Цикл стихов из книги А. Невской Руны Ночи

РУНЫ НОЧИ

1.

Черною ночью, как бархат зрачков некрофила,
В Эрмитаже гуляют язычники, боги и звери.
Тишина, как Некрополь – разрыта луною могила,
И холстов растворяются сонные ветхие двери.
Этот ужас волною залива морского крадется,
По пятам, фараонову войску навстречу,
Задыхаюсь, вот жезл Моисеев взметнется
И весь холод пустыни обрушит на плечи…
Темной ночью, где звезды как косточки вишен,
Оттеняют холодную вечности массу,
Я вхожу в эту лунную спящую нишу,
На глаза надеваю просторную с звездами маску…
Ритм тягучий трагичный и чувственный вместе
Я подслушала тоже у ночи - как горе - осенней.
Плыл туман над Невою и тень моя тихая вместе.
Плыл египетский царь,
Там водою морскою казненный.
Сколько ужасов в сердце устроило крепкие норки.
Сын мой имя свое, слышит Бог, оправдает!
Только б лев не пришел, пока черные черствые корки
Ум Данилы грызет и о сладком и тайном не знает.
Так ходила я с Вами, мой друг величавый и кроткий…
Так, не более идол Петрополя, влажный и странный…
В ночь красивую звезды, изящные плетки,
Волновали мне душу, как Месса органная.

2.

Этот город ночной-
Он как Пифия древняя медленно движется-
И мой имидж египетской жрицы
В нем - как луны в глазах раскрываются.
О, Богиня Хатхор!
Он, Анубис воинственный, близится.
И дома мглой сырой,
Как сердца и как соль на губах поглощаются…

3.

И вещает Нева, катит медленно Слово:
Шар огненный вечером,
Белый и чистый ночною порою.
Речью торжественной,
Речью лучистою словно
Так снизойдет ко мне,
Будто я этого стою…
Гласу внимаю
Всем образом внутренних органов,
И принимаю сего врачеванья спасение,
И выдыхаю из легких слабую первую оргию
Гимна Ему, драгоценному, и поклонение…

4.

Вот я снова как в снах зачарованно
День и Ночь Петропавловский шпиль окружаю!
То с моста, то из Спаса,
То с купола облака холодно,
Наконец, из дворца Эрмитажа его величаю.
Пьет Нева мои думы и сны серебристые.
И взамен посвящает в магистры неистово!
РУНЫ НОЧИ! Сиянье Петрополя льдистое!
И мне туфельку студит звездой золотистою.


КИФА

Перипатетиком  по залам Эрмитажа…
Чем не Ликейи пышный свод?
Душа скрывалась эпатажа
И к Истине искала брод.
Лагуна, Иисус и Кифа
И Первозванный брат Андрей.
И вот, как сотворенье мифа,
А чтобы Петр да не пошел за Ней?

День угасал.
Павлин тысячеглазый хладно
Объял сон моря и надсадно
Вскричали ибисы ученые до драки,
Искали клювом Зодиака знаки
В воде тугой, скрипел луны овал
И Кифа  старый спал, а то не спал.

И Кифа старый засыпал вокруг:
За цветом цвет, за звуком звук.
И руки его словно проросли,
Покрылись панцирем и крабами скребли
Морское дно, кораллами краснели…
А плечи – терли звезды и горели,
И в жертву голову несли
Тысячерукой Огненной Кали…

А лодка кружится с веслом – как рыбья кость –
Кружится песня рыбака и рыбья злость.
Кружится Ночи дикий Ангел-страж,
Он душу Кифы стережет от краж.
А в доме тень поет с утра
И мотылек скрепляет ранки рта.
И день, и ночь – Hello - стучится гость,
Сухая птица на плече и -  трость.
Все стали тенью, все! До одного.
Осталась лодки злость и  ничего!
Заботы зоб пленил – как кит Иону –
Никто не смог покинуть ее лоно.
- Пришел мой час. Я  пуст! Я желчь морей!
И смерть сочится из моих очей!



***
Лето 2002



КАМЕННЫЙ ОСТРОВ

Уходящего августа жаль:
Сколько жило в нем лиц и растений,
Сколько в нем оживало видений,
Золоченых луною ума.
И под звездною бархатной коркой,
В лисьей шубке, на Каменной горке,
Амфитеатром лежат острова,
Уходящего августа жаль…

И мой каменный маленький остров,
Ботанический сад, Калиостро
Обучал здесь по древу читать…
По коре, по листве, по биенью,
По пульсации сока, кипенью,
Из корней по стволу – к Богу в душу –
Пенье стройное,  древа Пурушу
Научил он меня узнавать…

Здесь Платон мне признался однажды,
Что душа его страждет час каждый:
Не благое затеял де дело,
Но Афины, Афина истлела…

Вот уж листик свернул завиток!
Это Кришна играет в рожок,
Это Будда на лилии белой,
Медитируя мантры поет,
Неподвижно, на лилии бледной,
В круглом озере Вечность живет.

Уходящего августа жаль.
Скоро Шива придет многорукий,
Сотрясая деревья от скуки,
Он потянет  листвы рукава –
Амфитеатром лежат острова.

Кто я? Сфинкс загадал мне загадку,
Заглянул в меня в детстве так сладко!
Желтый каменный, грудь водопада –
В нем Египта пустыни гудят.
В нем вселенных гнездится громада.
Он – хранилище, тайна обряда,
Страшно древняя тайна ума –
До хаоса, до Навуходоносора –
Вавилона в нем плен и тюрьма,
Дух свободы и света он тьма!
Но когда восхитит он вопросом –
Взгляд его ядовит купоросом.
В нем такая звенит синева –
Вечность тянет с лица рукава…

Кто я? Жрица искусства, поэт ли,
Архитектора тень, силуэт ли
Я монахини тела в объеме
Иль художника свет на иконе,
Раздвоение иль синергия,
Сигнатура, души панагия…
Бог колотит – коль любит – уж знаю.
Нищий чревом – я таю и таю.
Говорят мне нездешние люди:
-Посмотри, суть в двугорбом верблюде.
Вспомяни ты Святого Луку.
Он писал Богородицы лики
И Евангелие. Многоликий!
И не жаловался на судьбу
На даров светлый крест, на двугорбость,
На жару, фарисейскую гордость,
На безобразность Иерусалима –
Жил дыханием Серафима.
Божий трон охранял до конца
Не щадил он ни рук, ни лица…

Молвил старец и дверцу прикрыл.
Мох на крыше, улитки и ил.
Шелестят шелковистые четки.
Посох, схима – смиренный и кроткий
Голос, обликом древнее древо –
Голубиное, ангела чрево…

Две пустыни, два образа, лика,
Два собора, души базилика,
Две часовни, два стража, тюрьма
Для гордыни и света в них тьма!

Сфинкс безслезно глядит, не мигает,
Догорает листва, опадает.
Ночь тихонько обвила весь сад,
Совершив ритуальный обряд.

Мой малюсенький, каменный остров,
Моя схима, пустыня, мой Ойстрах,
Мой любимый, мой друг и поклонник,
Спи спокойно, мой скит, мой паломник…


Как много ненужных, случайных прихожан
Здесь клали поклоны, молились спиртному.
И был Аполлоном в стеклянной прихожей
Прохожий, причастный ко веку златому.
Гравюры листок, пожелтевший от солнца,
Лазурью чуть тронуты брови и небо
Очей, минералы перстней... Добровольцы
Ему подносили спиртное и хлеба.

Так был величав его вид горделивый:
Движения плавные, профиль орлиный.
И феи увядшие свет молчаливый
Ему подавали с печалью игривой.
А ветхие ночи на пыльных постелях –
Их как не стирай – запах тлена и порчи!
Как черно-рабочий и праздный Емеля
Веселья испытывал омут порочный.

Маэстро! Прошу вас, снимите портьеры!
И лиру возьмите в простор окунуться.
Смотрите, смотрите: на воле пантеры
Сражаются, гибнут, но не поддаются!

1999г.