ОН смеет изобретать богов, ОНА молиться АСу
ЛЮБОВЬ – ЭТО ПРИЗНАК ПОРОДЫ ЧЕЛОВЕКА.
Stiv-BerG/Стив-БерГ/Стив Бердник/Stiv Berdnik ®
Микс–лайт. /Силвер *****/
* * * * *
ВАМ.
«Ибо никто не жЫвёт для себя,
И никто не умирает для себя».
… … …
«Мы час, когда стёкла делают ноги.
Из рам они срываются на край земли –
где скоро забрезжит наш мир,
Желая запалиться светом первыми».
* * * * *
Шалость печали - облик ума.
Очарованье дамы. Достойно. Уверенно. Тактично.
Сдержанно. Осознанно. Наперекор всему - прекрасны.
....... ....... .......
«Мой голос слаб. И я сама – слаба».* – Твоего разума обертон звучит.
Биение сердца обёрнуто шалью, колючий ураган, укутанный нежностью пуха.
....... ....... .......
Что прежде?
Помнишь ту весну? – твоим звучаньем заворожён. В распахнутом окне курил, на подоконнике качал ногами. Скакали крышей воробьи. В жмурки с Солнцем мы играли. Альпийские очки- глаза в глаза. Свои глаза в зрачок дневного неба – Солнце. Оно в сполохах протуберанцев.
Бредил той, меня ты разбудила.
В ночь разродился: «Кичь изыди».
Ах да, сказать тебе всё было недосуг, мне и сейчас признаться – благодарно, неуклюже.
....... ....... .......
А помнишь, то гораздо раньше. Ведь это ты была.
Тогда не знал, что ты слагаешь строки.
Проходя рядами парт-столов, с ума сводили бравых летунов.
Твою математику… да-нет - тебя обожали, благоговея, восторгались.
Вам нравились стриженные затылки. Ты не скрывала.
Занимал подвал- камчатку, удобней книжки так листать.
За парту до меня…
… твоя рука…
… вы спрашивали разрешение и руку на затылок.
Не мне. Тому, кто предо мной. А в это время…
… от глаз твоих в упор…
… положено мне было удавиться.
На самоподготовке – валял дурака листал библиотеку, строчил слова в блокнот, в ночь иной раз в город уходил. Один. С Мамоной, Горой. Чаще со Щеглом. К нам примыкал Малыш или Серж К`ура…
Что математика, какая математика, о чём речь? – вначале прошибём сверхзвук телами.
Когда эскадрилья «ленилась», решать примеры, ты вызывала к доске примерных отличников.
А когда дело совсем было – швах в задачах. Ты спрашивала: «А вы что думаете товарищ курсант?». Избегала, смотреть мою тетрадь «домашних» заданий. Часто не успевал списывать у приятелей. Был примерно нерадив, формулы не запоминал. Кой шут. Не секретная информация, или там, какая сверх востребованная в экстремальной ситуации. Зачем? если есть справочник, на худой конец конспект. Ими пользоваться ты не запрещала. Вовсе не параллельный лектор – сущий отстой, долдон – чалдон - штафирка.
Уже летали сами, и нам на это было – отчаянно дерзко, почти плевать.
Что думал?! Щас-с - «прыгать выше надо». Ничего не думал. Когда? К подъёму возвращались или читал.
Но ты спрашивала. Могла и приказать.
«Камчатка» благостью была, пока заходил на цель – к доске, ввязываясь в бой - врубался. Выходил и решал.
Это в теории, а…
после того как на первом курсе нашёл причину неисправности, в схеме двигателя… соседи с трудом посадили Дельфин. Двигатель взбесился. Самопроизвольно вышел на 100% и отказался снижать обороты.
Повезло, их было двое в спарке. Пришлось снарядом приближаться к посадочной полосе, глиссада аховая, растопырив уши -воздушные тормоза, закрылки, шасси. Заводили на параллельный аварийный грунт. Над створом полосы перекрыли подачу керосина, сбросили подвеску.
Причина не ясна. Само собой - свернули полёты, искали резоны, чтобы знать и быть готовым действовать «в особых случаях». Версий много. Каждый выдвигал своё…
… инструктор въехал с третьего раза. Три раза повторял то, что противоречило общему настроению поиска, а чего, я ведь тоже не сразу въехал. Тарасыч соображал, мигом с командиром звена Горбанём к комэске, Решете…
Ну, так получилось. Я то чо-о-о?! Первая эскадрилья Ахтырского полка – она и есть первая. И откуда мне знать, почему комэска своим дублёром назначил, по штатному расписанию лётной тревоги. А потом и вовсе из меня «человека» делать прикажет.
Вовсе не за то, что вместо сидения на теоретических занятиях, во время порченой атмосферы, ветром прохлаждались в кукурузе.
Будь она неладна, погода. Без нас разведка донесла скорую смену атмосферных фронтов. Занятия свернули. Теоретиков по боку. Жорик нас не нашёл. А мы рассчитывали, на полные две пары метеорологии.
Двадцать дней мурыжили. Двадцать суток без полётов. На разборке спросили у подельника К`уры: «Как с полётами? Ясненько. Тебя по-лётной спишем! А этот что,- это обо мне. – Нет проблем? Допуск на сложный… порядок. Загремишь по дисциплине!»
Д-в-а-д-ц-а-ть дней. Конец сентября, наши две эскадрильи не бетон перебазировали в Лебедин. Самостоятельно на сложный пилотаж на первом курсе, так и не слетал. Каплун успел. А допуск на него получить успели только двое. Он и я.
А ты, в начале второго курса, принесла математическую книгу из домашней библиотеки, что-то из области отрицательных степеней. Выпал первый снег. Бежевый каракуль твоей шубы и длинные полы шинели…
Месяц таскал в планшете, разве что не потерял. И было стыдно, так и не смотрел. Конечно, о том не распространялся. Неловко, благодарил.
На экзамене - тема выпала билетом… плавал, шпаргалить - не умею.
Стыдобища пред тобой безумная.
Разве мог тогда почти мальчишка…
помыслить о такой.
Может статься, трусил. Конечно, так и было.
....... ....... .......
Отвлёкся, голос в среде поэтов:
«Слаба гордыней…»
....... ....... .......
А тогда, ты говорила, что в минуты отчаяния, душевной невзгоды - ходишь средь могил… твоим спутником - заплутавшее солнце в шуме тревожных ветвей, стражей некрополя… ты думаешь, что им ещё горюн – карачун -горючей …
....... ....... .......
«…упрёками к законам бытия…»
....... ....... .......
Такое обнаженное откровение позволяла в «тройку дней», когда полёты закрывались близлежащей катастрофой.
Признавалась…
… ты говорила….
А мы - дерзать смеяться не смели.
Нет, нет. Нисколечко не сочиняла. И плачь тайком в тиши неведом нам. Женщины его от нас скрывали, ведь для кого-то новый счёт уже пустился вскачь.
Понимали действительность?
Да. Но в нас то - была бравада. По случаю строки ложил в «жёлтый» блокнот. Уморительные строки: «Когда время проходит отвратно, Когда ждёт трижды в день еда. Нас опять в это самое время Посещает всё та же беда. Она приходит незаметно, Крадётся к нам с заточенной косой. На знак идёт такой приметный, Что намалёван костлявою рукой. А мы беспечные не знаем, Что уготовано судьбой. И в прятки с ней играем. Не зная где полёт наш роковой». Потешна бравада глупых строк, после которой следовало плюнуть и выпрыгнуть в окно.
Рыбаля прежде предлагал скинуться.
Упиться, чтобы всем, всем, всем…
Мечта у него заветная таковская, но…
… психологический отбор, это вам не плюмаж-изюм.
А Ты!
Вы рассказывали о Любви.
О той ЛЮБВИ – достойной немногих, как признак породы.
Как орудие совершенствования человеческой гармонии.
Как СО-ГЛАСИЕ душ и тел.
Когда спросила: «Наверное, твоя мама гораздо моложе твоего отца?»
Разве мог осознать «полста первый»… или тогда был «двадцать седьмым»?..
Да, верно. Точно, точно после Лебедина мой позывной «33-ий», о чём ты спросила…
… откуда мог знать – так творится;
чувствовать - так случается;
понимать – так происходит,
признать - так бывает…
… выходит было…
Не знал я, знала ТЫ.
....... ....... .......
«Слабы живые узы… друзей вчерашних лики ныне уже не так близки». - Продолжаете декламацию вы.
....... ....... .......
Что прежде? Вы рассказали, как пришли к знакомой. На кухне, наскоро хозяйка суетилась. Варганила солнечные глазки – глазунью…
Да-уж! а что? Самый что ни на есть популярнейший харч при встрече подруг.
Болтали. Расслабившись, сидели.
Скворчащий аромат сковороды.
Журчанье слов товарки.
Сейчас модно делать иконы из фотографий, репродукций. Помещать их в рамку. Вывешивать на стены, разнообразить обои. Даже церковь подобным не гнушается.
Картонка на стене пред вами.
Вдруг стало тихо. Показалось…
… вы услышали глас слезы – мироточие иконки. Так вышло.
Придя, домой вы чувства записали,
Признание обретённого дара, сокровенной благости - строчкой закрепили.
....... ....... .......
«Дай силы мне молить у жизни, а значит – у Тебя». - Вы умеете передать чувства слов.
....... ....... .......
Что прежде?
Прежде был Евгений.
Видел, слышал первый раз. Гость я редкий.
Западало в душу. Вот и вы признали - день хорош на впечатленья.
Его стихи – простой ритм слов без выспренности - душой изливаются.
И «поправлять» его не стали, склонённого над собственным блокнотом. Глаза, к пюпитру приближая, разбирал он строки.
Потом спросил, что может плохо, сам читал и лучше бы доверить диктору-актёру. Другой подобным признанием неуклюж, ты искренен был.
Зал оживился.
Припомнили Володю. Актёра просто никакого, абсолютно нулевого, да и чтецом его представить – ну ни как. Он мог читать лишь самого себя.
Нет, нет, актёров вспоминали многих, вторичных масса типажей.
Высоцкий – индивидуальный автор.
Но декламатор, как и актёр – нулёвый.
Бывает же такое, всё время был не тем.
Помните «Служили два товарища»? «Дурак. Последний патрон – врагу».
«Вот пуля пролетела и ага…» ничего, что в спину с дальней кручи гор?
А прежде был Мальчишка, просился приходить. Его знакомый приволок. Шестнадцать лет. Скулы не ведающие бритвы. Румянец щек. Чеканом выверенная мысль. Стесненье есть, умеет с ним справляться. Боязни нет ни грамма.
Ошеломил. Кажется, тебя знаю.
Хвалили. Постучал по деревяшке, и смолчал, вот только просил первый текст повторить.
Да, да - тебя узнаю.
....... ....... .......
А Вы. Продолжи не молчи:
«Хоть толику огня – Во искупленье тризной - »
Что прежде?
....... ....... .......
Ты опубликовала душераздирающий вопль души. Было дерзновенно сильно, в блеклом списке новостей.
Момент времени, когда ещё смотрел газеты – подвалы с рубрикой объявлений, становились главной значимой полосой.
Конечно, позвонил.
Вау! Самый известный м`агазин города. Конечно, знаю.
Он поменял профиль. Так это Вы?!
Сейчас тусклая темень высоких витражей.
Глазок видеофона изучает долго. Стою, пронзён шумом проспектного ветрогона, запахом города, сканируемый еле слышным жужжанием…
«В ворота дум моих не колотите, Забота и Печаль, столь тратя сил…» - кажется Шарль Орлеанский успевает в мозги затесаться.
Механика запоров легированной двери, смазанный скрип шарниров.
Распахнулась. За ней – нет никто.
Чреватый сумрак коридора.
Поворот, развилка.
Далее куда?
Говорила, сквозь торговый зал. Вперёд.
Рассекаю пустошь. Прилавки девственно чисты. Щемящая юдоль сиротства. Чуть–чуть и скоро пыль скроет тень вчерашнего ассортимента. Пустынные просторы торговых площадей. Способность излучать вчерашние тени – и та отключена.
Зачем так?!
Когда-то здесь был… ну, да впрочем, сейчас это не имеет ни малейшего отношения к делу…
А вот и ты. Как вы похож…
нет, нет, зачем подумал недостойно, нисколько не похожи вы. Разве можно унизить вас сравнением. Ведь это именно ты из полумглы коридора встречаешь меня. Вы как всегда – великолепно неизменны. Время не властно для вас. Категория вечности.
Узнаешь меня?
В отличие от вас – прагматично матерею, и разумом порой - остервенело наотмашь.
А кабинет залит неоном. Он из каждого угла.
Комната без окон, дверь одна. Будто бункер, укрытый от прямого взора. Предупредительно сокрыт от досужих, а главное от тех, которые с профессиональным, зорким левого глаза целким прищуром.
Тьфу, тьфу, тфу. Времена.
Было, веком раньше, гордились хоромами пятистенок и чтобы не менее тройки окон. А тут себя упрятали бетоном, укутали стальной решёткой арматуры. Упакованы как тигры в клетке. Не рык – сплошная зевота.
Несколько… в зеркало успеваешь… быстро, привычно, величаво, женственно. Предлагая кресло, твои нервные руки уверенно поправляют причёску. Улыбаешься уверенно, лишь край губы дрожит, выдаёт усталую тревожную надежду.
Стол. Свалены бумаги. Не беспорядок. Твоя, тебе известная система.
Центр стола – ювелирный Клондайк. Изделия сплошь в подвесках бирок.
Ну, да, да! на них фиксированы граммы, караты, классификация камней, брюликов… да, что это я опять - нет, последнее слово не к месту, ты выше жаргона.
- Чай, кофе, сигареты?
Два блюдца, чашки две.
- Не обращайте внимания. – Говоришь ты. – Ложку выбирайте из… - киваешь на кучу посреди стола. Не обращайте внимания. И если можно, постарайтесь сохранить бирку.
- Спасибо, превосходное серебро, буду стараться.
- Да, вы не стесняйтесь, её можно и снять. Потом, снова прицепим. Давайте я вам её… кофе, чай?
- Как себе. Умею превосходно вилкой и ножом, не испугаюсь и руками.
- Хотите с коньяком. Вы за рулём?
- Да.
- Я видела. Восьмёрка. Как это говорят? – стрёмная. Правильно?
- Возможно. – Плечи жму.
- Вы не братва?
- Похож? Или среди нас есть третий?! – Обычно взгляд бросаю под стул. Но кресло!.. вынужден движением нырять под массив стола.
Неосторожно. Смутил.
Твои ноги на миг… мгновенный, еле-еле испуг или инстинкт?
Ха! - выдержка врождённой уверенности! Извини бестактную опрометчивость.
Однако мог ли не заметить расслабленность коленей ваших, щиколотки ног?!
- Машина, цвет, - внимательно сканируешь, просчитывая меня, - да. Наверное, гаишники – души не чаят…
Сейчас я голый. Торс живота пружинь. Да не для красоты. Стан сталью, будь готов к атаке возможной, первый выдержи удар.
«Тефаль» парит. Мы видим, слышим оба. Но прежде взгляд на меня… задумчиво и разом стремительно смотришь в открытый стол туда, где правая твоя «покоится» рука…
кажется, решила…
может, вспомнила. Выдохом в унисон взрывам кислородных пузырьков закипающей воды – задвигаешь выдвижной ящик тумбы секретера.
- Извините. Я тоже за рулём. Ничего… нет, я одна, спасибо, что позвонили. Наливайте сами. Нам можно. Хотите лимон. Давайте порежу.
Говоря - «одна» – улыбаешься. «Одна»? Не стоит извинений. И ничего, если не догадаюсь спросить о калибре. Н-н-нда. Типичный нормалёк. Всё путём… тьфу! Меня тоже извини, садясь в кресло, его бывшую ориентацию автоматически нарушил. Спину северной стеной прикрыл, считай мне так комфортней.
Её пальцы, красивые кисти. Танец жестов. Озорное staccato изумрудных ногтей, смарагд порхает энергией по краю стола. О том, что не католичка понял. Ваш правый безымянный – он свободен. Я? Клянусь не набожен. Вот видишь – это… это левая рука.
- Мне четверть.
- Зачем?
- Выжму. И ничего, что потом его съем с кожурой. – Проваливаюсь мраком обнаженного бесстыдства плоти. Отрываюсь сердцем, просто глуп. Тьфу, но разум начеку и губы отчего-то сохнут.
- А, знаете, что?! Давайте… - она достаёт рюмки.
Рюмки, рюмочки, стакашки… не нравятся гранёные стакан`ы…
- … может вам бокал? – опережает она, будто считывая мысли. Иначе и быть не можно. Мы знаем друга-друг – скоро вечность.
«Помнишь: «Мне требуется ощущать тебя».
«Да. Всегда, а вовсе не иногда. Слышишь: В-с-е-г-д-а!»
«Да. Слышу. С-л-ы-ш-у - да!»
- Тогда пол лимона.
- Берите весь.
- Спасибо, достаточно половины.
Сегодня некая бледность и глаз усталость, видна ночь без сна. Но ты как всегда энергична прекрасным умом, линией инициативных черт.
Чиркаю, зажигалкой. Она прикуривает.
«Не целуюсь с курящими женщинами» - в мозгу истошно…
«Ты раньше не курила».
Безмолвная, беззвучная беседа.
«Знаю, стерпи. Зато ты куришь бондовскую дребедень если уж на то пошло?!»
Ерничаешь укоряя. Хорошо, что не вырядился в пиджак для курения - смокинг.
«А чему ты удивляешься? Да – «BOND!»
Жесты, знаки - раскрытые позы.
«Джеймс? Свободный, собственный хозяин!»
«Да, мы такие».
Какой, однако, право я нахал
....... ....... .......
Тогда в Ашхабаде, припоминаешь? В ресторане, отлучался освежиться фонтаном, попутно глянул бар. Вернулся, давние твои знакомые, предложили редкие дамские сигареллы, о которых знать не ведала страна. Разуметься, не по нраву. Вам не идёт смолить. Забрал, выбросил. Не стал объяснять, мне этот слащавый запах знаком с детства. Ты помнишь, жЫл в Алма-Ате. Дух кумара, стеклянные глаза…
… не печалься, родна мать…
Не расстраивайся. Не стесняюсь казаться смешным, нелепым.
....... ....... .......
«На слабую ладонь…» - твой голоса мотив.
....... ....... .......
Там в городке, ветры умели скручивать деревья в бараний рог и шапки домов –крыши запускали в небо. На центральной базе училища лётчиков, в Харькове, оказалось вы жЫвёте в одном доме.
Годом позже, столкнувшись, в пролётах лестниц этажей, поздоровались. «Ой, Елена, - твой голос сжат сродным участием, - кто это?» - Спросила ты у Ники.
И дрожь твоей спины передалась мурашками моей спине.
....... ....... .......
«Изнемогающей руки». - Ваш придыханья тембр напевный, расправленной сердечной тетивы, всегда неизменен, всё то, истомившееся длительностью время, что знаем друг друга. Интересно, изменился ли мой голос? Вы никогда не говорите мне о том. Наверное, не так он стоек.
Всё правильно Вы всегда гораздо лучше меня. Я – что?
Величина, раскрывающая тайны мирозданья – Вы!
Эх! П`ески, П`ески. Первый курс, первые полёты. Ромка, Ромка. Не проронишь ни полслова. С полётов, тебя снимут мгновенно. Нарисуют минимум вывозной программы и бай-б-а-й…
Ты никогда не изведаешь чувство свободного самостоятельного полёта. Остервенелой тоской изведен, молчком совестясь, смолчишь до ближайшей комиссии. Её?..
Её тоже мгновенно переведут, и больше мы (наши эскадрильи) с ней даже близко не пересечёмся на многочисленных регулярных медицинских комиссиях, которые собирали весь мед персонал лётных полков на главной базе. Возможно тебя майор медицинской службы, вообще перевели в другое авиационное соединение.
Застукали. Как было дело, в самом деле? Роман, ты молчал.
Его отчислили «втихую». Без ярости брызг. Странна была эта тишь, о которой всем было, как бы известно. Наказание, само по себе пустое дело, если оно не пример для прочих.
Что это было? Любовь?! Минутная прихоть?..
Ответная ревность рыжего замполита?..
Что гадать. Он смолчал.
Вас «проклянут колоколом, книгой и свечой».
Ты не желал дать повод пересудам, «мечтаньям» о чёрте – и бабушке его.
Да и командование, не сильно распространялось.
Знать…
…пусть так и останется тайной вас двоих.
....... ....... .......
«Хоть толику любви…»
А тогда, под кофе с коньяком, лимон. Тебя подставили, считала так ты.
Тебя угораздило в триумфе, верно, расслабилась, стать юридически гарантом. Поручилась за дружка, «партнёра», без оглядки подмахнула письмецо. Беспечная роспись.
Валютный кредит. Гигантская сумма наличных. Друг, получив ссуду, растворился с концами за границей, в бывшей республике Средней Азии. В Ташкентах его не достать. Возвращение займа свалилось на тебя.
Сумма. Мне знакомы даже большие цифры. Но наличными и сразу – это очень много. А галопирующие проценты?! Их нет смысла считать. Циклопическое удвоение – выброси калькулятор - полный кобздец.
Извини, мозг зашкаливает, разум трещит, реальность рвёт дозволенный потенциал. Сбой сдерживающих фильтров от подобной экономики и бардачного управления.
Срочно – распродажа. Понятен вихрь пустоши прилавков.
Арестованный товар – бросовые цены. А так…
- Что крыша?.. Разве нет у них бригад…
Стоп. Стоп. Пожалуй, место здесь лакуне.
Иначе у публики «крыша» поедет от прозы реальной жЫзни бизнеса.
Зачем? Пусть храбростью безумства пробавляются. После работки партиечку в пиф-паф, виртуально ай-ай-ай, малость потрындеть, пивком пузико затарить, ящик зырить, променад сортира и на-боковую, посопеть виагрой – пять минут...
Тс-с-с!.. Купюра. Молчок. Вспомни и представь себя Шарлем Орлеанским: «Я тот, чьё сердце чёрный плащ облёк…»
....... ....... .......
«Хоть толику любви…». Искренно и совершенно миротворно.
....... ....... .......
Пришла женщина. Тот же взгляд без сна, те же глаза выплаканные отчаяньем досадного горя, тоскливым одиночеством ночей.
Подруга? Верится с трудом.
Родственница? Возрастом – мать или свекровь.
Может то, что раньше называли – экономка.
Мной споткнулась. Не ожидала. Встрепенулась. Подтянулась. Частичный напряг. Насторожена…
- Он свой. - Отрекомендовала ты.
… достала пакетик. Вывалила в центр стола, в общую кучу колец – жидкую порцию бронзулеток…
- Вот, - выдохнула, натужно, - что есть. Назвала имена, - они собрали, дали что могли. Говорят, все, что осталось… то, что могут. Да уж то, что могут… Maledicat Dominus! Et omnes sancti! Amen! Да не расстраивайся ты. - Выпалила в сердцах, и теперь меня не стесняясь. - Я знаю, что все жили за твой счёт. И ты их... они тебя… бедная ты моя донюшка… - Жалости ропот.
Неловко чувствовать себя причастным к семейным откровениям. Помните, рассказывая о Наполеоне, непременно вспоминают и о его семейных императорских разборках подобного рода. Даже ему приходилось вправлять мозги многочисленным родственникам, напоминая, чего стоит ему вся их райская байда-житуха.
Он воин, ему можно, он это делал без соплей.
Но женщин… не могу смотреть опущенных подобным унижением.
Пожалуйста, отключитесь уши. Вдруг она не сдержится и станет сетовать, что дала им гораздо больше. Пожалуйста, не надо. Да смолчи ты, а так хоть шерсти клок, хотя какой в том толк. Мелочёвка – ты прав Мерсье де ля Ривьер «Деньги не меняют на деньги» человеческого сердца.
....... ....... .......
«Твоей». – Слово стиха, пять букв, пять знаков - одной строкой. Что следует дальше?
....... ....... .......
Тебе требовалась помощь. Написала очень проникновенное письмо, разместила в печати. Конечно, звонил. Нужна… требуется помощь, как понимаешь её ты.
Но почему ты одна? Где твой мужчина, к которому ты так проникновенно взываешь в обращении?!
Как стало так, что ты оторвалась от него?
Твой гнев и ошеломление - улыбка тех, кто давно разучился удивляться.
Ах, - дело, бизнес…
Ну, да, да. Ты сильная.
И знаю тебя, кажется давно.
Предлагаю сотрудничество. Для тебя это означает, переключиться и начать всё заново. Говорю и понимаю, будет сложно. Но в противном случае ты всего лишь продлеваешь агонию и теплишь надежду возврата былого – движение вспять.
Не плетись в хвосте мира. Давай начнём всё заново, действуй на опережение, пусть Мир следует за тобой и…
кредитов не терплю, их избегаю.
Врождённым чутьём, или ещё чем там чувствую и этому ощущению доверяю больше, нежели констатации Ярэка, ведущих топов-лидеров, да и мировой истории маркетинга в целом. Нет успешных долгосрочных примеров в бизнесе, хозяйствовании, в основе которого – внешняя ссуда, заём, кредит – это уловка для нищих духом.
Это как…
…совсем - недомыслие.
Безумно? Есть маленько…
друзья, подруги… всё пустое…
Да вот ещё что… научили уважать личную подпись.
Личный автограф рескрипта не разбрасывай попусту…
«Эй! Эй, да ты чего?! Ca va, camarade?
Вспомни, ведь это ты научила меня не страшиться СМЫСЛОВ СО-ГЛАСИЯ. И говорить о любви раньше, чем она придёт. И глядя на кресты погостов не ждать, когда станешь как они, но, говоря о проблемах решать вызовы, стоящие пред человечеством. Ведь мы с тобою люди – породы человеческой и это одна из наших планет вселенной».
«Почему утренняя роса, чиста как слеза, но соли в ней нет?»
Страх, ужас, рождает усталость апатии, они, как и раскаяние только возбуждают небытие.
«Соль жЫзни выплакана вся и слёзки небес есть призрак, обман и небеса давно без правды».
Боязнь смерти, костлявой не помеха.
«Что станет с сочной душистой росой, если Солнце забудет проснуться?»
Искренность и разум интеллекта останавливает нежить.
«Земля задохнётся цукерным сиропом».
«Ты можешь быть беспощадным … в любви».
«Вы меня этому научили – ЛЮБИТЬ тебя одну до-дон без донца».
- A votre sante!
- A la votre!
- Я видела тебя на сцене, с Меладзе. - Сообщаете вы. – Роскошные розы для ночного клуба. – Вспоминая, улыбаетесь ухмылкой. Несколько медля, добавляешь, - и роза одна… нарочный прикол?.. Ca marche bien!
- De rien! Так фишка легла. Не чаял, так вышло.
- Вышло?! Или ты её преднамеренно так разложил?
Что поделаешь, я продукт электрического звучания.
Предпочитаю камерность и сам врубаю, а-а-а - и выключить могу.
Мировой стандарт качества стал доступен. Естество жЫзни требует собственного позиционирования личности, иначе утонешь в атмосфере музыкального шума, в котором трудно различить, что хорошо и что плохо…
возможно у меня… высокие требования стандарта.
Что поделаешь, мне они известны.
Он с командой, с братом хороший тендем, но девочка, малышка с очаровательными бантами… да, чего там, хреново у него с координацией движения. Лёгкости и стремительности Лаймы, мчащейся искромётной отвязности латинос Агутина, раскованности и женского такта Ротару, непринужденности и открытости Пугачихи – нет в нём.
Он в записи лучше. Очищенный от шелухи ужимок, тел движенья – краше. И хореографы вокруг – крашенные балеруны – цирюльня упакованная в ящик.
А она, она была солнечной явью, под его пламенные песни.
У неё есть возможность стать Семелой,
а он уникальный солист с музыкой брата.
Актёр может статься и сыграет роль Юпитера. Но ему не дано быть Зевсом.
- Ты был с командой. Ваш столик…
- Теперь это её команда. Они и затащили. Мы разведены.
- Отлучался, долго искал среди ночи цветы?
- Нет. Отъезжал, но рядом. Потом внизу в баре напитки дегустировал.
- Кофе с коньяком.
- Да. Чай с ромом.
- «Я с прекрасною той луною связан узами обета…»
- Что?!
- «Витязь в тигровой шкуре»
- Шота?!
- Руставели: «…Ныне я твои вопросы не оставлю без ответа».
....... ....... .......
Ваша последняя строка, заключительный аккорд симфонии нежданно прост - «Без укоризны».
....... ....... .......
Без укоризны… без укора… без корысти – БЕЗ.
Такие мысли пишутся, творятся святостью благой.
И прошу экземпляр. Мы рядом, зачем откладывать то, что требует сознание.
Стремительность диктует, творит время будущей вечности.
«Могу, что-то написать, ты не против. Хочется поблагодарить.
Ваши красивые мысли, постараюсь не испортить.
Спасибо. Мне право неловко, как у вас не получится.
Но зато распечатаю, в ближайшее время прочту.
Полтора года молчал. Обещаю, прочту».
....... ....... .......
Ночь. Ваш лист, духовный манускрипт.
Он дышит словно жЫвой. Трепет слов.
Дрожит, пульсируя искриться сердцем прописных строк.
Он чист и ясен, вашим почерком женским.
И ароматом ваших духов. «Опиум»!
Да, да мне известны ваши пристрастия.
Мода она всем остальным.
Вы неизменно выбираете вечное.
....... ....... .......
Видишь. Ничего не забыл. Таких как ты – забыть – нельзя. Вольность извини, малость правил. А можешь осыпать бранью. Меня есть за что ругать.
И ливнем ярости слёз - роса вселенной обрушит равнины,
и хребты гор вздыбятся дрожью.
....... ....... .......
Помнишь тогда. Мы водили истребители, но, в сущности, были мальчишки. Говорить о любви не умели, стеснялись, боялись. Нет, меж собой то-о!.. впрочем, сам, никогда о том не изъяснялся, не говорю, даже сейчас.
… тогда. Ждал приказа от главкома. Нас пытались занять, чем-либо, чтоб глаза не мозолили. Неожиданно Вы пришли.
Да, знал. Тебе сделали предложение. Майор светился счастьем. Его назначили занять работой нас. Экспериментировали, травили кислотой полотно стекла. Дурь.
За столом в ангаре…
… зачем стала записывать…
… смеялась, и громко комментировала: «Коль у меня будет новый адрес и фамилия надо потренироваться, расписываться и адрес не забыть, выучить… ну и что, что дом соседний, не командного и не лётного состава…».
Ты была восхитительно превосходна.
Потом комкала исчерканные листы, сминала. Посылала майора за корзиной. Бросала их в неё. Искрящийся, жгучий ваш смех со всех сторон – от стен, от потолка, скачет по бетону пола.
Я был совсем с другой стороны. «Я тот, чьё сердце чёрный плащ облёк…»
Когда бумажный ком попал мне в спину…
Есть несколько вещей, которые понять не в силах разум.
Там было много народу. Почему никто не заметил. И как решилась ты, ведь нарочно прятал глаза, уходил в тень.
Несколько вещей, которые объяснить не в силах разум.
Но так бывает, видел не раз.
Прекрасно знала, при первой возможности рвану в Тамбов.
Когда она улетала. Не мог не отпроситься. Дева Мэри! что есть расстояния меж городами, о чём лабаза лепет. На харьковскую трассу. Два сорок пять из Изюма. Опаздывал, мчался сразу в аэропорт. Вы были там.
Ты её провожала…
....... ....... .......
… ваш почерк нисколько не изменился.
Тот лист… ваши стихи… они жЫзнь вечности рвущие грань времён.
Вы предо мной.
Моя кротость и ярости благоговенье ВАМ.
«Смолчу. И плакать мне тоже не хочется».
«Езус Мария, Дева Мэри! Как мы все перемешаны. Как только не переплетены наши судьбы! Никогда, видимо мы, не оставим друг друга в покое».
«Вот, вот вечностью обречен Plasmator, oris.
....... ....... .......
С дороги не свернёт, тот, кто всё решил однажды.
ОН смеет изобрести богов, ОНА молиться АСу.
-----------------------
* «У иконы» Тамара Минифаева.
* * * * *
15.03.09 и 30.07.09
Stiv-BerG Berdnik/Стив-БерГ Бердник ©
* * * * *
Приложение I.
У ИКОНЫ.
Мой голос слаб.
И я сама – слаба.
Слаба гордыней,
Упрёками
к законам бытия…
Слабы живые узы…
друзей вчерашних лики
ныне
уже не так близки.
ДАЙ СИЛЫ МНЕ
Молить у жизни,
а значит – у Тебя.
Хоть толику огня –
Во искупленье тризной –
На слабую ладонь
Изнемогающей руки…
Хоть толику любви
Твоей.
Без укоризны.
/13-14.03.2009/.
У ИКОНЫ.
ТАМАРА МИНИФАЕВА.
Приложение II.
Извините нас.
Фрости Логи и Логи Фрост.
/*****/ 04.08.09
Свидетельство о публикации №109040805343
Как часто повторял Виль: «Если бы такие категории человеческих взаимоотношений, как Любовь и Доброта, могли быть представлены в количественной форме, то можно было бы ввести единый критерий оценки количества «благой содержательности» любого текста. Любовь и Доброта – от века считались высшим идеалом человеческих взаимодействий».
Всем этим с лихвой переполнены твои тексты.
С уважением,
Камиль.
Камиль Хайруллин 10.10.2009 01:14 Заявить о нарушении