Реквием. Триптих

 
     ЗАДАТОК            

Попы в блокадном Ленинграде
Терпели муки, как и те,
Кто никогда не верил правде
Евангелистов о Христе.

Они шагали спозаранку
На зов промёрзших алтарей,
Снег падал пеленой неяркой,
Как саван, для ещё людей.

Захлебывалась канонада,
Метался в небе вой сирен.
Христа спасительного взгляда
Свет исходил с одной из стен

Собора-на-крови. И нимба
Круг, как заветная печать
Продкарточки, живых во имя
Струил Христову благодать.

А смерть свою свершала жатву
И нимб, когда-то золотой,
Темнел спасительным задатком
За хлеб блокадною зимой.

                Май  1975

      В СТЕПИ


Незрячий пастырь. Зной. Собаки,
Забившись в лопухов прохладу,
Следят за безмятежным стадом,
За шорохом травы в овраге.

Спокойны  псы.  Хозяин  вяло
К  губам  приладил  флейту,  ноты
Припоминая.  Овцы  морды
От  горьких  кормов  приподняли.

Закаменели  губы.  Пальцы
Находят  нужные  повторы.
Отверстия – для  звуков  поры
Захлопнутся  и  отворятся.

Мелодия,  начавшись  литься,
Замрет  и  вновь  звучит  упрямо,
Как  будто  перепел  подранок
Взлететь  беспомощно  стремится.

И  снова  память  озарилась
Той  синью,  тем  палящим  полднем,
Когда  был  взвод  в  атаку  поднят,
И  солнце  слепотой  затмилось.

              Апрель  1975


    ПАМЯТЬ

Гармошка шипела, играя
Под пенье калеки певца,
И молча внимала пивная
Словам, бередящим сердца.

«Я был батальонный разведчик,
А он писаришка штабной. . .»
Хоть голос был не безупречный,
Мотивчик был самый простой.

Быть может, певец стал калекой
Совсем не на Курской дуге,
А в Котласе на лесосеке,
Иль где – нибудь на Колыме.

Возможно, что песню такую
Сложили ещё при царе,
В ту первую мировую,
Что ходит в забытых уже.

Искал, знать, сочувствия свыше
Народ – победитель, народ,
Сверхщедрую норму испивший
Из чаши военных невзгод.

Впечаталось в память навечно,
Как скулы сводило от слов
«Я был за Рассею ответчик»
Не только у фронтовиков.

                23 – 29. 12. 2008.