Последний день мира

К этому дню стало окончательно ясно, что никто из наших близких не знает, что произойдет и БУДЕМ ЛИ мы после этого. Знали только, что сначала придёт гул (словно от огромной стаи летящих насекомых), а потом он перерастёт в невыносимый, всё убивающий  звук, и материя начнет распадаться.

Наша группа (многие из нас давно ушли из дома и странствовали, ища знаний и пророчеств, как вести себя в этот день) состояла всего из десяти человек, мы помогали друг другу во всем и были словно одно целое. Трое парней и семь девочек примерно от 16 до 36 лет, мы выбирались из самых невероятных историй, чтобы вместе встретить Последний день.

Сегодня он настанет. Провидцы, аналитики, пророки и телепаты передавали и принимали информацию на разных волнах, и эта новость облетала планету – почти мгновенно.   

С утра этого дня наша группа начала распадаться. Элина вдруг стала раздражительно и язвительно подначивать остальных членов группы, не страшно ли умереть, ведь ясную информацию ЧТО ДЕЛАТЬ мы так и не узнали. Мы были в огромном многоуровневом ангаре, где собрались еще сотни, а может быть и тысячи, ожидающих людей. Кто-то пел, кто-то спал или плакал, кто-то сидел, как и мы, за разговорами, кто-то кричал и бился в истерике, И ВСЕ ЖДАЛИ. Уже предчувствовался, зарождался неясный гул, и самые чуткие пришли в волнение.

- Надо действовать! – решительно сказала я.
- Нет, надо просто подумать, мы вспомним, догадаемся! - остановила меня А.
- А мы не сможем спрятаться на другом уровне амбара? – спросил молоденький мальчик.
Никто не стал шутить над ним.
 - Нет, милый, спрятаться не получится. Мы можем только еще раз вспомнить, кто что слышал от пророков, и понять, как надо себя вести, чтобы Последний день мира не стал и твоим последним днём.
- Это невозможно, - сказала Элина, сидя на лестнице между этажами. – Неужели непонятно,  что эти сказки были, чтобы не допустить паники. А я вам поверила и потеряла столько времени, которое можно было бы потратить на радость от имеющегося, а не за погоней к невозможному.

«Почему она противопоставляет?» - подумала я, а вслух сказала:
- Пророки говорили, что уныние – это самый большой грех. И неверие, кстати, тоже. Это я не к вопросу о греховности конкретных лиц, а в тему. Не это ли ключ? Может быть, достаточно одной радостной веры в продолжение – и она действительно спасёт – без всяких физических ДЕЙСТВИЙ?
- Мир меняется, - едко и горько сказала Элина, - мы тоже меняемся, и старые правила, старые пророчества, похоже, уже не действуют.

К ней подошла еще одна девушка из нашей группы. И тут я поняла, что Элина права. Материальный мир уже начал меняться, начав прямо с этих двоих. Вдруг мы заметили, что Элина и вторая девушка одеты в черное, а у длинноволосой Эли её светлые волосы стремительно потемнели до пепельного оттенка, и продолжали темнеть. Она стала гораздо ярче, губы, глаза – все выделилось на лице, казалось, она очень умело накрашена, её изменившаяся одежда придавала ей вызывающую, воинственную сексапильность. Многие смотрели на Элину, чуть не раскрыв рот и подходили ближе, не понимая, что происходит и как она это делает.

«Вот так создают маски» - подумала я, а вслух сказала:
- Элина, ты думаешь, красота спасёт мир?

В это время одновременно зазвучали голоса окружающих «это не красота», «да, может она и права», «я хочу быть с тобой в эту минуту» и многие другие. Люди подходили к Эле, другие, наоборот, отходили дальше, и часть нашей группы уже однозначно перешла под новое обаяние Элины. Их одежда и волосы тоже менялись, темнея, и это было чудо, но глаза их становились насмешливыми и слова их, что никто не способен пережить Последний день, разъединяли людей, и это было так. Часть нашей группы смотрела друг на друга, не решаясь что-то сказать.
- Кто верит Элине и хочет быть с ней – это ваше право и даже ваша обязанность: быть там, где ваше сердце, - сказала я.
Несколько человек сразу же спустились к Эле, присоединяясь к её растущей группе.

К. подошла к перилам и посмотрела на Элю с улыбкой. Они дружили задолго до образования нашей группы и во время странствий были самыми близкими подругами. На К. уже был черный балахон, и губы её стали такими же неестественно яркими, кукольными, как у всех, собирающихся возле Эли. К. с нежностью посмотрела на подругу и, вынув из смоляных волос (они были у неё такие всегда) нарядный гребень, – кинула его вниз, в руки Элине, со словами: «Забери свой подарок себе, а я оставлю себе нашу с тобой веру в Новый день». И улыбаясь, подошла к нам, оставшись в темной одежде, но с такой доброй и ободряющей улыбкой, что цвета потеряли всякий смысл. Гребень в руках Эли не потемнел, а напротив, стал светлеть и становиться деревянным, и она со смехом сломала его.

«Вот так разрушают маски» - подумала я, а вслух сказала К.:
- Ты думаешь, доброта спасёт мир?
Она обняла меня и встала рядом со мной, держа за руку.

Гул нарастал, становился совершенно очевидным, хотя пока и не сильным. Волнений среди собравшихся в ангаре стало больше. Оставшаяся часть нашей группы встала плотнее, и кто-то из мальчиков произнёс:

- Принимать всё, что происходит. Пророки говорили, что Последний день – это не для всех, и что каждый, буквально каждый может его перейти, если встретит его правильно. Но, может быть, эти правила для каждого индивидуальны? Как ты сам чувствуешь?

Мы не успели ничего ответить, по ангару пронесся шёпот, перерастающий в крик «началось!». Гул действительно становился невыносимым. И столь же невыносимым стал рёв людей «ЧТО ДЕЛАТЬ????». Я стояла, глядя прямо перед собой в окно, и чувствовала некоторое оцепенение и в то же время – трепет и восторг перед происходящим в природе. Меня охватило какое-то благоговейное чувство. Я не знала, чем это закончится для меня, но я знала, что происходящее – космического масштаба явление, что-то высшего порядка, и оно должно происходить, и оно свершается прямо сейчас.

Небо стремительно меняло цвет и структуру, местами появлялись пузыри, пятна, какие-то трещины, и в целом напоминало пульсирующую мозаику серо-фиолетовых тонов. «И увидишь ты новое небо и новую землю…» - подумала я чью-то мысль, а вслух сказала: «Отец наш, живущий на небесах, да Святится Имя твоё…», и в это время две девушки из нашей группы, Ирина, которую я видела боковым зрением, и вторая, кого я не узнала, не в силах отвести взгляда от разрушающихся небес, взяли меня за руки, образовав круг из трёх человек.

Гул стал чудовищным, переходя в ультразвук, вызывая какую-то пронизывающую, незнакомую вибрацию в теле. Многие катались по полу, визжа, закрывая ладонями уши, но я понимала, что боли и страха не испытываю, находясь в том же покое, похожем на столбняк. Та девушка, которую я не разглядела, сжимая мою ладонь, прокричала, стараясь перебить общую какофонию:
- Помнишь, та старушка говорила, что неважно, какая вера, важно, чтобы она была ПОЛНОЙ, вспомни, она ведь с тобой говорила, а ты нам рассказала, вспомни!!!

 И мы, не сговариваясь, вдруг втроём стали читать молитвы, какие кто знал. Я начала Богородицу, Девушка – Отче наш, но длинный, неканонический текст, который я раньше не слышала, а Ирина стала красивым твёрдым голосом петь на арабском во славу Аллаха. В это время хаос уже стал видимым, и было в нём некое величие, не поддающееся словам человека. Стены ангара распадались на какие-то фрагменты и закручивались в вихри, проваливались в никуда. Свет и тьма, перемешивались, наслаивались, проницали друг друга, рассеивали какие-то невероятных оттенков лучи, проявлялись внезапными пятнами. Однако деревья за окном стояли нетронутые стихией, и только иногда скрывались от взгляда под рассыпающимся воздухом.

А созданные человеком предметы переставали быть, и даже непонятно стало, на чем мы стоим, а мы стояли, ладонь в ладонь, и продолжали торжественно и со всем сердцем говорить те слова, которые приходили из глубины. Наши голоса, как ни странно, хоть и были не громкими, сильно оттеняли гигантский и всеобъемлющий уже гул, и даже временами перекрывали его и словно перекликались с ним. И я поняла, что многие, многие в этом бывшем, почти растворившемся ангаре, так же стоят, поодиночке или группами, и поют о том, во что они верят.
    
Я вдруг стала забывать слова, дочитывала до середины, и понимала, что дальше текст словно тоже исчезает, как и всё в данный миг на Земле. Захотелось склонить голову на плечо Ирины, ни о чем не думать, и сонная дремота тут же услужливо распахнула свои объятья, навалилась, опутала, но Ирина, не убирая плеча, повысила голос и запела так, что я стала просыпаться, сама из себя, нехотя, через силу, открыла глаза и, не зная больше ни одного слова, просто шагнула навстречу вселенскому вихрю, с таким пронзительным Принятием в сердце, с такой любовью к этому непостижимому явлению, каких до этой минуты не знала в себе.

И мы вдруг все трое увидели ослепительную лазурь вверху, и ясную дорогу из желтого камня внизу, какие-то охапки белых цветов, похожих на крупные ландыши, лежащие на обочине, и идущих по этой дороге людей, озирающихся, как и мы, на новый пейзаж вокруг. Стояли светлые дома с колоннами, какой-то невиданной мной раньше, но гармоничной архитектуры. Деревья, цветы были необычными для тех мест, где нас застал Последний день, вообще вся местность была неожиданной: песок до горизонта, почти белый, но не пустыня, ровные дорогие, сходящиеся с огромному открытому зданию под куполом, похожему на огромную беседку. Безграничное Новое небо таких ослепительных чистых красок и переливов, что хотелось плакать от этой красоты. Воздух свежий и живой.

Я пыталась описать увиденное словами, и они сложились: «МИР УМЫЛСЯ». Миллионную долю этого счастья можно было представить, вспомнив, как выглядит после ночного лёгкого дождика ухоженный парк июльским утром. Я подумала: «Вот он какой, мир без людей».
Мы уже не пели, а смеялись, это была радость от этой концентрированной, во всем ясно различимой красоты. Не сговариваясь, мы одновременно подумали о тех, кто был с нами в начале хаоса.
- Кто не испугался, тот прошёл, - уверенно сказала Ирина.
- Но ТАМ это еще продолжается, - сказала Девушка.

А я вспомнила одну девушку из давно минувших веков, которая вела сотни людей за собой, и внутри меня так зажгло, что стало жарко, казалось, что расплавляется сама суть меня. И тогда я встала и всем своим новым существом, всем своим новым сердцем молча попросила, и казалось, меня услышали все вокруг, и все, для кого еще хаос длился, я подумала:

«Все, кто меня любит, - за мной! Все, кого я люблю, - за мной! Все, кто меня слышит, - за мной!!!»

Мне показалось, что я стала факелом, но жар больше не плавил меня, а только согревал мои слёзы, слёзы надежды, что мой зов будет услышан.

Люди смотрели и улыбались, и мы все вместе шли по разным дорогам к центральной беседке. В ней собрались уже тысячи людей, и всё текли новые, и здороваясь, приветствуя друг друга, постепенно переходили на берег океана. Волны были в нем ясные, нежно-зеленого оттенка, и всё то же, удивительное Новое небо, обволакивало его и всех нас.

Я увидела, что подходящие к самой кромке воды люди становятся на колени и что-то очищают от песка. Подойдя ближе, я тоже опустилась  к ближайшему песчаному холмику и стала его расчищать, освобождая размером примерно с мою голову шар, больше всего похожий на созревший орех каштана. «А вдруг это не моё?» - подумала я, и тут же услышала в себе, что сомнения – разрушают, что здесь можно принимать себя, любые свои выборы с верностью своему сердцу.
 
 Женщина рядом со мной прижала к груди свой «каштан» и рассмеялась: «Я буду жить еще столько лет, спасибо, спасибо!». Мы понимали, что она благодарит себя и свою любовь к этому новому миру. С другой стороны от себя я увидела Татьяну Л. и её внука, держащих такие же каштановые шары и говорящих о создании музыки. Я редко была с ней в том, ушедшем мире, и очень обрадовалась, что она теперь здесь, и тоже в радости.

Тут и там, люди обнимали свои одинаково выглядящие находки, и узнавали свою Дорогу в этом месте. Я тоже прижала свой плод обеими руками и засмеялась сквозь слёзы. Через  несколько лет у меня будет сын. Новый человек в новом мире.
Принимаю этот мир и благо-дарю.

Все, кто меня слышит, --- спасибо…