Опер

Ему не верят до сих пор в родном Заречье…
И каждый раз, как много лет назад,
Встречает он гурьбу заматеревших,
Но тех же самых босоногих пацанят.

Тогда он был юнцом темноголовым.
Босяк, задира, пятый рот в семье.
Ватагой собиралась во дворе
Вся пацанва – от мала до велика.
Любой из них успел понюхать лиха,
Был бит не раз и часто голодал.
Бывало, от мороза защищал
Их только бок котла в фабричной кочегарке…
Жизнь босяка не щедра на подарки.
Запасами манил чужой подвал
И фраера "тряхнуть" считалось честью,
Соседских поднимали на кулак…
Стал атаманом маленький босяк.
Как "армию" свою водил он в дело,
В Заречье вспоминают до сих пор…

Под водочку неспешный разговор,
На той же все некрашеной скамейке,
Смолкает, и звучит опять вопрос:
- Дошла молва, скажи, что не всерьез!
   Ты служишь в уголовке, в самом деле?
   И чуть ли там уже не капитан?
С ответом он не медлил:
- Не обман.
   Я в опера пошел,
                чтоб делать дело!
   А жизнь люблю – как тот же все босяк…
   И раз я так решил, то будет так!
   Как в фильме том,
                Про Глеба, про Жеглова
            - он тоже опер, что же в том такого!

Друзья кивают.
                А ему пора,
       на службе опера всегда найдет работа…
А по Заречью вновь молва пойдет с утра…