Голгофа

~~~~~~~~   ~~~~~~~~

1.

Сны церковного кастрата
об одном — что, вот, в штанах
твёрже стал руки Пилата,
стал, как буква ерик, нагл.
Протопопу снятся шпроты
и зелёный Гамильтон,
вынимающий банкноты
из кармана панталон.
Сон еретика банален,
как убитый мылом глист:
рубит лес товарищ Сталин —
самый главный атеист.
Мир убог!
Напившись чаю
и боднув подушку лбом,
я быстрее засыпаю,
чем стихи писал Рембо.
А проснусь — одно и то же,
полный рот миндальных слов:
«Ниспослал бы, добрый Боже,
напоследок вещих снов…».

2.

Истоки солнца на востоке,
распятье перекрещенных дорог.
Пыхтя и надувая щеки,
сошёл с небесной выси добрый Бог.
А мне-то что мне — к груди рука,
на лбу покорства обрядный грим.
Как два уставшие старика,
даст Бог — и, может, поговорим,
Глаза в глаза коль — в глаза не ври!
Конечно, грешен,
но хоть бы тресни,
осточертел их молитвы хрип
и их унылые как бы песни.
И дожидаться уж невтерпёж,
когда начнётся твое «воздам».
За беспредельщину и за ложь
пора настанет платить когда?
Среди убожества с нищетой
когда же пастырям твоим таки
кресты пудовостью золотой
повыворачивают позвонки?
Когда за оторопь и мандраж
своим яремникам плюгавым
не раем пусть, но таки воздашь
хотя бы гривенником ржавым?..

3.

Один консенсус был мне по душе:
святую чашу мести невзначай
из рук неловких выпустить.
И вот,
народец любопытный в неглиже,
оставив на плите вечерний чай,
у дома моего устроит сход.
Весь вечер будут пялиться в окно,
шептаться и брюзжать мои враги.
Им ничего сегодня не понять.
«Забыть о боли — странно и смешно…»,
«Неужто, чашу — об пол, вдре-без-ги?..»,
«И, мести не испив, ложиться спать?!»

Потом на узких лбах проступит мысль
о доброте душевной и морали.
И озарится светом ночи гарь…
А у меня от хитрой полутьмы
нальются мышцы.
Бережно поставлю
небьющуюся чашу на алтарь…

4.

А завтра мне захочется в лесу,
в кедровнике прозябшем заплутать.
Пропасть и сгинуть.
И на страшный суд
толпы, просящей крови, опоздать.
Я к ним потом приду, когда они,
устав от бесполезной маеты,
переживут стремительные дни,
рыдая у надгробия мечты.

Приду я к ним, вернусь.
А это значит —
исполнится пророчество моё.
И истина печальная заплачет
над прахом, посягнувших не неё.

5.

Меня продали, предали и в грязь
безжалостно втоптали сапогом.
Любимая сегодня отреклась,
стал для друзей презреннейшим врагом.

Я на кресте — гонимый и один.
Лицо моё, как знамя, треплет ветер.
Сегодня сам себе я господин,
сегодня мне плевать на всё на свете.
И больше я себе не задаю
извечного вопроса — почему же?
Я вас любил!
И что — любовь мою
вы утопили в самой грязной луже.
Я, остывая телом и душей,
промолвлю от бессилия тупого:
«Пусть никогда на пыльной мостовой
не зазвенит счастливая подкова!
И каждый пусть — до плеши, до седин —
от горя не взрыдает на рассвете...»!
Я на кресте — гонимый и один.
Лицо моё, как знамя, треплет ветер…

6.

Отец Савватий,
сумасшедший пастырь,
учил смиренно каяться в грехах
и благочинно жить в стране проклятий.
А горемык зубастых и зобастых
любить учил, как Бога в небесах.

Отец Савватий,
златоуст и странник,
брёл по стране, врачуя свой народ.
Сутаны крик — заплата на заплате,
насущный корм — вода и чёрствый пряник,
а спину гнул и горбил небосвод.

Отец Савватий…
Как умалишённый,
я ждал его — грехи пересчитать.
Я возлюбить хотел страну проклятий,
смирить гордыню, пыл неугомонный
в молитвах благодарных расточать.

Отец Савватий,
безучастным взором
вперяясь в небо, слушал перестук
дождинок.
Словно Божьи благодати
безропотно виском поймал топор он
сорвавшийся из чьих-то сильных рук.

Отец Савватий
на Голгофу кротко
свою взошёл,
почти что как святой.
А у меня, по-прежнему, некстати
проблемы с животом и носоглоткой,
и нелады с пожизненной тоской…

~~~~~~~~   ~~~~~~~~