Баллада о сквере

Дворовый сквер – многоэтажек дно -
как танками, обложен гаражами
и весь изранен стол для домино
признаньями в любви и падежами ...

Я здесь случайно  – «пробки». Время «пик»,
казалось, растянулося на годы.
А сквер покоен - лишь седой старик
с печальным псом, не помнящим породы.

Он первым поздоровался, привстав ...
Несвежий ворот, шрам у подбородка,
и вложенный в карман пустой рукав,
и орденская, в два ряда колодка.

Соседу по скамье не то, чтоб рад:
«Вы курите? А у меня – отдышка ...
  Вам сколько лет?  Уже за пятьдесят?
  ну, всё равно, Вы для меня – мальчишка ...

  А нас всё чаще утомляет шум, -
  нам легче, если с этим псом одни мы,
  когда хватает времени для дум,
  но мало сил, чтоб поквитаться с ними.

  ... я не приемлю эти времена».

«А вы, видать, геройски воевали?»

Кивнул на грудь:
«Да здесь не ордена,
  а, больше, юбилейные медали.

... с карт вытерли названья городов -
навек войной помеченное слово,
без спроса - мол, солдат всегда готов
отречься от святого и былого.

... в сорок втором, почти в семнадцать лет,
я вёз на фронт в прокуренной теплушке
погибшего отца письмо. Завет:
вернуть врагу долги - всё, до полушки.

Остатки выгребал военкомат
(как в продразверстку, из пустых амбаров):
из пороха не нюхавших ребят
и, дравшихся в "гражданской", комиссаров.

... и поля нераспаханного пядь
нам Родиной была на полустанке.
И был приказ – ни шагу отступать,
и донесенье - к вам прорвались танки.

А родина у каждого – своя:
в родных дворах, околицах и весях ...
и, как огромны Родины края,
дотоль лишь знали из газет и песен.

... Солдатская стратегия проста:
с гранатой ближе к танку подползали
и выкрикнув: «За Родину, за Ста...»,
мы и его, и родину спасали.

А командиру было что спасать:
паёк, сухой блиндаж, сестричку Валю ...
ведь каждый день приказы - умирать,
а воскресать – приказов не давали.

... Немногие до танков доползли,
но танки повернулись, не прорвали ...
а мне, по воле божьей, жизнь спасли
разрыв гранаты и сестричка Валя.

... Для той поры - привычная беда:
стал взводу первый бой последним боем.
Лишь двое уцелели. Мне – медаль,
а командира – сделали героем.

И был я подчистую списан в тыл,
живые за наш взвод отвоевали.
... жену - четвертый год, как схоронил,
пора нам с псом спешить туда, где Валя.

Теперь вот - ни супруги, ни двора ...».

    Но на шоссе не вечна нервотрёпка:
«Простите, что прерву вас, - мне пора!».
  Нежданно быстро рассосалась пробка.

... А позже, словно ржавчина "ежа",
рванула душу запоздалой дыбой:
я к тем спешил, кого не уважал,
а настоящим – не сказал «спасибо»

за то, что танки дальше не прошли
и жизнь кроилась не чужим лекалом,
за то, что боль и даль родной земли
тогда считали общим капиталом,

за тихий сквер в насевших гаражах,
за дар любви, не купленной валютой,
что Родине служили не на страх,
а каждою отпущенной минутой ...

... и я вернулся, обрывая пульс.
Но сквер был пуст.

.............................

... а сумерки – тревожны и гулки,
вползли, как танк, по тишине распятой
и сполох фар, как взмах худой руки,
разбитой разорвавшейся гранатой.