Фрагменты моей войны

Память войны

Осыпается сладость черемух
На ладони звенящей весны,
Крыши, звёзды, луна в полудреме,
Им не свойственна память войны.

Я курю на крыльце обветшалом,
Вспоминая минувшие дни,
Как мы били проклятых шакалов,
И как с гор огрызались они.

Как рвались одичавшие мины,
Своим рёвом  приветствуя смерть.
И развалины как исполины,
Продолжали в нас щебнем лететь.

Вспоминал про друзей обожженных
Нашей дружбой  Чеченской войны,
Вспоминал я мальчишек пленённых,
Как по-зверски убиты они.

Вспоминал рукоять автомата,
Как его упирал я в живот,
Говоря: « Вы простите, ребята,
Отомстит наш четвертый взвод».

И как в бой мы кидались под пули,
И как ночь проводили без сна.
Звёзды, крыши, деревья уснули,
А со мною осталась луна.

Я смотрю  в  её мёртвый облик,
Вспоминая те страшные дни.
И скулит, мной разбуженный Бобик,
Мною властвует память войны!

Полынь

Для чего ты растешь при дороге, полынь?
Для чего ты так терпко пахнешь?
«Я вернусь домой, мама,- обещал ей сын,-
Почему ты так сильно плачешь?»
Мать не слушала сына, утирая платком
Набежавшие горькие слезы,
Знало  мамино сердце, что будет потом,
Только будет потом  уже  поздно.

Он махнул ей рукой и вскочил в эшелон,
В форме ей показался он старше.
Опустел очень скоро бетонный перрон,
И не плачут уже и не машут.
Для чего ты растешь при дороге, полынь,
Для чего ты горька и седая?
На войну уезжает единственный сын,
Пусть Господь его там сберегает.

«Пусть от пули хранит и от страшной беды»,-
Мать шептала под старой иконой.
И молитвы летели, летел в небо дым,
В небо туч грозовых, в небо молний.

Воевал её сын, вел с собой целый взвод,
Не жалея себя и не прячась,
И его на Кавказе приметил Господь,
И решил, то, что - это удача.
Ему нежен был ангел, отважен и смел,
Чтоб чертей бил с особым азартом,
Пуля быстро достигла заветную цель,
Сын уже не вернется  обратно.

Для чего ты растешь при дорогах, полынь?
Для чего ты так гнёшься под ветром?
Почему не вернется  назад ее сын?
Не найти ей в молитвах ответа.
Нет ответа на них и на злую судьбу
И на многие годы в печали...
Сын лежал молодой и красивый в гробу,
Все  с Героем России прощались.


Мишени

Приду с войны - наступит исступление,
Наступит время  водке и хмелю,
И осознанье  того, что мы - мишени,
Мишени пуле, ветру и врагу.

Но пуля – дура, и её стремление
Попасть мне в плоть равно было нулю.
Мои братишки стали ей мишенью,
Они остались там, а я -  живу.

А ветер рвался резво с явной целью,
Хлестать нас, бренных, лапой по лицу.
Мы были там -  бегущие мишени,
Стремившиеся к скорому концу.

И враг был дик  своею горной хваткой
И жаждой мести и кровавых рек.
И отдаваясь бою без остатка,
Был напряжен струной каждый нерв.

Приду с войны - наступит исступленье.
Скорбь постучится черная ко мне
По  всем достигнутым, прострелянным мишеням,
Какими были мы на проклятой войне.


Негласная молитва

Да, я грешен, и святости нет в моем сердце.
Оно слишком много познало уроков,
Но исправно стучит, и я выведал средство -
Забыть обо всем на кровавых дорогах.

Мне война подсказала, как действовать верно,
Как легко дорожить самой малой свободой.
Как карабкаться, выжить и сберечь свою веру,
Как входить в реку жизни, не ведая брода.

И я часто одними губами, беззвучно,
Вспоминал о Всевышнем своими словами.
И сгущались порою свинцовые тучи,
И свистели свинцовые пули над нами.

Было дело - я видел глаза своей смерти,
Мне вспомнился  голос - родной, самый-самый.
Как шептала молитву, окруженная светом,
И как капали слезы по щекам моей мамы.

Да, я грешен, и святости нет в моем сердце,
Но тогда - только это спасло от костлявой.
Поуняли огонь эти горные черти,
И Господь нас в атаку еще раз направил.

Мне война подсказала, как действовать верно,
В этой схватке людской под эгидою мести,
Каждый бой ненароком мог статься последним,
И я часто просил: "Просто будь с нами вместе,
                ГОСПОДЬ..."

На Братских могилах.

Их сначала любили, но они не вернулись,
Их сначала искали, но, увы, не нашли.
И тогда горемычных легко позабыли -
От Балтийских широт - до Восточной земли.

Изначально же было - они погрузились
В эшелоны, в теплушки, а кто - на борту.
И на фронт поспешили - железные кружки,
гимнастерки, махорка, дымок в темноту...

Они честно сражались, но их убивали,
Хоронили, а впрочем, когда хоронить?
Просто в яму глубокую наспех бросали
Тех, кого не вернуть и которым не жить.

Эти воины – степные,  уставшие воины,
Эти воины болот и лесных полудрем,
В память жаркого боя им становится больно,
И становится чуток их длительный сон.

Они стонут живыми всегда голосами,
Они бьются о землю, стуча изнутри,
Они смотрят на нас, осуждая глазами,
Шлют сюда позывные: «Свои мы, свои!»

Но никто не бросается им на подмогу,
И никто не расслышит опять позывной,
Как они матерят громко черта и Бога,
Души их не забрал ни один, ни другой.

А на Братских могилах - в моменты затишья-
Панихидная ветра так долго плывет.
А на Братских могилах в моменты затишья -
Слышен хрип, и седая трава стебли гнет...