Языческая поэзия Блока

Передо мной  лежит маленький сборник стихов Александра Блока «Избранные стихотворения»,  посмертное издание, подготовленное автором для издательства «Петроград» (Ленинград, 1924г.)   Книга, доставшаяся мне в наследство от отца.      

     Творчество Блока стало мне особенно близко в 90-х, когда я почувствовал тягу к русским стихам.   Читая указанный сборник я неожиданно натолкнулся на раздел «Пузыри земли», написанный в период 1905 – 1906 гг.   Перед ним стоит эпиграф из «Макбета»:  «Земля, как и вода, содержит газы/И это были пузыри земли».  Эпиграф меня заинтриговал и я внимательно начал читать стихи.  После прочтения нескольких стихов, никаких сомнений не оставалось: это стихи язычника.  Поразительно, насколько они совпадают с современным «зеленым» мировоззрением.  Первый же стих, вызвал у меня восторг.  Назвался он «Болотный попик». Привожу его полностью:


На весенней проталинке
За вечерней молитвою – маленький
Попик болотный виднеется .

Ветхая ряска над кочкой
Чернеется
Чуть незаметною точкою.
И в безбурности зорь красноватых
Не видать чертенят бесноватых,
Но вечерняя прелесть
Увила вкруг него свои тонкие руки…
Предзакатные звуки,
Легкий шелест.

Тихонько он молится,
Улыбается, клонится,
Приподняв свою шляпу.
И лягушке хромой, ковыляющей,
Травой исцеляющей
Перевяжет болящую лапу.

Перекрестит и пустит гулять:
– Вот, ступай в родимую гать
– Душа моя рада
– Всякому гаду
– И всякому зверю
– И о всякой вере.

И тихонько он молится,
Приподняв свою шляпу,
За стебель, что клонится,
За больную звериную лапу,
И за римского папу. –

Не бойся пучины тряской –
Спасет тебя черная ряска.

17 апреля 1905
Пасха

Про такого Блока нам  в школе не рассказывали.  Более того, он не вписывается ни в одну литературоведческую  парадигму.  В советское время Блока представляли как  «реакционного символиста»,  и приветствовали его переход на сторону революции.  Друзья-символисты  и религиозно-настроенная интеллигенция, напротив, отвернулись от Блока, когда он опустился на грешную землю и  поставил Христа (или Антихриста, он сам не знал) во главе революции (поэма «Двенадцать»). На самом деле, у Блока вместо Христа стоит Антихрист. 

Блока пленила «Вечная женственность» Вл. Соловьева, но и ее он опускает на землю.

Вечная женственность ныне
В теле нетленном на землю идёт.
В свете немеркнущем Новой Богини
Небо слилося с пучиною вод.

   
Это хорошо понял такой проницательный и тонкий философ как Бердяев («Мутные лики»). 
На самом деле, Блок  не принадлежит ни красным, ни белым. Эстетическое начало у него намного сильнее религиозного. В прекрасных эссе, написанных незадолго до смерти, Блок раскрывает смысл своей поэзии. Это служение Земной Красоте и только.

Мир давно устал от  насилия и грубости.  Во многом эта грубость идет от мужского начала, санкционированного иудео-христианской религией.  Такая грубость странным образом уживается с «потусторонним миром», с мечтой о загробном царстве.
Действительно, зачем заботиться о земной красоте, если настоящее красота только на небе? 

Блок отворачивает взгляд от неба, и направляет его на «грешную» землю – именно, здесь, на земле, он ищет Прекрасную Даму: 

Ты в поля отошла без возврата.
Да святится Имя Твое!
Снова красные копья заката
Протянули ко мне острие.

Лишь к твоей золотой свирели
В черный день устами прильну.
Если все мольбы отзвенели,
Угнетенный в поле усну.

Ты пройдешь в золотой порфире
Уж не мне глаза разомкнуть.
Дай вздохнуть в этом сонном мире,
Целовать излученный путь…

Миром правит женское начало.  И Блок угадывает это начало, не только в любимой женщине, но, прежде всего, в природе.  Эта любовь, со временем, вытесняет все религиозные и классовые мотивы. Он видит Вечность – не мнимую, умозрительную – а живую, близкую, осязаемую.


Полюби эту вечность болот
Никогда не иссякнет их мощь.
Этот злак, что сгорел, - не умрет.
Этот куст – без истленья – тощ.

Эти ржавые кочки и пни
Знают твой отдыхающий плен.
Неизменно предвечны они, -
Ты пред Вечностью полон измен.

Одинокая участь светла.
Безначальная доля свята.
Это Вечность Сама снизошла
И навеки замкнула уста. 


Не случайно увлечение Блока живописью Врубеля.  Врубель - такой же «просветленный язычник», как и Блок.  Это язычество очень не нравилось блюстителям христианской чистоты (и продолжает вызывать у них неприязнь). 
   На заре 20-века в России рождалось очень здоровое, по сути, экологическое, направление в искусстве и философии, которое было задавлено, с одной стороны, марксизмом (не осознавшим его), а с другой стороны -  не замечено ушедшими в мистику многими  философами и поэтами. 
    Блок, один из немногих, кто остался. Он принял революцию, не потому, что разделял ее идеалы (хотя, возможно, вначале и разделял), но потому, что видел в ней проявление стихии перед которой бессильна религия. Время для гуманизма отдельной личности прошло (об этом известил Ницше), наступила пора массовой безликости и Антихриста.  Обладая интуицией художника, Блок замечательно написал об этом в одном из своих последних эссе («Конец гуманизма»).   

    Перед угрозой апокалипсиса – теперь уже экологического – стихи Блока кажутся гениальным пророчеством.
    Но что же делать художнику? Блок дает ответ: продолжать оставаться самим собой:
 
Жизнь - без начала и конца.
Нас всех подстерегает случай.
Над нами - сумрак неминучий,
Иль ясность божьего лица.
Но ты, художник, твердо веруй
В начала и концы. Ты знай,
Где стерегут нас ад и рай.
Тебе дано бесстрастной мерой
Измерить всё, что видишь ты.
Твой взгляд - да будет тверд и ясен.
Сотри случайные черты -
И ты увидишь: мир прекрасен.

Стереть случайные черты... Блок пытается призвать на помощь скандинавского Зигфрида:

Так Зигфрид правит меч над горном:
То в красный уголь обратит,
То быстро в воду погрузит -
И зашипит и станет черным
Любимцу вверенный клинок...

Чувствуя непреодолимость народной стихии, поэт в своем мысленном взоре видит приближение войны, и чувствует, как "пахнет гарью".

Кто меч скует? - Не знавший страха.
А я беспомощен и слаб,
Как все, как вы - лишь умный раб,
Из глины созданный и праха.
И мир - он страшен для меня.
Герой уж не разит свободно -
Его рука - в руке народной.
Стоит над миром столб огня,
И в каждом сердце, в мысли каждой -
Свой произвол и свой закон...
Над всей Европою дракон,
Разинув пасть, томится жаждой,
Кто нанесет ему удар?...
Не ведаем: над нашим станом,
Как встарь, повита даль туманом,
И пахнет гарью. Там - пожар.

Но песня - песнью все пребудет,
В толпе все кто-нибудь поет.
Вот - голову его на блюде
Царю плясунья подает;
Там - он на эшафоте черном
Слагает голову свою;
Здесь - именем клеймят позорным
Его стихи... И я пою, -
Но не за вами суд последний,
Не вам замкнуть мои уста
Пусть церковь темная пуста,
Пусть пастырь спит; я до обедни
Пройду росистую межу,
Ключ ржавый поверну в затворе
И в алом от зари притворе
Свою обедню отслужу.

"Свою обедню..."  У художника своя религия и идеалы красоты, не подвластные ни народной стихии, ни его пастырям...  Эти идеалы вынашивались веками и передавались от отца к сыну, от поэта к поэту.  Это Та Красота, что движет умами и вызывает жар сердец.   

Ты, поразившая денницу,
Благослови на здешний путь!
Позволь хоть малую страницу
Из книги жизни повернуть.
Дай мне неспешно и нелживо
Поведать пред лицом твоим
О том, что мы в себе таим,
О том, что в здешнем мире живо,
О том, как зреет гнев в сердцах,
И с гневом - юность и свобода,
Как в каждом дышит дух народа,
Сыны отражены в отцах:
Коротенький обрывок рода -
Два-три звена, - и уж ясны
Заветы темной старины:
Созрела новая порода, -
Угль превращается в алмаз,
Он под киркой трудолюбивой,
Предстанет миру напоказ!
Так бей, не знай отдохновенья,
Пусть жила жизни глубока:
Алмаз горит издалека -
Дроби, мой гневный ямб, каменья!


21 апр. 2009