С-с-снимай!..

     Предстоял обычный урок физкультуры. Самый обычный, каких уже были, наверное, сотни за все годы учёбы в школе. Хотя, пожалуй, всё же не совсем обычный. Стоял невероятно тёплый май, и без пяти минут выпускникам совершенно не хотелось проводить последние уроки в душном спортивном зале. В раздевалке несколько ребят подошли к физоргу класса – высокому спортивному парню по прозвищу Квакин (его фамилия была несколько созвучна фамилии гайдаровского героя). Хоть физорг был добродушен и на прозвище не обижался, но сегодня был не тот случай, а в классе бытовала традиция – к особо уважаемым товарищам было принято обращаться по отчеству, а иногда даже по имени и отчеству.
     – Михал Василич, а как Вы посмотрите на то, чтобы слинять сегодня с физры? (Физра – принятое в школе дневниковое сокращение от физкультуры – физ-ра.) Достанет же Сеич своими зачётами!
     Сеич – Александр Алексеевич – школьный физрук и военрук, мичман на пенсии, но ещё достаточно крепкий, чтобы вести у старшеклассников уроки физкультуры и начальной военной подготовки. Он был вполне добродушный дядька. Мальчикам давал задание и забывал о них до конца урока. С девочками же он был особенно галантен – никого не оставлял без внимания, всегда помогал залезть на «бревно», подавая руку, а другой аккуратно придерживая за талию, и никогда не упускал возможности поддержать ножку при исполнении какого-нибудь гимнастического этюда.
     Квакину и самому хотелось бы поваляться часок где-нибудь у залива среди разогретых солнцем камней, но сегодня на большой перемене его пригласила классная руководительница и по-доброму так попросила не подводить ни её, ни общую картину посещаемости уроков выпускного класса и проконтролировать, чтобы на последних уроках присутствовали все.
     Мишка противно поморщился:
     – Да ладно, ребята, может, обойдётся. Сколько уже тех уроков осталось! Уговорим Сеича в волейбол поиграть.
     Сеичу на такой жаре не хотелось спорить со своими подопечными. Общаясь с ними на протяжении нескольких лет, физрук и так прекрасно знал способности ребят и мог поставить годовые оценки без проведения зачётов. Он привёл всего два слабеньких аргумента против их предложения:
     – Вы сейчас пол-урока будете только сетку натягивать, да пол-урока снимать…
     – Сан Сеич, мы быстро – пять минут!
     – Да вам и мяч-то толком не подать – через сетку не перебросить…
     – Так ведь уже играли сколько раз – подадим! – галдел класс.
     – Ладно, – сдался учитель. – Схожу в учительскую за журналом. Вернусь, сетка не будет натянута – будете сдавать зачёты. Три урока осталось, а у вас ни одного зачёта нет!..
     Сетка была натянута в рекордное время. Класс разбился на четыре команды. Две команды вышли на игровую площадку, встали на позиции.
    Первая подача. Как много она решает в игре! Подаёт Петрович – ближайший друг Квакина, крепкий смешливый парень, собиравшийся поступать в военное училище. Мяч взлетел кверху, на короткое время завис в воздухе, давая подающему пару мгновений подумать, как его закрутить, и, набирая скорость, стал падать…
     Мало кто понял, что произошло дальше. Звук подачи был похож на пушечный выстрел. Мяч – действительно, как ядро из пушки, – с невиданной скоростью перелетел через весь спортзал, не касаясь открытой двери, влетел в коридор и, повторив там почти тот же самый звук выстрела, медленно выкатился обратно.
     – Ойх-х-х-с-с-кха-а-а!.. – раздалось из коридора почти одновременно с этим звуком.
     Все притихли, с недоумением глядя в тёмный дверной проём.
     Несколько минут было слышно, как на улице растут листья на берёзах. Затем из коридора донеслись медленные шаркающие шаги. Качающейся походкой, на полусогнутых ногах, держась обеими руками за причинное место и морщась от боли, в зал еле втиснулся Сеич. По его щекам из обоих глаз текли слёзы.
     – Быстро! – опомнился Квакин, указывая пальцем на физрука.
     Все сорвались с мест и бросились помогать учителю добраться до скамейки. Девчонки, удивлённо распахнув свои любопытные глазёнки, не знали, как к нему подступиться. Мальчишки с сочувствием подхватили его под локти и почти несли на руках. Петрович, сконфуженно потупившись, медленно переместился к сетке.
     – Да-а-а, после такой подачи там, наверное, всё – в лепёшку, – предположил кто-то из ребят.
     Сеич, молча, обвёл всех молящим взглядом. Дыхание его было неровным и сипящим. Староста класса не выдержала.
     – Мальчики, ну, может, можно как-то поправить, а? – спросила она, не зная, куда деть свои руки.
     – Ну, только если надуть, – невинно поднял к потолку глаза Крот, первый классный шутник на скабрезные темы.
     – Как это, надуть? Разве можно? – искренне удивилась староста, скромная девочка-отличница.
     – Ещё как можно! Даже нужно!
     Сеич зло поднял глаза на шутника, выпустил из них очередную порцию влаги и, не имея ещё сил на слова, прошипел:
     – С-с-с…
     Прошло несколько минут, пока у физрука стало восстанавливаться дыхание. Наконец, класс услышал первое членораздельное слово:
     – С-с-снимай!..
     Девчонки испуганно переглянулись. Некоторые ехидно захихикали.
     Не сообразив, чего хочет учитель, Квакин переспросил:
     – Чего, говорите, снять, Сан Сеич?
     – С-с-сетку с-с-снимай... с-с-снайпер!.. – с явной обидой в голосе рявкнул Сеич, с трудом оторвав руку от паха и ткнув ею в сторону Петровича.
     Наверное, это была самая короткая игра за всю историю волейбола – в одну подачу.
     Все уговоры были бесполезны. Чуть не всем классом сетку снимали и убирали добрую треть урока, а последнюю его треть девочки сидели на скамейке рядом со страдающим любимым учителем, жалея его и демонстрируя эту жалость поглаживанием его рук, плеч и коленок, смущённо косясь на «раненое» место. А мальчишки в это время усердно подтягивались на турнике, отжимались от пола и лазали по канату, сдавая зачёты.
     Последние два урока физры были обречены на ту же сдачу зачётов. Но сдали – все!