Затмение

Мой товарищ-сверстник, толстый, обрюзгший, почти лысый, - его принимают за моего отца, - частенько упрекая меня, говорил следующее:
- Витёк, ты бы мог щёлкать их, как семечки. Чуть приоденься, добавь шарму.
- Старик, ну о чём я буду говорить с ними, как знакомиться? – пожимал в ответ я плечами. – О Бахе, что ли, о Тарковском? Пойми, мы в разных измерениях.
- Просто дай почитать свои рассказы, - не соглашался со мной товарищ. – Ведь ты так умеешь загнуть в них.
Все эти разговоры я считал чушью (причём тут мои рассказы, если у меня нет денег – основного ключа от женских сердец). Но однажды призадумался…. Дело в том, что неоднократно посещая магазинчик, что на окраине рынка, снять ксерокопию с очередного набранного на компьютере текста (наконец-то нашёл наборщицу, понимающую мой почерк, да ещё и грамотную), я обратил внимание, что симпатичная барышня как-то особо улыбается при моём появлении, беря в руки листки с текстом, с любопытством заглядывает в него.
А что, - подумал я, - она в моём вкусе: среднего роста (честно говоря, высокие модельные барышни воспринимаются мною как инопланетянки), глазастая, с густой гривой рыжих волос, и, самое главное, с крутыми старомодными бёдрами (наверняка сверстники считают её чуть ли не толстушкой, дурачки!). И хотя в нашем селе даже моё поколение абсолютно равнодушно к изящной словесности (зато, сколько безграмотных поэтов и поэтесс!), быть может, она – исключение, не случайно же она всё время суёт свой изящный носик в рукопись.
Поразмыслив, я решил атаковать.
День, который я выбрал для знакомства, был особый: после полудня должно было состояться полное солнечное затмение. Мне показалось это оригинальным, можно было обыграть эту тему при первом разговоре. Только бы она не оказалась дурой! Дело в том, что, живя столько лет в этом захолустье, я так и не научился по лицу определять умственные способности местных дам. У них почти у всех тонкие черты лица, выразительные глаза, аристократический нос. Стоит такая принцесса, хлопая густыми ресницами, начнёшь разговаривать, а она в ответ:
- Я нsнче безрабочая (ох, уж эта способность аборигенов обоего пола исковеркать любую, даже самую простую, фразу!).
Пообедав, я надел майку без рукавов, обтягивающую мой относительно спортивный торс, светлые джинсы, прихватил пакет с рукописью (долго выбирал рассказ – решил самый простой и короткий, а то…) и, бодро насвистывая когда-то модный мотивчик, покинул дом.
Так, солнце закрыто чёрной тенью больше чем наполовину. Если мои расчёты верны, то я буду у магазинчика, когда солнце превратиться в чёрный зрачок демона.
Пройдя мимо стадиона, точнее, мимо достраивающихся у стадиона длиннющих двухэтажных магазинов (местная крутизна), я стал спускаться по Базарному переулку. Народу ещё было много, но торговля уже заканчивалась (торгаши, в основном женщины, складывали товар в огромные сумки). Меня поразило обилие юных толстушек (удивительная страна – в самом поганом мы почему-то догоняем и перегоняем Америку); причём полные девицы вовсе не комплексовали: маячили голыми пупками и обвисшими складками животов (наверное, это правильно).
Солнечный серп становился всё уже, и природа затихла, замерла, замолчали собаки в подворьях, птицы.
Но вот я миновал Базарный переулок с его лотками и вышел на более широкую улицу, с левой стороны которой протянулся ряд крохотных магазинчиков.
Слегка волнуясь, я подошёл к открытым дверям, над которыми висела вывеска: «ксерокс». В открытую дверь я разглядел внутри комнатки стоявшего у прилавка немолодого мужчину с копной седых волос, с трёхдневной щетиной и пивным животом. Масленно улыбаясь, он разговаривал с моей желанной (его магазинчик находился рядом). Вот этого я не ожидал, хотя, как известно, свято место пусто не бывает. Внешне он мне, конечно, не конкурент, но денег у этого торгаша, наверное, немеряно.
Я раздражённо повернулся спиной к магазинчику, глянул на небо сквозь тёмные очки: от солнца остался тонюсенький серп. Что ж, подожду.
Я увидел идущую к рынку свою соседку, сухопарую женщину лет шестидесяти, в скромном платочке, белой блузке и чёрной юбке до щиколоток (так, наверное, и должны выглядеть истинные христианки), в руках у неё был небольшой пакет со снедью.
Я поздоровался с ней. Она, кивнув мне, задержала шаг.
- Галина Юрьевна, - обратился я к ней, - если хотите, соберите у меня в палисаднике яблоки – их там столько нападало.
- Да, понимаешь, Витя, - соседка опустила глаза долу, - это так быстро не объяснить.
- Давайте, пройдёмся, - предложил я ей (не стоять же ей с пакетом, да и Седой к тому времени, наверное, покинет желанную).
Мы медленно шли к Базарному переулку.
- Понимаешь, Витя, у тебя напротив живут две соседки…
- Ну да, - согласился я, - вредные бабёнки. Они нас с вами не любят.
- Да не в этом дело. Подозреваю я их в нехорошем.
- Это в чём же? – не понял я.
- Ну, как сказать, - соседка отвела взгляд. – В нечистом.
- Неужели колдуют? – удивился я. – Они ведь в церковь ходят.
- Ну, ходят, ну и что? Ты ведь знаешь блаженного Алёшу из краевого центра?
- Конечно.
- Однажды я видела, как он вышел из нашего храма и громко произнёс: «Если б вы знали, как здесь нечисто!».
- Да, - согласился я, - моя знакомая аптекарша, тоже приезжая, рассказывала мне, что где-то читала, что и двести лет назад многих возмущало большое количество ведьм в нашем селе…. Здесь, на Ставрополье, вообще это развито. Много колдовства, но есть и тяга к Православию. Церкви, особенно по праздникам, переполнены. А вот на Урале, где я жил немало лет, никто не говорил о сглазе, порче, не было экстрасенсов, и единственная церковь на миллионный город была пуста – две древние старушки молились, да пара наркоманов, - вот и все прихожане.
- Да, есть такое, - улыбнулась Галина Юрьевна.
- Чего тут говорить, с кем ни познакомлюсь, каждая вторая – ведьма, - с кривой усмешкой признался я.
Несколько шагов мы прошли молча.
- Я тебя очень прошу, - скосила на меня усталые глаза соседка, - то, о чём я тебе рассказывала, никому не говори.
- Конечно, конечно, - заверил её я. – Зачем я буду ссорить соседей, это нехорошо.
Мы попрощались, и я, развернувшись, пошёл обратно.
Судя по всему, полное солнечное затмение должно было вот-вот наступить. Подойдя к магазинчику, я увидел, что седого торгаша в нём уже нет, а барышня вышла из-за прилавка и разглядывала себя в большом зеркале, висевшем напротив открытых дверей. Одета она была в жёлтый топик и заниженные бежевые шортики, узкие ремешки туфелек стягивали её красивые голени. Девушка была фигуристая, но кожа её загорелых ног была слегка попорчена начальной стадией целлюлита (напрасно современная молодёжь не занимается спортом). Вот интересно, трудно понять со стороны, умна ли она или глупа, но затруднительно было определить и её возраст: по лицу ей было не больше двадцати четырёх, а по фигуре, коже – все тридцать. Ну, ничего, как говорит в подобных случаях мой товарищ – корреспондент: «я ведь, старик, тоже не Ален Делон».
Девушка, заметив меня, повернулась в мою сторону, приветливо улыбнулась, что придало мне уверенности.
- Вам ксерокопию? – спросила она.
- Да, - ответил я, заходя в магазинчик (нет, станок у барышни великолепный, какие ноги!).
Она зашла за прилавок, и я подал ей три листка с текстом.
- В одном экземпляре, - попросил я, сняв очки и прицепив их дужкой к вороту майки.
- Хорошо, - кивнула девушка, беря рукопись.
- Как интересно, - немного волнуясь, произнёс я, - именно сейчас наступило полное солнечное затмение. Видите, как стемнело?
Барышня промолчала. Я набрал полной грудью воздух и решительно спросил:
- Девушка, а вы, случайно, не любите мистику?
- Интересный вопрос, - удивилась она. – А почему вы спрашиваете?
- Да вот хочу предложить вам прочитать короткий мистический рассказ.
- А-а, - равнодушно произнесла девушка и вслух прочитала название рассказа и первое предложение (неужели не заинтересует? – напрягся я).
Она повернулась ко мне спиной и, слегка накклонившись, поднесла листки к включённому экрану монитора; её талия при наклоне красиво обозначилось, и я подумал о том, что, пожалуй, надо отложить покупку новой магнитолы, - всё для желанной, всё для сладкой, если, конечно, согласиться навестить меня.
Девушка довольно быстро прочитала первую страницу, затем вторую. Прочитав последнюю страницу, она стала быстро перелистывать листки с текстом один за одним, тасуя их как карты. Я следил за ней, не понимая, зачем она всё это делает. Вдруг девушка выпрямилась, положив листки на копировальный аппарат, и резко повернулась ко мне лицом.
Я замер от ужаса. В темноте её глаза, огромные очи, сияли каким-то неестественным зелёным светом, рыжие волосы разметались протуберанцами.
- Да-а! – воскликнула она хриплым голосом. – Я обожаю мистику!
С этими словами она схватила меня за плечи, с силой вонзила ногти и, оскалив звериные клыки, впилась в мою шею. Я вскрикнул и потерял сознание…
Когда же я очнулся, то тут же бросился к дверям, не сразу осознав, что на самом деле устремился к зеркалу, в котором отражались открытые двери (а вот моё отражение отсутствовало). Голова моя кружилась от страха, и я шагнул в отражённые двери и вышел на улицу.
Оказавшись на свободе, я оглянулся и увидел в магазинчике сияющие изумрудные глаза.
Проведя ладонью по шее, я не обнаружил следов от укуса, но также на моей шее не оказалось цепочки с крестиком.
- В-от ведьма проклятая, - проговорил я, и, несколько подавленный, потрясённый происшедшим, направился в сторону площади Ленина, понимая, что необходимо немного развеяться. Меня удивило, что продолжалось полное солнечное затмение, ведь оно длится не более двух с половиной минут.
Странно, кругом отвратительно пахло, будто прорвало канализацию. Громко булькала попсовая песенка с мерзким текстом:
- Ты ж опатный,
  Ты ж опатный,
  Ты ж опатный мужчина, - пела девица.
- Я ж опатный,
  Я ж опатный мужик, - вторил ей мужской голос.
- Давай-давай! – игриво восклицал мужчинка.
- Даю-даю, - отвечала девица.
И так множество раз подряд.
«Это какая-то пытка, - стиснул я зубы, - так нельзя издеваться. Надо же понимать, что в стране ещё остались нормальные советские люди». Но девица продолжала петь, продолжая мучить, как на дантевском кругу ада:
- Ты ж опатный…
Я хотел отыскать сочувственный возмущённый взгляд, напряжённо вглядывался в лица многочисленных прохожих, и видел лишь юных особ, парней и девок, полуодетых, с какими-то нечеловеческими похабными и дебильными лицами (это было заметно даже в полумраке нескончаемого полного солнечного затмения). Молодёжь явно веселилась, ей нравилась идиотская песенка (прикольная!), барышни шли и восторженно крутили задним местом. «Неужели они не ощущают этот непереносимый смрад, эту небывалую духоту – и почему, почему солнце так и не выходит из тени?!».
Свернув на площадь, я услыхал ещё более отвратительную песенку:
- Нас рано, нас рано мама разбудила,
  С раками, с раками супа наварила.
Слева, у памятника Ленину, стоял чрезвычайно толстый, обритый наголо молодой мужчина (кажется), с накрашенными глазами и губами, в полупрозрачной тунике, розовыми складками спадавшей на его жирном теле. Он стоял перед микрофоном и отвратительно верещал тонким, почти женским голосом. Полуголые девицы с развратными ухмылками кружились в подобие танца, периодически с визгами задирая коротенькие юбчонки. Голос певца и визги девиц вплетались в канву идиотской песенки, делая её ещё отвратительней. И всё это было настолько омерзительно, что я устремился прочь от этого смрада, духоты псевдошоу.
У перехода до моих увядших ушей донёсся со стороны двухэтажного здания мэрии  с вывеской «Добро пожаловать!» очередной попсовый «шедевр»:
- Я знаю, милый мачо, ты любишь по-собачьи! – истерически вопило юное дарование.
И только когда я стал переходить улицу и, скосив глаза, посмотрел на наглую оторву в одних белый стрингах, обнаружив у неё розовый поросячий хвостик, который явно не был муляжом, ибо возбуждённо дёргался в такт песенке (оторва обернулась и с ухмылочкой послала мне воздушный поцелуй), - только когда на меня на всей скорости наехал чёрный «бумер», пронизав как пустое место, я понял, что душа моя покинула тело (не случайно в магазинчике в зеркале не было моего отражения), и я, кажется, попал в ад…