Долина ужаса

               

Ах, и подфартил мне Леха Ядовитый! Оригинальнейший человечек, чудик, которыми так богато российское село. Одна внешность чего стоит. Ростом ниже среднего, коренастый, с длинными сильными руками трудяги, с лобастой головой и неестественно большими ушами, покрытыми седыми волосками. Это сочетание – лысая большая голова, желтоватое лицо с глубокими морщинами, крупный мясистый нос со склеротическими прожилками, подвижный рот с почти синими губами и огромные уши–локаторы – делали Леху Ядовитого, точнее, Алексея Ивановича (ему уже было далеко за пятьдесят) похожим на инопланетянина из дешевых американских ужастиков, коими пичкают нас знающие свое дело телевизионные магнаты. Глядя на его большие, почти без ресниц глаза, крупный рот с желтыми клыками и эти уши, я невольно испытывал сомнение: а, может, действительно, он инопланетянин? Увлечения  Алексея тоже были не совсем обычные для села. Он неплохо играл на гитаре, исполнял, правда, с ошибками, классические произведения для шестиструнной гитары. Но, самое интересное, - он увлекался самолечением, прочел массу медицинских книг (память у него была отличная, ибо он никогда не курил и не злоупотреблял алкоголем, - ну, разве не инопланетянин?), знал имена и теории всяких новомодных шарлатанов, утверждающих, что и шизофрения и рак – суть паразитарные заболевания, - и лечиться он любил ядами. Все испытывал на себе: и сулему, и керосин, и настойку  мухомора (может, поэтому он был такой пожелтевший?); хвалился, что излечил собственную жену ядами от рака, и уговаривал всех своих кентов попробовать на себе его методы, сыпя аргументами, терминами. Отсюда и прозвище у него – Ядовитый. Приносил и мне он сулему в бутылке, но у меня хватило ума вылить все это в унитаз.
И вот как-то встретившись с ним в районе рынка, - я еще издаля усек его огромные уши-локаторы и вампирические сизые губы, - и, разговорившись, я пожаловался ему, что не могу найти человека, который бы делал хорошее вино, натуральное, без добавления водки.
- О, натуральное вино – это хорошо, - сразу же вспыхнули закатным пурпуром уши Алексея; он стал рассказывать об очередном шарлатане, который советует пить сухое вино для профилактики раковых заболеваний. – Красное понижает давление, - добавил он.
- Во-во, - поддакнул я, - мне для этого и надо.
-В составе вина много антиоксидантов, витаминов, - продолжал грузить Леха Ядовитый, – и спирт, настоящий медицинский спирт, тоже полезен, в меру, конечно. У меня знакомый – рак желудка им вылечил.
- Удивительно, - ядовито улыбнулся я.
- Слушай, дружочек, - Леха направил на меня локаторы своих ушей, - давай я сегодня вечером приду к тебе, принесу пару бутылок собственного производства. Выпьем, погутарим.
- Отлично! – оживился я, – приноси. За качественный продукт хорошо заплачу.
- Нет-нет, - тряхнул ушами Алексей, разогнав всех мух, - я по-кентовски угощу. – Он с какой-то тоской посмотрел мне прямо в глаза. – Только можно, я на твоей гитаре поиграю?
- Играй, сколько хочешь. Приходи.
- Вечером будешь дома?
- Конечно. Стучи только сильнее. Собаки, сам знаешь, у меня нет, охранять нечего.
 - Приду обязательно, - пообещал Алексей, и мы разошлись в разные стороны, и еще долго маячили его красные уши – лопухи, как стоп-сигналы.

                ****************
Честно говоря, селяне приучили меня не верить обещенному, и я не ждал прихода Алексея, более того – вовсе забыл про него. Поэтому был очень удивлен, когда вечерней зарею, когда розовая линия над горизонтом стала приобретать мертвенно фиолетовый оттенок, кто-то сильно постучал ко мне во входную дверь. Выйдя в тамбурок, я увидел у крыльца Леху Ядовитого, держащего за руль свой велосипед. Впустив его в дом, я недоуменно уставился на него.
- Алексей, а как ты попал во двор? Я же точно помню, что закрывал калитку на засов.
Алексей спокойно поставил на пол сумку, наверное, с вином, и небрежно ответил:
- Да нет же. Калитка была не заперта.
- Да погоди же! – не соглашался я. – два часа назад ко мне приходила одна длинноногая соседка. Посидела у меня с полчасика, пожаловалась на мужа. Я ее проводил до калитки, попрощался, ущипнув за попку, и закрыл засов. Это я точно помню.
- Ну не знаю, - сухо отозвался Алексей, – калитка была не заперта.
- Ладно, - махнул я рукой, - черт с этой калиткой. Садись за стол.
Алексей присел на стул, вынул из сумки литровую пластиковую бутылку.
- Неси рюмки.
Вернувшись с кухни с двумя рюмками, я тоже сел за стол и спросил:
- Чем закусывать будем7
- Я так поздно не ужинаю, - ответил Ядовитый.
- И я тоже уже перекусил.
- Ну и ладненько. Будем пить так, вино неразбавленное, чистый сок.
Алексей открыл бутылку и ловко наполнил обе рюмки темным, почти фиолетовым, вином.
- Лечебное, - произнес Алексей, беря рюмку. – Добавил кой-какие настойки.
- Ты случайно не добавил сюда настойку элеутерококка, или еще чего-нибудь, поднимающее давление? – забеспокоился я.
- Нет, ты что? Настойка фенхеля, аниса, имбиря. И еще чего-то, забыл.
- Настойка мухомора? – усмехнулся я.
- Нет, нет. Сюда я не добавлял.
- Ну, ладно. Твое здоровье, - мы чокнулись и выпили.
- А ничего, - улыбнулся я. – Вкусно.
- И, главное, полезно, - сказал Алексей и снова наполнил рюмки.
Мы пили, беседуя о том – о сем. Разговор был непринужденным, легким. Алексей почти никогда не повышал голоса, любил обращаться: «Слушай, дружочек». И в этом он был какой-то нестандартный.
Пройдя процесс пития до половины (полбутылки – как не бывало), мы оба, редко пьющие, оказались в сумрачном лесу опьянения.
- Можно гитару? – с какой-то непонятной тоской в глазах спросил Алексей.
- Сколько угодно.
Я вышел в комнату и вернулся с гитарой. Алексей благоговейно взял в руки инструмент.
- Отличная у тебя гитара, - завистливо произнес он и стал настраивать струны. Быстро настроив, он стал исполнять классический шлягер. Играл он хорошо, но из-за отсутствия постоянной тренировки (у него не было гитары), часто допускал ошибки. Затем мы выпили еще, и гитара перешла в мои руки. Играл я более виртуозно, пальцы мои бегали быстрее, но мне не хватало школы, и я брал однообразные, в основном, джазовые аккорды на первых четырех струнах.
- Ты, наверное, не знаешь нот? – спросил Алексей.
- Не знаю.
- Не понимаю, - развел руками гость. – Так играть и не выучить нот. Ну, это лень.
- Может быть, - согласился я и протянул ему инструмент.
- Ты представляешь, Пако Де Люсия не знает нот! – сказал он и добавил: - Зато как играет.
- А хорошо цепляет твое вино, - сказал я. – Видно, ты все-таки добавил в него настойку мухомора?
- Ты напрасно смеешься над ядами, - нахмурился Алексей, ставя гитару вертикально к стене.
- А я и не смеюсь.
- Дело в том, дружочек, что все болезни, даже шизофрения, паразитарного характера, - закинул ногу на своего любимого конька мой странный гость.
- И рак тоже? – криво усмехнулся я.
- Конечно.
- Ну, вот смотри, - решил вступить в спор я. – Знаешь такого художника Шилова?
- Да, знаю. Его картины похожи на конфетные фантики.
- Да, пожалуй. Ну, так вот. У него была дочь. Любимая дочь. Как-то она ударилась лбом, помогая папику переставлять какой-то шкаф. И вскоре на лбу образовалась опухоль. Злокачественная. Памятник на ее могиле очень даже приличный. Нам с тобой такой не поставят. Так вот, причем здесь паразиты?
Зря я это рассказал. Алексей сел-таки на своего конька, стал возбужденно – впервые видел его таким, - доказывать, что и в приведенном мною примере, и во всех других случаях – виноваты паразиты. Он сыпал терминологией, как заправский эскулап.
- Да что говорить, - неожиданно рубанул он воздух ладонью, - я жену собственную ядами вылечил от рака. Отказывались оперировать. Вот так-то, дружочек.
Он вдруг лукаво улыбнулся и достал из сумки еще одну, на этот раз пол-литровую бутылку.
- Вот, попробуй, - сказал он, наливая в рюмку темную жидкость. – Это моя фирменная настойка, на самогоне собственного приготовления. Лучше любого спирта.
Я был расторможен от вина, хотелось догнаться, поэтому согласился выпить «фирменной». Опрокинув рюмашку, я почувствовал, что в голову мою так ударило, что перед глазами завертелись космические колеса Иезекииля.
- Фу-ух! – выдохнул я, тряхнув головой. Мне показалось, что все вокруг как-то преобразилось, стало таинственным, как во сне.
- Давай оставим этот спор, - Алексей  подлил мне еще настойки. – Ты мне вот что скажи, дружочек. Правда, что ты почти не спишь?
- Ну, да. Сплю меньше часа в сутки. Иногда чуть больше. Но лежу в постели всю ночь. Пытаюсь хоть как-то расслабиться и отдохнуть.
- Тяжко тебе?
- Все болезни у меня от недосыпания, поверь мне.
Алексей пожевал губами и сказал:
- А знаешь, говорят, что кто мало спит, у того открываются необыкновенные способности.
- Какие такие?
- Ну, пророческий дар открывается. Монахи – то ведь тоже почти не спят.
- Не знаю. Может быть, и есть у меня этот дар. Я, например, еще в восьмидесятом году был уверен, что советская власть скоро падет и СССР распадется. Все уговаривал своего дядьку переехать сюда с Украины. Точно также я убежден, что и Россия сократится. Сейчас, правда, это многие понимают, но я об этом говорил пятнадцать лет назад.
Алексей ревниво посмотрел на меня и сказал:
- А у меня тоже есть пророческий дар.
- От настойки? – усмехнулся я.
- Да нет. От керосина, - на полном серьезе ответил Алексей.
- Это как?
- Ну, вот у тебя в тамбурке, я видел, стоит бутылка с керосином. Он очищенный?
- Кажется, да.
- Принеси его, дружочек.
Я поднялся со стула и принес бутылку с керосином. Гость, взяв бутылку, стал разглядывать ее.
- Так, осветленный, - сказал он, открыл колпачок, наполнил его до краев керосином и залпом, не поморщившись, выпил. Затем он налил еще раз, выпил, и еще раз налил и выпил.
- Бог любит Троицу, - произнес он и перекрестился.
Я увидел, как его желтое лицо приобретает зеленоватый оттенок. Глаза его налились кровью.
- Вот, смотри, - сказал он и навел раскрытые ладони в сторону стола.
Сердце мое заколотилось. Я увидел, как из пластмассового стаканчика вылетели две ручки и три карандаша. Они скрестились друг с другом, образовав римскую цифру XXI, которая зависла над столом.
- Двадцать первый век, - стал говорить Алексей каким-то неестественным нечеловеческим голосом. – В двенадцатом году выведут войска из Чечни. В семнадцатом году начнет свою проповедь родившийся на Украине Христос. Ему будет тридцать лет. Чернобыльская катастрофа произошла за девять месяцев до Его рождения; катастрофа была – сошествием Святого Духа (Духа – разрушителя – как учат мудрые индусы) в лоно Девы. Примерно через триста лет (точного срока никто не знает) явится, и тоже на Руси, Антихрист. Так же в семнадцатом году, в год столетия Великой революции, русские обретут царя, который явится в духе Петра Великого. Он будет высокого роста, энергичным и мудрым. Так же его пришествие повторится через триста лет, во время Антихриста. Во времена правления этого царя будет на Руси относительный расцвет и слава. Другие же цари будут лжецарями и, скорее всего, жидовского племени. Климат продолжит меняться: летом на Ставрополье будет выше 50-ти градусов. Кстати, допускаю, что эпоха тотального дефицита повторится.
Я следил за этим фокусом (уж не знаю, как назвать все это), и вдруг вспомнил, что же мне все это время не давало покоя. Ну, да, - я же точно прикрывал на засов ворота. Инопланетянин; самый настоящий инопланетянин!
Алексей меж тем махнул руками: и ручки, и карандаши вернулись в стакан.
- А вот смотри еще, - спокойно произнес Алексей, быстро налил в колпачок керосина и выпил.
Он позеленел еще сильнее, а большая бородавка под левым ухом наоборот – покраснела, затем он уставился дикими глазами на стол, и его огромные уши пришли в движение. Сначала по ним прошла легкая волна. Алексей стал махать ушами, как крыльями. Все сильнее, все быстрее. Образовавшийся воздушный поток смахнул со стола несколько листков бумаги.
Я не выдержал и осушил еще одну рюмку настойки. Алексей резко прекратил махать ушами, налил себе «фирменной», перекрестился и хряпнул ее.
-Да-а, - наконец-то выдавил я из себя. – Тебя в цирке можно показывать.
- Погоди, - вытянул Алексей руку. – Это только разминка.
Снова сосредоточившись, он повернул уши – словно на шарнирах – горизонтально, раковинами вниз, и стал ими махать, да так быстро, что стал слышен гул, напоминавший усиленное микрофоном гудение шмеля.
Я увидел, что он с силой, до посинения, сжал кулаки, и вдруг, оторвавшись от стула, медленно поднялся на метр от пола и, пролетев над столом в сидячем положении, дугою облетел вокруг меня и снова опустился на стул, перестав махать ушами.
С минуту я ошалело смотрел на него.
- Ну, ты прямо Карлсон, - наконец проговорил я. – Случайно не на крыше живешь?

Алексей не ответил. Снова пожелтевший, как китаец, он глянул на стоявшие на подоконнике часы, энергично потер свои крупные сильные руки и сказал, вставая со стула:
- Так, уже поздно. Спасибо за компанию, дружочек. Оставляю тебе остатки вина и настойку. Настойку пить не более трех рюмок за раз. Спать ты сегодня будешь хорошо.
- Подожди, Алексей, - я тоже поднялся, вышел в соседнюю комнату и вернулся с бутылкой со спиртом.
- Очень ты меня позабавил сегодня. На, возьми, это медицинский спирт.
- Что ж, от медицинского спирта не откажусь, - сказал Алексей, беря протянутую бутылку. – Если понравится настойка, принесу еще.
- Хорошо.
Мы пожали друг другу руки, попрощались, и странный гость покинул мой дом.
Помыв рюмки, поставив бутылки с вином и настойкой в холодильник, я вспомнил, что надо закрыть калитку, и вышел во двор. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что засов сдвинут вправо, и ворота заперты… как же так? Точно, инопланетянин!

Вернувшись домой, - уже было поздно, и половинка луны таяла леденцом в глотке космоса, - я решил почивать, лег в постель, но, не надеясь сразу уснуть, поставил компакт с записью органной музыки. Первые сорок минут звучал орган Баха, самое лучшее, токкаты и фуги. Как хорошо, однако, жить в своем доме. Вот уже двенадцать часов ночи, а я могу слушать органную музыку почти на полную громкость – соседи не услышат.
Мощные органные аккорды вырывались из стереоколонок, заставляя вибрировать стекла окон, и я растворялся в этой музыке, хмелея, как от вина. Незаметно, неуловимо текло время, - его не было вообще. Но вот сменился трэк на диске МПЗ, и зазвучало «Адажио» Листа. Это, неизвестное в широких кругах, органное произведение великого пианиста восхищало меня не менее, чем любая из фуг Баха. Эти медленные, давящие басы, от которых, казалось, завибрировала вся моя спальня, на время буквально уничтожали мою плоть, - один лишь дух мой раскачивался на таинственных органных звуках.
Вдруг музыка резко оборвалась, я открыл глаза и увидел, что моя комнатка пронизана холодным голубым сиянием. Кто-то постучал в дверь.
- Войдите, - преодолевая страх, тихо произнес я.
Какое-то существо прошло сквозь двери и шагнуло к моей кровати. Вытаращив глаза и приподнявшись,  я узнал в вошедшем… Мишеля Нострадамуса – с умными, холодными, с лукавинкой, глазами, седой бородой и черной шапочке – «тюбетейке» на голове.
- Вы-ы?! – проговорил я.
- Вставай, пойдем со мной, - почти приказным тоном сказал Нострадамус, голос его был приятным, гипнотическим, говорил он с одесским акцентом.
Это действительно был Мишель Нострадамус, знаменитый пророк, имя которого стало очень популярным за последние десять лет.
Мы покинули дом (через окно), он водил меня по загадочным местам, объясняя тайны Мироздания. Затем, неожиданно, наша встреча прервалась, и меня в мгновение ока перенесло обратно в комнату, на постель. И я долго лежал в темноте, продолжая слушать органную музыку, и вспоминая увиденное и сказанное Нострадамусом. Пророк мне объяснил, что наши встречи  могут проходить в ночь на субботу, после принятия трех рюмочек настойки Лехи Ядовитого и прослушивания органной музыки. И я с нетерпением ждал очередной пятницы, выпивал ночью три рюмки настойки, ставил компакт с органной музыкой. Чего только я не увидел за эти встречи, чего только не рассказывал мне знаменитый пророк, блестя в полумраке колдовскими хризолитовыми глазами.
Эти встречи стали желанны, как встречи с любимой женщиной после долгой разлуки. Пленительный мир таинственного, загадочного втягивал меня в себя. Я благословлял Леху Ядовитого, «отравившего» меня своей настойкой. Иногда мне казалось, что я и живу-то только в ночь с пятницы на субботу. Я потерял интерес к реальному миру, перестал слушать новости, равнодушно питался и не знал даже, какой курс валюты. Когда закончилась настойка, еле дождался, когда Леха Ядовитый наконец принес новую бутылку.
И вот, наконец, пятница. Невероятный душевный подъем в ожидании свидания с потусторонним!
Поужинав гречневой кашкой – мистик обязан быть в какой-то степени аскетом, - я выпил три стопки настойки, благоговейно перекрестился и подошел к окну. Уже была глубокая ночь. Млечный Путь – как намыленная петля, затянутая на черной шее дьявола, царапавшего грудь когтем месяца.
Зайдя в спальню, я включил органную музыку и лег в постель… Звуки органа ворвались в мою комнату, как раскаты грома, низкие ноты сотрясали окна. Постепенно забывшись, я лежал в постели, и мне казалось, что я плыву в бездонном океане музыки. Но вот зазвучало «Адажио» Листа, - мягко, плавно. Вот сейчас…
Музыка резко оборвалась (неужели?!), комната озарилась голубым сиянием и в дверь постучались.
- Заходите, - привычно пригласил я.
Нострадамус опять прошел сквозь дверь и его широко поставленные холодные глаза сияли в полумраке, как два изумруда. Он приветствовал меня и предложил прогуляться. Забравшись на подоконник, мы бросились вниз и стали плавно опускаться, как на парашюте, пока не очутились в пироге, которая плыла по широкой реке. На берегах ее росли странные, голубые деревья, обвитые малахитовыми лианами, на которых с дикими криками прыгали обезьяны с красными мозолистыми задами (вечернее солнце опустилось на линию горизонта такой же мозолистой задницей); также у воды распластались зубастые крокодилы.
Наше путешествие всегда начиналось именно с этого: мы оказывались в пироге в воде, и нужно было договориться о дальнейшем путешествии, пока лодка не подошла к водопаду.
Нострадамус первый присел в пироге, опустив правую руку за борт, погладил длинными холеными пальцами проплывающего мимо питона, и сказал с тонкой улыбкой:
- Не устаю восхищаться вашим языком. Сколько глубины, сколько тайны. Убежден, что когда-то будет создана русская каббала. Да, да!
Он посмотрел на небо, где летало множество насекомых, и продолжал:
- Вот, например, слова пророк и порок звучат как анаграмма. А ведь в этом глубокий смысл: нет пророка без порока.
- А Илия, а Исайя? – не согласился я.
- Ну, так эти пророки явились в Израиле, когда народ еврейский пал в несказанные пороки.
Погладив бороду, он стал вещать о будущем России. Какой будет небывалый расцвет в нашей стране.
- Прекратите, - резко оборвал его я. – Светлого будущего не будет.
- Это почему же? – Нострадамус с иронией посмотрел мне в глаза.
- Да потому… потому, что Россия – это страна – поэт. А поэзия и счастье – две вещи несовместные.
- Хорошо сказал. Страна – поэт. Можно сказать по-другому: страна – пророк. Или, - он лукаво улыбнулся, - страна - порок.
Я сузил глаза, посмотрев на сидящего предо мной чревовещателя, на грудь которого села большая стрекоза, похожая на знак – распятье.
- Хотите, я вам расскажу о будущем России?
Нострадамус кивнул головой.
- Будущее России будет тяжелым и даже мучительным. Будут унизительные поражения, но будут и чудеса. Народ продолжит хиреть, опускаться, - при полном одиночестве и оставленности России. В армии будут служить полуивалиды. Страна будет сокращаться до тех пор, пока русские не научаться любить свое и своих (впрочем, сомневаюсь, что мы когда-нибудь этому научимся). Победоносное шествие наших спортсменов прекратится, во всяком случае, в командных видах спорта. Будет создана великая культура, в том числе, религиозная философия и музыка. Но ее никто не заметит. Как сказала певица Анита Цой, выступая по радио: «Моя музыка бывает в попе, или в поп-роке». Вот народ и будет любить культуру, которая в попе. И, хотя всем будет заправлять Америка, соревнуясь с Китаем, но мистическим и культурным центром останется Россия. Россия будет страной, в которой больше всего проявится сила Божия. Но ведь это страшно.
- Почему?
- Потому что, где Бог – там катаклизмы, страдание и болезни. Вспомните древний Израиль, - сказал я и добавил: - Страшно попасть в руки Бога Живаго. Ведь это про нас написано: «Претерпевший до Конца, спасется». Всякий, кто пророчит расцвет в России через энное количество лет, есть лжепророк.
- Что, и слава невозможна? – с ехидной усмешкой спросил Нострадамус.
-Грядет старость человечества, - с тяжким вздохом сказал я. – Слава в старости возможна, а вот радостной жизни – нет, не может быть. Вспомните Достоевского. За год до смерти он испытал небывалую славу: его назвали пророком, гением. Ну, пощекотал он свое тщеславие, и направился в сортир, мучаясь геморроем, одышкой и, сплевывая по пути кровью из-за чахотки. Вот примерно так будет и с Россией в последние времена.
Я посмотрел на небо. Оно было ярко голубым, как включенный экран мобильного телефона (Всевышний пошлет нам всем SMS).
- Река стала шире, скоро водопад,  - задумчиво произнес Нострадамус. – Надо торопиться сделать выбор. Может, желаешь побывать в Непале? Там так красиво.
- Нет, - покачал я головой, - мне не нравятся азиатские женщины.
- Тогда другие планеты, звезды, галактики?
- Нет, нет. Это уже было, было. Хочется чего-то совершенно необыкновенного, фантастического. Такого, чтобы вспоминалось всю оставшуюся жизнь, грело стареющее сердце.
Нострадамус легким щелчком прогнал с груди стрекозу, которая, пометавшись в разные стороны, зависла над пирогой, и сказал:
- Ну, не знаю. Может быть, тебя заинтересует Долина ужаса?
- А что это такое?
- Долина ужаса и есть долина ужаса. Там скучно не бывает.
- Да-а?
- Гарантирую. Запомнится на всю жизнь.
В этот момент пирога вошла в фиолетовый туман, и ее стало крутить, неся к водопаду.
- Давай быстрее! – нетерпеливо крикнул Нострадамус, и я увидел, как в сизой дымке вспыхнули изумрудными огоньками его  холодные глаза. 
- Долина ужаса – так Долина ужаса. Давай туда! – крикнул я и почувствовал, что мы начинаем падать в пропасть.
Через несколько секунд я оказался на горячем песке; оглядевшись, увидел вокруг себя барханы. Это была самая настоящая пустыня. В довершении ко всему, на мне не оказалось никакой одежды. Куда это он меня забросил, я же не люблю жару, знает ведь.
Вдруг в нескольких местах вокруг меня песок зашевелился. Показались чьи-то полные руки. Еще минута странного шевеления под песком, и наружу выползли три, мерзкого вида, голые бабищи; они напоминали мне моих сверстниц, когда-то очень гордых, недоступных, но разжиревших до безобразия к пятидесяти годам, уныло опускающих глаза при встрече. О, это гигантское вымя, желеобразное, обвисшее, этот дряблый живот, и рыхлые толстые ноги! И вот эти вот блевотные дамочки, сладострастно хрюкая, полезли на меня, жадно хватая за части тела, слюнявя погаными срамными устами, шоркая об меня отвратительно пахнущими заросшими лоханками.
- Не-ет! Только не этот кошмар!!! – взвизгнул я, пытаясь вырваться из объятий разжиревших нимфоманок.
Одна из бабищ, вылитая Новодворская, все старалась поцеловать меня своими склизскими губами; я, пытаясь отстраниться от нее, запрокинул голову и увидел, как вверху, из небольшого облака, появилось какое-то тело и стало падать.
Через несколько секунд я разглядел прекрасную нагую девицу, с солнечной гривой длинных волос, которые веером раскинулись над ее плечами, словно ангельские крылья. Я смотрел на нее, как на последнюю надежду, все еще пытаясь вырваться из липких отвратительных объятий.
Девушка, плавно снижаясь, стала меняться: она быстро сохла, старела и вскоре превратилась в некое подобие Бабы Яги, страшной, как смерть. Зависнув всего лишь в метре над моей головой, она раскинула, словно Майя Плисецкая, старушечьи голые ноги, раскрыв пред моим взором бездну безобразия.
- Проклятый пророк! – завопил я («порок! порок!» - отозвалось эхо). – Да это вовсе не Долина ужаса, а ад, самый настоящий ад! – и мучительная тошнота – пародией на оргазм – выплеснулась из моего горла…