Как я шмыгаю носом, потираю чело ладонью...

Как я шмыгаю носом, потираю чело ладонью, плечом – подбородок,
как покачивается луковица восточной пепельницы на консервной банке с окурками –
пепельница мала, я ленив… Вам интересно?

А какие облака лицедействуют над моим балконом?
Какого уровня языка, с которым связан тесно,
коснулась моя пишущая рука?

Над проолифенным бруском говорящими группами окончания кроны
в зелёном ажуре – собрание всех скульптур в миниатюре,
с которыми я, худо-бедно, знаком…

Умозрительным поклоном приветствую Заилийские склоны,
кажущие мне звериные бока в чёрно-белой шкуре, трущейся о берега мысли,
меняющей очертания, тем самым меняя абрис озера выси…

Лишь застывшего нет в повсеместно доступном, небесном Лувре…
С днём рожденья, Иосиф! Как там, в небе? Вчера читал собрание твоих интервью.
Сегодня – двадцать четвёртое мая…

Свет проливается на воды после бури, из которой мы - каждый своё - выносим,
разделяясь на думающих о насущном и лебедином хлебе,
сладость последнего: взгляд воронежского чернозёма, тюремного двора…

Благодарю! Зная о твоём отношении к «морю бед»,
сосредотачиваюсь на созерцании данного мне водоёма,
в котором тонет память непонятого топора.

Прекрасный «тет-а-тет» – ведь ты говоришь, когда в небо смотрю.
Привет! Небо хмурится – угомониться пора…
Благодарю!

Я продолжаю курить «Приму» – меня не предупреждали доктора,
нет необходимости зубами вытаскивать фильтр из сигареты –
необходимая мера для поэта, нуждающегося в постоянном напоминании

о горечи, крепости, о смолах, обступающих сознание,
ставшее пуленепробиваемой, непрозрачной крепостью
в лапах любопытствующего существования.

Нет необходимости «заныривать» в кофе, предложенный даме,
в силу отсутствия общественного ко мне интереса,
но запечатлённые в книгах твои движения –
вдохновенные порывы – мне знакомы изнутри.

Есть язык, в котором мы в гостях или дома. Бытом обусловленные надрывы -
не помеха для размышления о великом.
Прости, если что не так, но это – веха.

Им интересно видеть то, что у нас в горсти, и они не обнаруживают света,
вглядываясь в прощённый мрак, который только так
и поглощает Лета.