обесчеловечивание

Сонный город сыпет паутинами горящих окон. Под фонарем греется ящерица. Искусственное солнце. Клубы сигаретного дыма застилают глаза и создают иллюзию небожительста. Щупальцы света рвут темноту, переливаясь желтым и фиолетовым и заполняя легкие, как кисель вечных жизненных противоречий. Искусственное солнце манит, как мотылька, насаживает на шипы небытия и безликости, заставляет горячечными пальцами ловить ящерицу за хвост, в потом этот самый оторванный хвост запихивать в себя, давясь, как самую изысканную сладость. Добыча…. Животные инстинкты придают жизненности лапам и когтям и смысла каплям слюны на асфальте. Животная жажда обламывает ветки у древа знания и создает из бетонных коробок миражи джунглей. Небо прижимает к земле, как низкий потолок в подвале. Потребность в стае и истеричная необходимость совокупляться ведут лабиринтами подворотен к себе подобным. Этот апогей человеческого развития создает в ушах шум, подобный шуму морской раковины, заглушающий все другие звуки и, постепенно растущий в силе звука, разрывающий мозг на части и вибрацией переворачивающий все органы внутри, превращающий членораздельные слова в смесь воя и смеха, потустороннего грохочущего хохота. Так хохочет извергающийся вулкан или несущаяся вниз с бешеной скоростью сель. И этот хохот подчиняет, он становится доминантой существования и единственной истинно ощущаемой вещью во вселенной. Сущее превращается в капли слюны и спермы, в которой барахтаются неноворожденные, в потусторонний хохот, разрывающий слух, в бездонность мироощущения, в бессмысленность движения, в отдышку.