Кате

               /сестре /


Посетил  меня  коечный  юмор
и  до  слёз  мне  ещё  далеко.
Коли  жив, значит, точно  не  умер
и  желание  жить  велико.

Тут  бы  лопнул  от  зависти  боров,
я  валяюсь  без  продыха, сыт.
И  считаюсь, как  будто  бы  хворым,
шерстяным  одеялом  укрыт.

Одним  словом, филонит  мужчина
и  зазрения  совести  нет.
Но  зато  появилась  причина
нанизать  за  куплетом  куплет.

Я  люблю  стихотворные  строки,
их  размеренный  облачный  ряд,
Будто  лебеди  в  небе  высоком
над  заснеженной  далью  парят.

Размах  крыла - безударные  слоги,
на  ударных – опустят  крыло.
Отдохнув  за  строкою  немного,
всё  размеренно  снова  пошло.

Я за  ними  лечу  в  поднебесьи
и  кричу, и  махаю  крылом,
пролетая  и  сёла, и  веси,
я  курлычу  о  чём-то  своём.

Это  что  там  дымит? Балаково?
Я, пожалуй, на  землю  спущусь.
Поищу, где  живёт  там  Крючкова
и, конечно  же, в  дверь  постучусь.

На  пороге  стоит  Катерина.
Только  вижу  теперь  не  одна,
за  спиною  какой-то  мужчина,
не  сказать, чтоб  совсем  старина.

Наконец-то  вы  вместе, ребята,
от  души  поздравляю, сестра!
Только  гостя, мне  кажется, в  хату
пропустить  уж  давно  бы  пора.

Здравствуй, Катя! Ты  что - не узнала?
Это  ж  я, твой  затерянный  брат!
Да, годин  пролетело  немало,
наконец-то, я  встретиться  рад.

Прядь  волос  сединою  свисая,
чуть  прикрыла  родные  глаза.
Я, понятно, давно  с  Мыкысая,
но  зачем  вдруг  скатилась  слеза?

Ты, конечно, напоишь, накормишь
/ да  по-русски  бы  в  баньку  сводить! /
и  начнётся  у  нас  "а  ты  помнишь?"
и  пойдём  мы  по  детству  бродить!

Не  уйти  от  родного  порога,
где  родился  и  жаждал  любить.
Ничего  там  отныне  былого,
но Васильевку  нам  не  забыть.

Говорят, будто, ты  между  делом,
отложив, наконец, все  дела,
посетила  родные  пределы
и  в  Васильевке  нашей  была.

Я  предвижу  твои  впечатленья.
Был  и  я  там  три  года  назад,
там  и  грусть, там  и  боль, и  волненья
да  усталый  Васильевки  взгляд.

От  Васильевки  прежнего  вида
не  осталось  знакомых  примет,
а  в  глазах  её  боль  и  обида,
и  прощенья  покинувшим  нет.

Перепахано  всё  до  порога,
ни  лугов, ни  цветущих  полян.
И  подворья  хиреют  убого,
и  не  слышно  поющих  селян.

Кстати, нам  не  пора  ли, сестричка,
заспивать  про "густэсэнький  гай",
где  течёт  безымянная  "ричка",
где  всё  "справди" похоже  на  рай?

Каждой  песни, хотя бы  по  строчке,
что  мы  пели  когда-то  в  селе:   
и  про "очи", и  про "огирочки",
про  казацкую  долю  в  седле.

И  растаю  я  снежною  глыбой,
и  по  капельке  весь  расплывусь!...
По  такому-то  случаю  ты  бы
взяла  швабру - а  вдруг  разольюсь!

Ты  прости, что  на  этой  вот  «луже»
обрываю  я  это  письмо.
Тут  таблетки  принять  уже  нужно,
чтобы  завтра  подняться  бы  смог.

До  свидания, Катя, до  встречи!
И  с  ответом  твоим  поспеши.
У  тебя  ж  новостей - аж  на  вечер,
обо  всём, обо  всём  напиши!