Стихи - четвертьфиналисты

ЧЕРНО-БЕЛЫЙ АЛЬБОМ.
ЭЛЕОНОРА СЧАСТЛИВАЯ.

Черно-белый матрас, полосатый, скрипит раскладушка.
Ненавижу, когда остается гостей полный дом.
Мама тихо шепнет: "С Днем Рожденья", и чмокнет в макушку.
Только десять, пусти, не хочу...
Засыпаю потом.
Фиолетовых снов до рассвета плывут анфилады,
Вот, я тоже плыву по асфальту, коленкой гребя.
Я не плачу, мамуль, только йодом на рану не надо.
А мальчишки смеялись, да ну их..да я им..да я...

Черный кот, полосатый  и грязный, на белой подушке.
"Намывает гостей", ну-ка брысь! Отлуплю наглеца!
Отпусти, ну не тронь, его дочка погладит за ушком,
И тотчас убежит за широкую спину отца.
Фиолетовый плащ и простуженный осенью город.
Я работаю до десяти. Мам, прости, мне пора.
Засыпаю вмомент, ненавижу всех тех, кто так молод,
Глуп, наивен, и счастлив, и плакать способен от ран.

Черно-белый альбом монохромно-бумажных историй,
Мой затертый диван все скрипит и скрипит не о том.
Мать - во сне обреченных инсультом, а дочь - алкоголем.
Фиолетово все. Отпустите. Не троньте. Потом.
И десятки оторванных лет по стареющей крыше
Метрономом дождя превращают меня в порошок.
Просыпаюсь...
и плачу так тихо, что Боги не слышат...
А мальчишки смеялись, а... Мамочка, так хорошо!

ВЫЖИВАЯ...
НИКАНОР ПУЗЫРЬКОВ.

Давит грудь ненавистная помочь
Раздражая остатки ключицы
Только с неба спускается полночь
На охоту выходит волчица.
Фиолетово-огненным глазом
Ищет флаги, что люди забыли
И луне отвечает отказом.
Потому что еще не убили.
Крови след убегает в низину
Заставляя желудок лукавить.
Побороть бы проклятую зиму
Чтоб сученков на лапы поставить.
Призывая собачьего Бога
По пути лижет снежную пудру.
Горло рвет неземная тревога
За совсем неизвестное утро.
Для себя, для волков, не для чести -
Сам себе и могила, и помощь…
Снег замоет проплешины в шерсти,
Вызывая на бой с собой полночь.


КРАНОВЩИК.
ДМИТРИЙ ШУНИН.

Сергей Белов был крановщик плавучих кранов,
Обычный, в общем-то, мужик, без тараканов,
Без тараканов в голове и без зазнайства.
Он очень рано овдовел и вёл хозяйство.
Хозяйство вёл и дочь растил, а вечерами
Он, засыпая, уходил к жене и маме.
Туда, где счастью и мечтам предела нету,
И где доверено ветрам вращать планету,
И самовар шипит, как уж,- большой ведёрный,
И дед бросает в глотки луж полоски дёрна.
Где тихо с речкой говорят, склонившись, вётлы,
А время - горький шоколад в ладонях тёплых...
Сергей Белов был крановщик в порту на Волге,
Где горсти спелых ежевик собрать недолго.
Он в темноте домой спешил к любимой дочке,
И никому не говорил, что снится ночью.


БОМЖ
ИТИТЬЕВ.

Я xoтeл бы нaпитьcя вoдки!
Cпaть c бpoдяжкoю пoд кycтoм.
И чтoб кocтью зacтpял мнe в глoткe,
Опостылевший бывший дoм.
Beчнo пьяный, c нeбpитoй poжeй,
Ho зaтo c oгoнькoм в груди...
B пepexoдe бы я, пpoxoжим,
Песни пел, на свои стихи.
Гopлoпaнил бы, чтo ecть мoчи!
И пинoк пoлyчив пoд зaд,
Cнoвa в пыль или грязь oбoчин,
Не моля вернуться назад.
Пycть бeз Poдины я и флaгa,
Зaмepзaл бы, oбняв зaбop...
Kтo-тo бpocил бы: "бeдoлaгa",
Kтo-тo шaпкy yкpaл, нa cпop.
Boт тaким, paзyдaлым бoмжeм,
Я пpoжил бы ocтaтoк днeй.
He cyди мeня ты, o Бoжe,
Mнe вeдь тaк, пoйми, вeceлeй!
Beceлeй мнe бeз тecныx стенок
И бeз кpыши нaд гoлoвoй...
Лишь oднo cкaжy, нaпocлeдoк:
Я ycтaл, но пока живой!


ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ.
МОЛЧАНОВ  ВИТАЛИЙ  МИТРОФАНОВИЧ.

Поцелуй тоски - перегаром в рот,
По зубам течет жидким оловом.
Вечер без любви, циник и урод,
Из окна дохнул колким холодом.
И остался жить в каземате стен,
Где с бедой вдвоем горе мыкали.
Неудач капкан продлевает плен.
И не встать с колен, уж привыкли мы.
Мотылек устал, залетел в стакан -
Там рука судьбы враз прихлопнула.
Не залечишь ран, постоянно пьян.
Вдруг, по телу дрожь - сердце лопнуло...
Шевельнулась тень, с фонарем на темь,
Капюшон на лбу,  балахонница.
- Где ж коса ее? Мне подняться лень.
Посмотрел в глаза - Мать-покойница!
- Мама! Не молчи! Почему ты здесь,
Замещаешь смерть окаянную?
А в ответ: "Дурак, не в свое не лезь,
Жалко жизнь твою, Богом данную!
Отряхнись, сынок, от дурного сна.
Помнишь, как отца  в детстве радовал?
И не пей вина! На дворе весна,
Прочь беду гони , девку гадову..."
На полу стою, сердца ровен стук.
- Подожди, вернись... Наваждение?!
Ты спасла меня от смертельных мук,
Подарила вновь день рождения...

ПЫТАЕШЬСЯ ВЕРИТЬ...
ЛЕВ ЛЕОНЬЕВ.

Ты веришь упрямо – всё будет иначе когда-то:
Заботливо время закроет жестокие раны.
А мудрый портной не напрасно наложит заплаты
На дыры в беспечно истрёпанных ветром карманах.

Ты искренне веришь, что щедрому небу угодно
Тебя обласкать, и с Любовью назначена встреча.
Вернутся здоровье и прежние силы, и годы
Жестокой обузой хозяйски не лягут на плечи…

Ты веришь, но точность бесстрастных зеркал отражает
Висков белизну и морщин кружевное плетенье.
И снова мигрень. А порой поясница – чужая,
И с ней заодно своевольных бессонниц мученье.

Ты веришь. Ты ждёшь. Но смышлёная синяя птица
В неловких руках оставляет ненужные перья.
И холоден дом – лишь истёртые памятью лица
В немой полутьме поджидают тоскливо за дверью.

Пытаешься верить. Но факты опять повторяют:
«Всё вовсе не так. Ну а Вера – смешна и нелепа…»
И ты поддаёшься судьбы уговорам, теряя
Реальные шансы на счастье, упавшее с неба.

КРЫСОЛОВ.
ТИЛЬ УЛЕНШПИГЕЛЬ.

Тихий шорох песка. Нежный хруст
Тонкой корочки льда у воды.
Льётся музыки дивная грусть.
Первый снег прикрывает следы.

Снег кружится и падает в грязь,
Становясь под ногами водой.
Звук, плетущий тончайшую вязь,
Заставляет идти за собой.

Сонный город похож на алмаз,
Источающий призрачный свет.
Блеск восторженных маленьких глаз.
Многоликая, страшная смерть.

Замер город, в себя пропустив
Злого прошлого мёртвую тень.
Флейты свист, нарастая в пути,
Превратился в зловещую песнь
И, внезапно, у ратуши - смолк, -
Чтоб рассыпаться эхом средь крыш.

Крысолов возвратился домой
И привёл с собой армию крыс.

БОЛЬ
ПИНЯ КОПМАН.

Испаряясь легким паром,
возникая в новом месте
боль с любовью ходят парой.
Только вместе.
Только вместе.

А еще, привычкой старой,
как всегда- на рану солью,-
и разлука тоже парой.
Вместе с болью.
Вместе с болью.

И, напитанная ядом,
будто врозь им было скучно,
боль идет со смертью рядом.
Неразлучно.
Неразлучно.

И на все ее хватает.
Даже лишней остается,
и за сердце вдруг хватает
тех, кто весел и смеется.

Догоняет волком в поле,
в точку бьет, как пуля в тире...
Видно слишком много боли
в этом мире.
В этом мире.