скорей бы

Я не знаю,  куда деть свою безрассудную жалость - меня как будто  нет  и  я
чувствую  давящую на грудь боль от колючей проволоки,  запутавшейся в воло-
сах.  Скорей бы... Что-то медленно ползет, извивается и дрожит, как студень
под ударами безрадостного солнца. Так...

     - Я так и останусь в этой дыре. Черт!
Как пар,  гордо чавкающий,  поднимался в небо усталый восклицательный знак.
Все  посмотрели в сторону глухо стонущего звука вселенской радости.  Почему
бы и нет...
    - Господа, мы так и останемся в этой дыре!
    - И я тоже останусь с вами?
    - Убирайся, ты слишком уродлив.
Молот ударял по наковальне,  кто-то плакал во тьме...
Заскрипела калитка, жадное сердце выскочило наружу, смерть покривилась. По-
ра на покос...
     - Лучше жить в дыре,  чем выбираться наружу, разбивая колени, как этот
урод.
     - Господа, а если он, этот червяк, закроет своей тенью солнце? Там на-
верху...
Злорадствующее молчание оживилось,  отовсюду полезло ехидство, плавно пере-
текающее в противное зубоскальство.  Крики "Слезай,  дурачина" и  "Хоть  бы
упал" полезли за человеком. Так погибают гении...
(Звук плети)
     - Я люблю жить с такими прекрасными  существами.
В углу крысы догрызали труп...
     - А мне не стыдно...
     - А мне не важно...
     - А мне...
(Звук плети)
     - Тихо! Тс...
Упал еще один камешек, уродливое существо упрямо лезло наверх. Крысы
тупо смотрели на кости. А-а...
     - Не кричи, нашим друзьям нечего есть.
(Кого-то окровавленного отнесли в угол. Крысы радостно повизгивали)
     - То-то же.
     - Спи. Сегодня нам крысы не отгрызут уши.
     - Как хорошо жить среди таких прекрасных созданий.
(Звук плети)
     - Тс...
Осколки, стекла,  обрывки бумаг,  шепот, страх, человек засыпает на выступе
стенки дыры, крысы грызут труп, звуки плети...
Ожидание радости перерастает в кажущееся безразличие:  вчера  он  не  упал,
завтра упадет. Спи, урод...
Туго затянув пояса,  лезть в услужение к Звуку плети,  с тупым  равнодушием
просеивать сомневающихся,  надуманно смеяться,  туманно рассуждая,  что так
нужно и что они знают, что делают, рассеянно выплевывать эмоции и раскован-
ные мысли  в  пасти жиреющих крыс.  Смерть - очевидное желание для ближнего
своего...
     - Вчера я видел сон,  что он украл наше солнце.
     - Он упадет, как все другие предыдущие.
     - Может,  ему помочь?
     - Крысы проголодались... Горе спящим...
Молот умеренно  отбивал  ритм жизни,  кто-то спал...  В углу вновь появился
чавкающий шепот. Так было, так будет...
     - Может, он украдет солнце?
Крохотное тело,  медленно перескакивая с выступа на выступ,  карабкалось  к
единственно заветной цели.
     - Когда же он упадет...
Из маленькой пещерки высунулась паника.
     - Он залез выше, чем остальные.
     - Совсем чуть-чуть осталось.
Смерть сонливо потянулась на своей лежанке. Страх стыдливо постукивал зуба-
ми, лукаво обнимая Дрожь до судорог. Ласково баюкал звук плети. Серое изод-
ранное пятнышко лезло вверх...
     - Смотрите, он уцепился за край!
     - Ах!
     - Смотрите, он на половину вылез!
     - Ах!
     - Смотрите, он закинул ногу, вторую - он лежит на краю!
     - Ах!
     - Смотрите, он встает!
     - Ах!
     - Смотрите! Смотрите! Смотрите!
     - Ах! Ах! Ах!
Безумные глаза прыгают вверх-вниз-туда-сюда.  Люди бегают, топчут друг дру-
га. Смерть радостно оживилась... Люди лезут наверх, давят друг друга, пада-
ют,  разбиваются и умирают. Остальных добивает страх. Звук Плети и Звук Мо-
лота  учащают  удары,  пока они не превращаются в дробь...  Кто-то плачет в
темноте. Урод, стоя на краю дыры, плюет вниз и, не спеша, уходит... Слышат-
ся размеренные удары молота и звук плети. Крысы догрызают труп...

Ожидая чего-то яркого и неожиданного,  я метался по комнате.  Что-то в моем
существовании напоминало человека.  Мне было противно. Жизнь до пьяного са-
мосозерцательного  безразличия,  самолюбование и воинствующий нарциссизм до
посинения дурнопахнущих отростков - все это изматывает обвешанные  веригами
нервы, противно... Ничего не осталось...
Медленно подползла истерика,  и я, захлебываясь в безумном фонтане лившихся
через край  эмоций,  упрямо ходил по комнате,  словно затравленный зверек в
клетке. Мне было страшно и дико весело.  Я упал на пол,  не в силах сдержи-
вать распирающие  грудь звуки нарастающего безумия.  Перекатываясь с живота
на спину, я бился локтями, затылком, коленками, лбом о шершавый бетон пола,
сдирая при этом свою розовую нецелованную кожу. Расцветающим кумачевым гей-
зером из меня била кровь,  оставляя нелепые брызги на стенах, полу и потол-
ке. Наружу выходила новая кожа,  покрытая мозолями и шрамами, что придавало
моему новому телу очарованную трудом загрубелость. Я уже начал успокаивать-
ся, и по мне пробегали уставшие судороги. Что же...
Вторую неделю я хожу с новой кожей,  смеющийся  рожей  и  тупым  насморком.
Сквозь рубцы и шрамы проступила чешуя. Да...

     - Мне скучно...
     - А мне жарко...
     - А в темноте яркие краски красивее...
Тусклый свет прорезал сумрак,  и исчезла чахоточная боль.  Кто-то плакал во
тьме угла...
     - Хорошо...
     - А, может, и нет...
     - Хорррошшшоооо...
     - Подожди...
     - Хорррррооошшшшшооо...
Теплый воздух клубился,  раздавались звуки колокола.  Бесконечная фраза  ПО
КОМ ЗВОНИТ КОЛОКОЛ?  глухо отдавались в смутных  закоулках  души.  Просящий
шепот бился о переносицу.
     - Пожалуйста...
     - Пожалуйста...
     - Пожалуйста...
Затравленный страх прятался в углу...
     - Пожалуйста! (крик)
     - О чем ты?
     - Страшно.
Колючая проволока  стягивала руки,  разодранные куски кожи устало свисали с
запястий, держась на вывороченных венах. Почему...
     - Как мы устали...
     - Говори за себя.
     - Как я устал.
     - А за меня?
     - Как ты устал.
     - Мы все устали, только он нет.
     - А он нет.
     - Заткнитесь! Они идут.
И они показались из-за угла, за которым прятался страх. Короткие черные те-
ни обступили сидевших на полу. Камешки уныло отскакивали в сторону и ударя-
ли израненную стену. Страх слегка постукивал зубами. Кто-то бился в послед-
ней агонии заходящего солнца.
     - Мы устали и хотим есть...
     - Разве вы не знаете, как мы заботимся о вас?
     - Мы  много  ночей не спали и много дней не ели - все думали о вас.  -
сказал Скромное Брюхо, любовно поглаживая свои жировые складки.
     - Но мы хотим есть.
     - Думаете,  мы не знаем? - обаятельно улыбнулся Открытый Рот. - Думае-
те, мы не любим вас?
     - Мы позаботились о вас:  мы принесли  вам  немного  пустых  обещаний,
приправленных назидательной ложью.
Лукавый Взгляд и Склизкие Руки вынесли огромный чан,  до краев  наполненный
спутавшимися червями.  Люди жадно накинулись на них, топча раненых братьев,
которые злобно выли от жалости к себе. Черви с любопытством исчезали в чав-
кающих ртах с гнилыми зубами.
Короткие черные тени самодовольно переглядывались.  Страх перестал  стучать
зубами и только иногда передергивал плечами.  Тени исчезли.  Под решетчатым
окном накапливалась безрассудная злоба - там сидел бледный и грязный, с бо-
лезненно-фиолетовыми кругами под глазами, человек. Это был Каин. Смерть...

Прошло десять суток и я написал поэму. Она мне не понравилась. Как же...

     - Как прекрасна жизнь! - сказал Он, сидя на трупе и любовно поглаживая
Ее голову.
     - Я тебя люблю. - Она поцеловала Его красноватую кожу.
     - А я тебя ненавижу.
     - Я тебя ненавижу. - прошумели отголоски грома.
     - Не время любить. - отозвались шорохи дня.
     - А я тебя все равно люблю и,  даже если ты меня ударишь, буду любить.
- весело прошептала Она.
     - Не время...  - сказал Он,  ударяя чем-то тяжелым Ее по голове.  Тихо
вскрикнув,  Она упала, и черная кровь лениво побежала по изуродованному ли-
цу.
     - Тебе не жаль?
     - Жаль.
     - Зачем тогда?
     - Не время... (кто-то тихо плакал в углу...)

Люди не обращали внимания на мою чешую, хотя я назойливо прохаживался перед
ними туда и сюда. Мне хотелось похвастаться, но они тупо смотрели перед со-
бой и жевали шершавые куски заплесневевшего хлеба.  Я начал прыгать и, зах-
лебываясь, смеяться...
Потом я обиделся и спрятался в своей каморке. Уснул...

Пьяные выкрики восторженно метались между фонарями.  Девочка с белым банти-
ком упоенно целовала мемориальную доску на каком-то доме.
     - Что же ты это, брат, пьян?
     - Денег нет.
     - Зачем грубишь, я же тебе ничего не сделал.
     - Разве я не прав?
Около забора в кустах до крови облизывали друг друга гомосексуалисты.
     - Зачем ты сказал: НЕТ ДЕНЕГ?
     - Ну, а если правда нет!
     - Но так же нельзя.
     - У тебя тоже нет?
     - Я хочу заплакать, но не могу...
     - Давай теперь вместе пить.
Разрушенный парк  удивлялся  пьяному  солнцу,  что призывно орало призывную
песню.
     - Черный ворон, что ж ты вьешься...
     - Хватит тебе, и так на душе скверно.
Никто не замечал, что что-то происходит... Скорей бы...

Когда я пришел в себя, я понял, что перестал быть человеком. На сердце ста-
ло легко,  я попробовал попрыгать,  но не смог - у меня не было ног, и руки
тоже исчезли. Изо рта поблескивал раздвоенный язык...
Потом я поймал и съел испуганного таракана. Хорошо...

     - Жизнь странная штука - ее нельзя потрогать, но она есть.
     - А я люблю убивать время. Оно извивается у тебя в руках, визжит, а ты
медленно, с наслаждением, сдавливаешь ей горло.
     - Жаль,  что жизнь не возьмешь в руки...  - мечтательно  потер  ладони
Верный Брут.
     - Знаешь, Брут, я вчера был в дыре - там Гамлет подавился ложью и умер
от жадности,  а, когда послышался Звук плети и когда Стройпал стал отстуки-
вать ритм жизни, Каин полез наружу.
     - Упадет... - неуверенно потянул Брут.
     - Но если он вылезет, проснется паника, и люди умрут от страха.
     - Крысы останутся довольны.
     - Когда они доедят трупы, мы превратимся в жертвы...
     - Он упадет. - испугался Брут.
Слепое пророчество заулыбалось... Кто-то плакал...

Я лежал,  свернувшись  клубком,  на кровати и сыто шипел.  Потом я вспомнил
свое имя...

После того, как Каин выбрался наружу, он долго бродил по пустыне, натыкаясь
на стены,  пока не попал в город,  в котором жили сытые и пьяные люди. И он
бегал за ними, заглядывал им в глаза, радостно смеясь, а они ходили, не об-
ращая на него внимания. Они были пьяны...

Мне наскучили пьяные мумии и я,  превратившись в змея,  призвал огонь на их
головы. Ждал... А время текло безудержно медленно. СКОРЕЙ БЫ... Я уныло пе-
реползал из угла в угол, и в памяти мелькали то звук плети, то девочка, це-
ловавшая мемориальную доску,  то распухшее пьяное солнце,  то  ухмыляющийся
Брут со своим другом Брюхом...  Мне стало тоскливо и весело одновременно, я
стонал и хохотал,  извиваясь пятнистой лентой посреди своей каморки. Послы-
шались раскаты грома, я замер... Кто-то тихо плакал в ночи... СКОРЕЙ БЫ...

                16.04.97 / 21.05.97