ОДА ВИНУ

Я наливаю легкое вино.
Оно такое светлое, что мнится -
в стакан налита чистая вода.
Я  пью его, и легкий ясный голос
вина
звучит во мне, мне обещая
покой и тишину - отдохновенье.

Все злато солнца
вобрало в себя
вино, что наливаю из бутылки с изящным горлом
я в стакан прозрачный
тончайшего и светлого стекла.
Оно расскажет мне,
как по долине,
травой заросшей,
скачет кавалькада
на лошадях, выносливых и гибких,
среди деревьев с кронами точь-в-точь,
как грозди винограда ранним летом.
А в синеве, что придает вину
ту легкую иронию, тот холод,
что освежает нас и будит жажду,
плывет над ними кавалькада туч,
кудряых, словно кисти винограда.

Я наливаю красное вино,
что тяжело и густо заполняет,
звеня,
бокал резного хрусталя
и заставляет вспыхнуть драгоценно
все грани, все углы - они рубином
засветятся. Дрожащий алый отблеск
на скатерти зажжется,
а вино
заговорит во мне речитативом,
тяжелым низким голосом споет
о страсти, вожделеньи, о желаньи,
что душу кружат и в висках стучат.
Вино и кровь так родственны по виду!
Они во мне  сольются воедино
завертят, затуманят, закачают.
И все - под звуки сумрачной баллады.

В бокале узком счастье пузырится,
стремясь на волю вырваться,
заполнить  собою сразу весь подлунный мир,
заполнить счастьем, смехом и весельем,
чтоб этот мир стал легким, как пузырь,
и полетел бы в синеву небес,
посверкивая радужным и ярким,
как летний день бездонный в дальнем детстве.
И эта пузырящаяся радость
что пью со смехом,
делает меня
веселой, легкой, звонкой и летящей.
Кружится голова, поет душа...
Но только почему так тяжелы
и непослушны ноги в босоножках,
как будто кандалы или колодки
на них вино коварно нацепило?!

Расплавленное золото стекает
струей тяжелой прямо в недра тела
и зажигает в нем осколок солнца -
тот сгусток, тот костер, что до поры
хранился в недрах бочки, словно клад,
давным-давно пиратами зарытый,
но найденный - о, золотой король!
О, золотой коньяк!

О, лозы мира!


29.11.07
Израиль