ЯМА

               
Легли на простынь - снег поверх матраца,
Бутыль пуста. Лепечут кто о чем.
Луна блестит, дымит туфта “Пегаса”
И ночь сидит испившимся бичом.

Устали жить, но хочется, хоть тресни!
Обнять друг друга, лгать всю ночь и лгать.
Завоют вдруг знакомые всем песни
И в такт им скрипнет грустная кровать.

Белее дня, надсмотрщика злее
Приходит сон - давай, проговорись!
А утро слаще теплого елея,
Бормочет спьяну: счастьем притворись.

А простынь в куче - где-то под ногами
И в сотый раз расправить нету сил.
Но их друг к другу гнали не пинками,
Лишь в двери стук соседние бесил.

Упали камнем голые гардины,
И все ушло и нет уже забот.
И слышен дня, почти уже звериный,
Утробный рев средь утренних икот.


Легли на простынь - снег поверх матраца,
Бутыль пуста. Лепечут кто о чем.
Луна блестит, дымит туфта “Пегаса”
И ночь сидит испившимся бичом.

Устали жить, но хочется, хоть тресни!
Обнять друг друга, лгать всю ночь и лгать.
Завоют вдруг знакомые всем песни
И в такт им скрипнет грустная кровать.

Белее дня, надсмотрщика злее
Приходит сон - давай, проговорись!
А утро слаще теплого елея,
Бормочет спьяну: счастьем притворись.

А простынь в куче - где-то под ногами
И в сотый раз расправить нету сил.
Но их друг к другу гнали не пинками,
Лишь в двери стук соседние бесил.

Упали камнем голые гардины,
И все ушло и нет уже забот.
И слышен дня, почти уже звериный,
Утробный рев средь утренних икот.