыханье грёз,
Стремившихся пролиться за края,
Пускай твердишь, мол, это не всерьёз,
Всерьёз, я знаю, знаю, что не зря.

Не зря, не зря, довольно, помолчи,
Молчи и лишних слёз не лей.
Смотри в окно, а за окном, смотри!-
Пронзают небо лапы тополей.

Смотри в окно, а после, между строк,
Мы прочитаем нас и наши «я»,
И эта жизнь, водою сквозь песок,
Прольётся через ткань календаря.



***

Я начал жить. И принялся кричать
Орать, визжать, ногами дрыгать
Из-за того, что трудно передать,
О чём не прочитаешь в мудрых книгах.

Я начал жить. Я начал умирать.
И каждый раз при наступленье ночи,
Я продолжаю с болью понимать,
Что стала жизнь на целый день короче.

Но что-то там, но что-то там – внутри
Растёт и расцветает постоянно,
С приходом ночи, с лучиком зари,
И это что-то остаётся безымянным.

И это всё, что будет после нас,
И это всё, что было до рожденья,
Что помогает жить в тяжелый час,
И почему растут стихотворенья.