Женщина, имя которой...

 
Женщина,  имя  которой
Четыре  оранжевых  буквы
Цвета  губной  помады,
Ржавчины,  разбавленной  крови,
Поселилась  во  мне – для  неё
Снятом  доме.  Там,  где  сердце,
Устроила  спальню,  там  отдыхает,
Туда  приводит  мужчин.
Утром  спешит  принять  душ,
Раздевается  за  портьерами  лёгких.
Она  хорошая  хозяйка.
В  солнечный  день  спешит  в  сад,
Ухаживает  за  моей  причёской,
Или  в  лодке  по  озеру  глаз  проплывает
И  веслом
Упирается  в  самое  дно.
Ей  смешно,  что  я  слепну
И  ничего  не  вижу,  кроме  радуги.
                Март  1975



























               







           ЖЕНЩИНА, ИМЯ КОТОРОЙ...
             (любовная лирика)



  1. Ревность

Красавец  попугай
Лазоревым  крылом
По  клетке  водит  важно  и  надуто.
Он  объясняется
Старинным  языком,
Почти  забытым  почему-то.


Хозяйку  любит  он
И  горячо  бранит
Ночного  гостя  посещенья.
Вздыхает,  хохлится
И  недовольный  спит,
Предпочитая  сновиденья.

Но  утром,  как  всегда,
На  шорохи  шагов,
На  голос,  ласково  звучащий,
Он  откликается,
Он  всё  забыть  готов…
Взволнованный  и  говорящий.

                Апрель  1975



2. От  себя  отказаться

От  себя  отказаться
В  потоке  идеальных  стремлений,
Покинуть  соломинку
Новым  созданьем
Непрочным,  недолгим,
Отразиться  в  краешках
Настороженных  глаз
Покровительницы   путешествий,
Карету  которой
Вместе  с  кучером,  грумом,
Форейтором  в  желтых  перчатках,
Отделанных  кружевами,
Везет  шестерка  мыльных
Пузырей.


                22 мая 1974       




 
       3.  Комарово

                Л.К.
            I         

Весна.
Первая  поездка  за  город.
Перрон  опустел.
Дорога  ведет
В  перелесок,  к  болотцу,
Рыхлому  снегу,
Кружеву  краснотала.
Зеленые  крапинки
Цветущего  мха,
Словно  кристаллики  изумруда,
Нанизанные  на  острия  иголок.
Слежавшийся  брусничник
Смешон
В  своем  прошлогоднем  наряде,
В  сравнении  с  молодой  женщиной
В  косматой,  рыжей  шапке,
Осторожно  ступающей
По  обочине.
Никого,  кто  шел  бы  за  ней.
Никого,
Кроме  теплого  солнца.

                II

Мы  забрели  на  поселковое
Кладбище с аккуратными
Рядами  плит.
Надписи,
Даты  рожденья  и  смерти.
Центральную дорожку
Замыкает
Ахматовский  мемориал.
Барельеф  поэтессы
Словно вылеплен
Детской  рукой.
Черты  лица
Растворились  в  граните.
Неподалёку  сажают  цветы,
Черпая  горстью
Тепло  для  тюльпанов.
Их  луковицы
С  зеленым  пером  на  макушке
Погружаются
В  мягкие  лунки,
Присыпаются  жирной,
Что  характерно  для  кладбищ,
Землей.
Работа  всегда  не  из  легких.
С  неба  струится  шум  сосен,
И  можно  заметить
Как  дрогнула  ветка,
Покинутая
Легкомысленной  птицей.


               
               
        III.

По  дороге  назад,
К  электричке,
Бредём,
Усталые от  солнца.
На  одном ботинке
Моей  спутницы
Развязывается  шнурок.
Она  ставит  ногу
На  моё   колено,
Наклонившись  лицом
К  моему  затылку,
Низко – низко,
Как  будто  для  поцелуя.
Она прикасается ко мне
Своим дыханием,
Этим  нежным  трепетом
Долгожданной  близости.
Я  отвечаю  ей
Взглядом.
Приподнимаюсь,
Встаю  в  полный  рост.
Она  на  пол  головы
Ниже  меня.
Я  привлекаю  её  к  себе.
Пушистая  шапка
Сдвинулась  с  её  лба,
Её  глаза  наполняются
Небом  и  мной.
Затем  небо  исчезает…
Сообразительный  парень,
Этот  шнурок 
От  ботинка!            

               23 мая  1974


        4. Размолвка

Улитка  телефонной  трубки,
Слово,  медью  оплаченное,
Ряды  мужей  мирмидонских
В  бегство  обратила.  Паника!
Бегут  во  главе  с  Ахиллом.
Он,  чтобы  бежать  быстрее,
Доспех  свой  ковки  чудесной
В  сторону  бросил,  так  что
Не  только  пята,  всё  тело
Защиты  лишилось

              16 июня  1974


          5.
Украден вечер,
Унесён  в  дамской  сумке.
Его  сложили  вместе  с  зонтиком
В  один  чехол.

                Август  1974


       6.  Знаки  Зодиака

Пресловутые  созвездья,
Ни  отрады,  ни  возмездья.
Элегические  вздохи,
Да  и  те  избиты,  плохи.
Всё,  всё – единственный
Завиток  улитки.
Секунда – уже  утрата
Год  прошёл, ничего  не  изменилось.

                Сентябрь  1974

        7.
Злая,  бессонная  память
О  ней,  о  недавней,  о  мякоти
Сочной,
Вкус  долек  которой,
Так  терпок.

Ночь.  Туман  за  окном –
Поверхность  её  драгоценностей,
Когда
Золото  перстня  тускнело,
Обожжённое  поцелуем.
Платье.  Кресты  и  розы
Рисунка. Ниже  коленок –
Складки,
Бронёй  из  шелка. О,  скромность
Самки  павлина!

Молчанье.  Фонарь  над  дорогой
Щурится  желтоватым
Глазом,
Лишённым  ресниц,
Когда-то  пушистых.
    1975


     8.  Женщина,  имя  которой

Женщина,  имя  которой
Четыре  оранжевых  буквы
Цвета  губной  помады,
Ржавчины,  разбавленной  крови,
Поселилась  во  мне – для  неё
Снятом  доме.  Там,  где  сердце,
Устроила  спальню,  там  отдыхает,
Туда  приводит  мужчин.
Утром  спешит  принять  душ,
Раздевается  за  портьерами  лёгких.
Она  хорошая  хозяйка.
В  солнечный  день  спешит  в  сад,
Ухаживает  за  моей  причёской,
Или  в  лодке  по  озеру  глаз  проплывает
И  веслом
Упирается  в  самое  дно.
Ей  смешно,  что  я  слепну
И  ничего  не  вижу,  кроме  радуги.

                Март  1975



      9.  Исповедь    четвероногого

Утомительный
Дачный  период  закончился.
Странно..
Я  не  забыл,
Как  звучат  её  шаги,
Привкус  воздуха
При  Её  приближенье.
Вот  и  сейчас
Каменеют  виски,
Этот  симптом
Никогда  не  подводит.

Память  хранит  части  фраз,
Обращенных  ко  мне,
Прикосновенье  руки,
Красивой,
Независимо  от  протянутых  лакомств.
В  такие  минуты
Я  верю
В  своего  собачьего  бога,
Которому  сочинил  молитву,
Где  много  звонкого:  Р-р.


Для  себя
Я  нацарапал  Её  портрет,
Точнее,  символ,
Условный  знак
Из  четырех
Параллельных  полос.

              Октябрь 1975

       10. Триолет

Приходит  осень  в  рыжем  парике
Прекрасная,  как  женщина  за  тридцать.
Край  неба  отражается  в  реке.
Приходит  осень  в  рыжем  парике
И с ней надежда заново влюбиться
И снова строить замки на песке.
Приходит  осень  в  рыжем  парике
Прекрасная,  как  женщина  за  тридцать.
                1975


    11.   Натюпморт.

Сухой  букет  смущает  память,
Зарёю  полыхая,  вянет
Ещё  вчера  живой  цветок.

Сухой  букет.  Сквозь  пыль  проглянет
Лоскут  ковра,  или  пергамент
С  миниатюрой  между  строк.

Сухой  букет – сухой ответ,
Гербарий  «да»  твоих  и  «нет».

И  настороженно  легки
Шуршащих  листьев  завитки.
                1975


 12.   Завтрак  (из  Жака  Превера)

Он  налил  себе  в  чашку
Кофе,  потом
Разбавил  его
Слегка  молоком.
Он  сахар  добавить
Не  забыл
И  тщательно
Его  растворил…
Он  докончил  свой  кофе
С  молоком.
Закурил,  пуская
Кольцо  за  кольцом.
Старательно  пепел
Он  стряхнул
И  ни  разу  на  меня
Не  взглянул.
Он  плащ  надел
(Был  дождливый  день)
Он  молча  ушёл
Под  дождь,  насовсем…

И  я  к  рукам
Прижалась  лицом
И  стала  плакать
Потом.
               
                Март  1976


  13. На  рынке  (из  Жака  Превера)
               
Я  спешу  на  рынок,  где  продают  птиц.
Я  выбираю  птицу,
Самую  красивую  птицу.
Для  тебя,
Любимая!

Я  спешу  на  рынок,  где  продают  цветы.
Я  выбираю  цветок,
Самый  дорогой  цветок.
Для  тебя,
Любимая!

Я  спешу  на  рынок,  к  торговцу  железным  ломом.
Я  выбираю  цепь,
Тяжёлую  цепь.
Для  тебя,
Любимая!

Я  спешу  на  рынок,  где  продают  рабынь.
Самых  ласковых,  самых  послушных,
Самых  великолепных  рабынь!
Я  ищу  и   не  могу  найти  среди  них
Тебя,
Любимая!

                Март 1976



   14.  L’  Amoureuse  (из  Поля  Элюара)

Она  на  кончиках  моих  ресниц,
Она  присвоила  мою  причёску,
Мои  глаза  и  руки.
Она – одинаковое  препятствие
На  пути  моей  тени,
Камень  бросили  в  небо,
Он  назад  не  вернулся.
Она  присвоила  всего  меня.
Не  забывает,  когда  я  сплю,
Посылает  мне  сны,
Полные  света.
Её  мечта  не  исчезает
Из  моей.
Я  плачу,  потом  смеюсь,
Потом  ухожу,
Не  говоря  ни  слова.

                1976

            
         15
Не  смотри  на  меня  сквозь
Завесу  снисходительности
Через  эти  очки  с  темными  стеклами.
Я  растворюсь  в  них,
Твои  глаза  будут  обмануты  пустотой.

                Декабрь 1980



    16. Робот

Мы  конструируем  Робота,
Механические  ноги,
Механические  руки,
Механическая  голова.
Этого  Робота  зовут
«Наши  Отношения».
Он  довольно  бестолковое
Существо.
Что-то  выспрашивает,
В  чём-то  сомневается,
Пытается  навязать  своё
Мненье,
Которого  у  него  попросту  нет
И  не  может  быть…
Короче,  надоел  он  нам
До  невозможности.
Мы  прогуливаемся  втроем:
Я,  ты  и  наше
Механическое  детище.
Мы стараемся   не  обращать  на  него
Внимания.
Мы  слышим  как  скрипят
Его  шарниры,
Звякают  железные  внутренности
И  это  невольно
Раздражает  нас.
Мы  садимся  в  троллейбус,
Который  везёт  нас  к  твоему дому,
На  самый  конец  города.
Мы  раскачиваемся,  держась
За  поручни,  повернувшись  лицом
Друг  к другу.
И  вдруг  замечаем,
Что  наш  робот,  наш  «Наши  Отношения»
Остался  забытым  на  остановке
И  бежит  сзади,
За  троллейбусом,  натыкаясь  на
Прохожих,
В  сущности,  никому  не  нужный
Ни  им,
Ни  мне,
Ни  тебе.
                Декабрь  1979



                17. В  чебуречной
                Н.Г.
               
Мы  вернулись  в  двенадцатый  год.
Снова  порохом  тянет  без  фальши.
Наследница,  обжигаясь,  жуёт
Треуголки  поверженных  маршалов.

Вокруг  переругиваются  хриплыми  басками
Мужики  из  партизанского  кочевья.
Касса  дробью  хлещет,  и  шуршат  над  головами
Занавесей  заснеженные  деревья.

Растворились  двери  зала,  фейерверк  мазурки.
Камер-юнкерша  грохочет  подносами.
Забулдыги – дипломаты  тычут  мятые  окурки
В  стол,  горбатясь  над  «проклятыми  вопросами».

Глаза  негритенка  в  зеленой кофте
Обжигающе  алчны  и  обиженно  грустны.
Торопливо  поковырявшись  в  компоте
И  взглянув  на  ухоженные  руки,

Наследница  потянулась  к  салфетнице…
В  это  время  громыхнуло  гудком  автомобильным,
Исторический  мираж  рассыпался  поленницей
На  пустыре  алкоголя  и  мёртвых  капель  маргарина.

                Июль 1980



    18.   Капризы  моды

Бородатые  парни  на  майках,
На  округлостях  женского  бюста.
Ваши  уши,  носы  и  улыбки
Красуются  в  виде  трофеев,
Добытых  в  ходе  столетней
Войны  за  равноправье  полов.

Их  замачивают  в  мыльной
Воде,
Сминают  в  бесформенные  складки
Во  время  стирки,
Отжимают  усердно,
С  ревнивым  чувством  собственности,
Сушат,
Перегнув  на  верёвке,
Прессуют  горячей  подошвой
Утюга.
Молчаливая  покорность
Бородатых  парней  на  майках
Как  нельзя  лучше  отвечает
Требованьям  женщин,
Которые  спешат  на  свиданья
С  их  живыми  прототипами
С  неопределённой  надеждой,
Необъяснимой  виной,
Смешанным  ощущеньем  радости
И  уязвленного  самолюбья…

Предварительно  проглотив  таблетку,
Предохраняющую  от  зачатья.


                Июль  1980



              19.  Романс

Лариса  Петровна!  Лариса  Петровна!
Зачем  Вы  опять  о  своём?
И  так  уже  сердце  сжимается  больно,
И  веет  в  душе  холодком.

Вы – девочка-мать  с  неизменною  брошкой
И  перстнем  на  правой  руке,
Вы  в  чёрных  одеждах,  как  черная  кошка,
Замешанная  в  колдовстве.

И  ниточкой  брови,  и  бледные  щёки,
И  голос  чуть-чуть  с  хрипотцой.
Вы  так  осторожны,  и  так  одиноки,
И  так  откровенны  со  мной.

Китайские  вазы  в  простенках  гостиной,
И,  словно  храня  от  беды,
Ни  гула  в  окне  от  случайной  машины,
Ни  дыма  фабричной  трубы.

«Есть  правда,  с  которой  не  страшны  потери,
Есть  долг.  Остальное  не  в  счёт.
Мадонна,  уставшая  верить,  всё  верит,
Уставшая  ждать,  всё  же  ждет…»

Лариса  Петровна!  Лариса  Петровна!
Не  надо  об  этом,  святом.
И  так  уже  сердце  сжимается  больно,
И  веет  в  душе  холодком.
               
                Ноябрь 1980

     20

Говорила  о  стихах
Только – Ах…

Говорила  о  любви
Лишь – Увы…

О  себе, махнув  рукой,
Запятой

Обо  мне  и  вовсе – Брось…
Как-то  вскользь.

Наревевшись,  снова – Ах!..
О  стихах.

          31 октября 1981

          21
Ничего,  кроме  усталости,
Я  тебе  не  могу  подарить.
Вместо  палубы  океанского  лайнера –
Тусклая  лестничная  площадка.
Вместо  разноцветья  портовых  огней,
Маяков  дальних  странствий –
Сумерки  проходных  дворов.
Вместо  приветственных  маршей –
Брань,
С  которой  наталкивается  на  нас
Испуганный  прохожий.

         22 ноября  1981


        22.  Твое  наслаждение

Твое  наслаждение  цвета  черного  янтаря,
Выносимого  волнами
Из-под  слоя  морских  глубин.
Он  выбрасывается  на  песок
В  кружевах  пузырчатой  пены,
Тускнеет  на  солнце
И  новой  волной
Уносится  вновь  в  глубину.

        22 сентября  1994

                23. После  свидания

Под  часами  на
Большой  Пушкарской,
Кутаясь  от  ветра
В  потертый  воротник,
Ставшего  коротким
Пальтишка,
Девчонка – школьница,
Сегодня   впервые
Пережившая  взрослое свиданье,
Ждет  троллейбуса.
И  на  стрелки,
Что  застряли  на  без четверти  двенадцать,
Взгляд  бросает
С  самым  независимым  видом.
А  сама  от  страха
Замирает –
Вдруг  не  обойдется  без  последствий?
И  с  какой
Подругой  поделиться,
Чтобы  никому
Не  разболтала.
              1975

  24. Песенка для Джерри.

Джерри пес летит на юг
В голубом «ильюшке».
У него торчком встают
Ушки на макушке.

Он глядит через плечо
Сквозь иллюминатор.
Солнце греет горячо,
Облака,  как вата.

Впереди морская гладь
И песочек пляжа
Ох, как долго было ждать
Этого вояжа.

Джерри вытянул язык
В сладком нетерпенье,
И собаки помнят миг
Чудного мгновенья.

Может быть, как в прошлый год,
Джерри в это верит,
Там, на пляже, подойдет
Рыжий сеттер к Джерри.

И обнюхает слегка
Сеттер, сморщив носик,
Спину Джерри,  и бока,
И мохнатый хвостик.

Резво мордочкой встряхнет
Просто, наудачу:
Приглашая, кто вперед,
По песку поскачет.

Или кто во весь опор
Сможет без оглядки
Всем волнам наперекор
Плыть в четыре лапки.

Джерри с другом нипочем
Грозный шум прибоя,
Был он одиноким  псом,
А теперь их двое.

Джерри-пес летит на юг
В голубом «ильюшке»,
У него торчком встают
Ушки на макушке.
                Август 1979

   25.  Джерри заболел.

Джерри-песик заболел.
Джерри, что с тобою?
Может,  ты сегодня съел
Что-нибудь такое…

Целый вечер грустный вид,
Поджимаешь лапки,
Мелко-мелко хвост дрожит,
Как от лихорадки.

Низко уши опустил,
Нос сухой, горячий.
Джерри, может, ты  простыл
По дороге с дачи?

Можно я тебя рукой
Обниму за шею?
Джерри, хочешь я с тобой
Тоже  заболею?

Хочешь, вместе ляжем спать
На одной кроватке?
Буду я тебе шептать
Песенки украдкой.

Будем  чай с малиной пить,
Нет её полезней.
Нас с тобой не разлучить
Никакой болезни.
                Сентябрь, 1980.