Секс и смерть в СССР

     «Пубертат – это время, когда к нам приходит смерть», – так говорит поэт Грегори Корсо. В своем стихотворении он связывает секс и смерть. До него это делали и другие, конечно, но он связывает секс и смерть по-новому, не так как их связывали до него. Ведь он – поэт, а поэт устанавливает новые связи между явлениями и словами.
     Смерть касается подростка, когда он касается самого себя, – так говорит Корсо и добавляет, что с ним это случилось 31 год назад. Затем он использует непростую метафору с редким словом и в такой конструкции, грамматика которой мне неясна. Но это не имеет значения, потому что меня озадачило совсем другое: перевод на русский фразы I touched myself. По-русски было сказано: «я коснулся ее», то есть смерти.
     И я подумал: «Правильно говорили, что в СССР нет секса. Ведь поданным Союза полагалось верить в бессмертие, бессмертие личное и общественное, по крайней мере, идей и вождей. А самый простой способ запретить смерть состоит в том, чтобы запретить секс. Что и было сделано: ни секса, ни смерти – никаких проблем. Потом рухнула стена и страна, и запрет на секс и смерть был отменен. Стало возможным открыто говорить о страхе смерти и о любви к сексу. Но за время процветания социализма в отдельно взятой стране внешние запреты пустили корни въелись в кожу словно личинки оводов. Поэтому американский поэт Грегори Корсо, общаясь с русским читателем признается, что в пубертатном возрасте он прикасался к смерти, но не к себе. «Прикасался к смерти» – на это переводчик еще отважился, но прикоснуться к себе у него не хватило духу».
     Закрывая книгу, я подумал: «Хорошо, что прошло уже много лет с 91-го и подросли переводчики, для которых пубертат наступил после развала СССР».


________________________________
     «I touched myself 31 years ago» – Gregory Corso. «Death Comes at Puberty».