Святой бомж

               
 
   

   В нашем селе, на кладбище, которое растет, расширяется с приходом в стране новой власти, как на дрожжах, поселился бомж. Его звали Федей. Он был среднего роста, коренастый, заросший и лохматый, одетый круглый год в одно и то же – какую-то замызганную черную куртку и дырявые широченные брюки. Когда он напивался самогонки – а это было довольно часто, - то лицо его синело, и он становился похожим на вурдалака, - люди пугались, завидя его среди могил: он шел и почти всегда матюгался, периодически крестясь и кланяясь. Напившись, он покидал кладбище, садился на бордюр рядом с пивбаром и начинал плакать.
- Что плачешь, Федырка? – спрашивали его мужики.
- Россию жалко. Пропала, пропала страна, - столько наркоманов, проституток, «новых русских».
- Да, Федырка, одна надежда на тебя, - хохотали мужики и заходили в пивбар.
Федя вытирал грязным рукавом сопли, вдыхая собственную вонь, и снова начинал рыдать.
- Жениться тебе надоть, Хфедь, - говорила однорукая женщина, принимавшая по-суседству от пивбара пустые бутылки; она широко улыбалась, показывая гнилые зубы, и складывала правой рукой бутылки в ящик.
- Не-ет! – отвечал Федя, - От баб – все зло. Все войны от этих кадушек, - и истово крестился, сплевывая наземь.
Никто не знал, что Федя был мистиком, путешественником в астральный мир. Когда-то у него был дом, жена, ребенок. Ребенок, веселый худенький мальчишка, умер, заболев воспалением легких. И Федя, Федор Михайлович, забросив большое хозяйство, стал читать мистиков: Кастанеду, Рерихов, Блаватскую, а также святых отцов православной церкви. Стал он и выпивать, что за ним раньше не наблюдалось. Однажды он спросил измученную супругу:
- Ирина, как ты думаешь, - да прекрати подметать, - что скажут люди, если узнают, что я – бог?
Жена сплюнула и на следующий день отправила своего дармоеда в психбольницу, тем паче, что последний месяц он перестал выполнять супружеские обязанности, до коих когда-то был очень охоч. Из психбольницы Федор вернулся еще более продвинутым в мистическом плане: доктора, не скупясь, кормили его циклодолом – опаснейшим галлюцинагеном. Жена, послушав с неделю бред об антихристе – Федя собирался с ним воевать, - вздохнула, развелась с мужем и прогнала его из дому, приняв нормального мужика, с брюшком и мозолистыми конечностями.
Федя долго маялся, голодал, часто болел, но постепенно привык и адаптировался: устроился сторожевать на кладбище за малую мзду и подобие жилья, - ночевал он в каморке. Ел он очень мало, - рыскал по помойкам, иногда просил милостыню, собирал бутылки; летом – благодать: питался ягодами бузины, калины, алычи, растущими на кладбище. Часто пил самогонку, что продается в двухэтажном доме на Кавказской (все знают: там частенько можно увидеть милицейский «коробок», - пасут, оберегают, доют), и видел по ночам на кладбище видения, общался с духами. Со временем, в одиночестве, в тишине и в нищете, психика его настолько утончилась, что он стал видеть души умерших – с ними он беседовал долгими ночами под луной: Млечный Путь струился, звезды падали, - но Федор не загадывал желания, - он был всем доволен.
Как-то на Радоницу на кладбище пришли священники и пономари. И Федор грозил им:
- Порождение ехидны, кто вам велел… - тут он запыхался и продолжил: - Придут «прежние», отберут «Мерседесы», мало не покажется, господа фарисеи. У кого две рубашки – отдай одну ближнему, - возгласил он, и его вырвало прямо на чью-то заросшую могилу.
Однажды вечером, молодой еще прапорщик, Андрей Захаров, решил расслабиться и пошел в пивную. Солнце заходило за горизонт, и заря зализывала, как пес, розовым языком струпья цветущей акации. Пахло цветами бузины и силосом. Андрей зашел в пивную и долго там нагружался. Вышел он, когда стемнело, и увидел сидевшего на бордюре, плакавшего по России Федора.
- Друг, - обратился Андрей, покачиваясь, - как ты думаешь: Бог есть?
- Конечно, есть, - уверенно ответил Федор, высморкавшись на асфальт.
- Ишь ты! – удивился Андрей, – он тоже был мистиком. - Пойдем поговорим.
По направлению к кладбищу, в полумраке, шли две странные тени: они беседовали. Андрей с удивлением узнал, что Федор читал Библию, цитирует Апокалипсис, знает Кастанеду, труды Рериха. Он слушал бомжа и временами запрокидывал голову, любуясь ночным небом, и ему казалось, что он летит среди бесчисленных звезд и беседует с Богом.
- Закурим? – предложил он, остановившись.
- Не курю, - ответил Федор, - пустое дело.
- А алкоголь?
- Это хорошо. Продуцирует (об этом писал еще Владимир Соловьев, царство ему небесное!). Особенно хороша самогонка с Кавказской: там добавляют димедрол для солидности, - духов лучше видно.
- Да. Счастливый ты человек, Федор.
- Да уж.
- Я б много дал, чтоб увидеть духов. Хотя однажды меня, после запоя, посетили инопланетяне.
- Бывает, - спокойно сказал бомж.
По небу летела падучая звезда, Федя так широко зевнул, что Андрею почудилось, что он проглотил звездочку.
Прощаясь на кладбище, где пахло мятой и все той же цветущей бузиной, Андрей сказал (его только что вырвало, и он чувствовал себя легким, почти невесомым):
- Одного не пойму, как можно жить совершенно одному столько времени на кладбище, - судись со своей женой за квартиру.
- Да ты, кстати, тоже скоро будешь обитать на кладбище, - поверь мне, я в энтом не ошибаюсь.
Андрей расхохотался.
- Ну уж нет. Моя жена – стерва, но я не позволю себя прогнать как пса.
- Посмотрим, - сказал Федя. Помолчав, он крикнул вслед удалявшемуся прапорщику: - Христос тоже был бомжом. Вспомни Его слова: «У лис есть норы, у птиц есть гнезда, а Сыну Человеческому негде преклонить голову». Все великие пророки и философы были бомжами: Будда, Диоген, Иоанн Креститель; даже Набоков не имел своего жилья и не купил дом, став миллионером. Вот так вот!
Где-то недели через две Федырка сидел у одной из могилок, запрокинув голову, ковыряясь в носу: хватал бледную руку Млечного Пути, целовал лунную грудь, пил из Большого Ковша, теребил Волосы Вероники, подмигивал Сириусу, ссорился с Марсом, объяснялся в любви голубой Венере. Он широко зевнул, чуть не проглотив несколько созвездий, и вдруг почувствовал, что некто беззвучно подошел к могиле и сел рядом с ним.
- Привет, - услышал он знакомый голос.
- Привет, - машинально отозвался бомж.
- Ты оказался прав: действительно, теперь я обитаю на кладбище. Послали в командировку в Чечню, и в первый же день наш «Урал» подорвался на фугасе, - я сразу погиб. Меня днем хоронили, тебя не было.
Федырка повернул косматую голову к говорившему: рядом, в матовом сиянии сидела душа погибшего Андрея.
- Я днем просил милостыню, не добрал до десятки.
- Ну да.
Помолчав, прапорщик сказал:
- Мне еще повезло: умер без мучений. А вот Мишке оторвало обе ноги. Жена у него красивая, но стерва – бросит его.
- Конечно, бросит. Все они стервы.
Прапорщик лег навзничь. Он видел спину наклонившего голову Федырки, - отсюда, снизу, казалось, что взошедшая желтая луна – огромный череп, покоящийся на плечах бомжа.
- А здесь неплохо, - задумчиво произнес умерший, - нет забот, на все наплевать. Самое главное, не волнует женская красота. Час назад подошел к воротам, а там, у куста, мочится, присев, какая-то задастая оторва. Скучая, отошел. А при жизни – обязательно познакомился б.
- Да, душа она свободна, когда выйдет из грешного тела… За тобой, кстати, скоро придут.
- Кто?
- Увидишь.
Они замолчали, вслушиваясь в таинственную тишину.
Вдруг Андрей увидел как бы вторую луну, зависшую над кладбищем: три луча скользнули по могилам.
- Прилетели, - спокойно сказал бомж.
Андрей поднялся. Встал на ноги и бомж. В лучах мелькнуло крылатое существо, которое быстро снижалось.
- Ну что ж, прощай, - сказал Федырка. – Про баб забудь, там энтого не любят.
- Прощай, - дрогнувшим голосом проговорил Андрей и устремился навстречу светлому ангелу.
А в следующую субботу, в погожий день, хоронили девушку, прекрасную, как несбыточная мечта: в красном гробу с белой окантовкой лежала восхитительная фарфоровая кукла: бледная, с тонкими чертами красивого лица, вовсе не испорченного внезапной смертью, - так и казалось: кто-то сейчас вставит ключ, повернет три раза, и кукла встанет, откроет египетские очи и сделает реверанс, произнеся какое-нибудь слово тонким голосом. Пораженный Федырка шел за процессией, вытянув шею и пытаясь разглядеть лицо покойной.
Вот подошли к свежевырытой могиле, печальным, вытянутым черным зрачком смотревшей в голубые небеса. Гроб опустили подле, на табуретки. Родственники – выделялись родители: толстая баба с полубезумными опухшими от слез глазами, и почти неподвижный, застывший как труп, бледный мужчина, - обступили гроб, и бабы заголосили.
Долго, долго продолжалась сия печальная, раздирающая душу, музыка женских рыданий. Но вот все близкие выстроились, стали подходить по очереди с последним целованием прощаться с усопшей. Федырка, давясь слезами, пристроился сзади всех и тоже поцеловал покойницу в хладный лоб – в бумажную ленту с церковной молитвой. И снова, снова заголосили, обняв друг дружку, неуемные в страстях бабы.
Вперед вышел широкий шкафообразный мужчина, видимо, организатор похорон, - скорее всего сосед родителей, - и холодно сказал, махнув рукой:
- Так, мужики, давайте, накрывайте.
Быбы завыли еще сильнее. И тут Федырку передернуло, как от удара током: он устремился к гробу, к которому подносили крышку. Как, неужели, - вот эту вот красоту, лицо нимфы, сейчас прикроют – и навсегда! – крышкой гроба, потом закопают, и эту красоту – глаза, нос, ланиты, губы – сожрут мерзкие черви, и ничего, ничего не останется, кроме груды костей! Этого не может быть! Весь стройный космос его мировоззрения рушился как карточный домик. И несчастный бомж разрыдался, стоя у гроба.
Но вот гроб опустили, - пришлось изрядно попотеть, - могилу засыпали, все притихли, как оглушенные; только изредка судорожно всхлипывала какая-нибудь женщина – и тут же утихала.
Мужчины открыли бутылку водки, подали стакан и Федырке.
- На, Федя, помяни новопредставленную Олесю.
И Федя, перекрестившись, залпом, не закусывая, опорожнил стакан и, ошалевший от пережитого и выпитого, пошел прочь.
А ночью, все еще не придя в себя, он сидел на заросшей могиле в центре кладбища, смотрел в небо и задумчиво ковырял в носу. Луна еще не взошла. Одинокие звезды ярко сияли, по небу пролетел ангел, - Федырка видел отчетливо его белые крылья, - и швырнул вниз горсть звездных бриллиантов – на потеху любителям загадывать желания.
Вдруг Федырка ощутил чье-то присутствие, он опустил голову. Рядом с могилой стояла она – Олеся. Вернее, ее душа. Вся в матовом сиянии, в светящемся коротком платье – она была прекрасна, как нимфа, спустившаяся с небес.
- Привет, - ласково поздоровалась она и села рядом.
Федор, впервые при встрече с духом, почувствовал нервную дрожь. Он угрюмо молчал.
- Ты меня удивил: на похоронах плакал больше моих родителей.
- Ну, прямо там.
- Во всяком случае, больше моего папаши.
Федор громко отрыгнул, - вечером он перекусил на помойке.
- А здесь так здорово! – воскликнула Олеся. – Я раньше не замечала звездного неба, все смотрела на мальчиков, да на свое отражение в зеркале… Как таинственно поют цикады, - я раньше их вообще не слышала.
Федор придавил пальцем правую ноздрю и шумно высморкался.
- Слушай, - повернулась к нему лицом Олеся, - аметистовые глаза ее светились, правда я красивая, я тебе нравлюсь? – Скажи, скажи!
Федор только вздохнул и выдавил из себя:
- Ты страшно красивая, я таких и не видал.
- Ха-ха-ха! – расхохоталась Олеся, легла на спину и стала сучить длинными ногами. – Я тебе нравлюсь! Нравлюсь! Вот здорово!
Она поднялась на ноги и встала перед бомжом.
- Смотри, какие ноги! – она слегка приподняла юбку.
Снизу Федору хорошо были видны стройные белые ноги. Он не выдержал и тоже поднялся.
- Как от тебя пахнет! – с неожиданным восторгом воскликнула Олеся.
- Ну да, я в этом году еще не мылся, - равнодушно признался Федырка и снова отрыгнул.
- Да нет, от тебя исходит духовное благоухание – я это чувствую, - как в церкви.
- Ну-у, - Федор хотел что-то сказать, но стушевался и лишь развел руками.
И вдруг, совершенно неожиданно, Олеся, сверкнув янтарными очами, обхватила его руками, - он ощутил нежное касание астрального тела – как во сне, - и страстно поцеловала.
Федор почувствовал, что сердце его заколотилось, - он хотел отпрянуть от умершей, но острая боль пронзила его левую грудь, и он повалился в густую траву.
 А через пару недель случайными посетителями кладбища был обнаружен труп Федора. Но самое интересное, тело его, несмотря на жару, сохранилось, и от него исходило нежнейшее цветочное благоухание – как от святых мощей.