Глава седьмая

Глава седьмая

Солнце почти село, маленький человечек весело шагал по дороге домой и напевал все песни, которые он знал. А знал он их – великое множество. Правда, не полностью. А часто – первые строчки. Или припев. Или просто музыку – как песня, которую играл оркестр, когда люди большой толпой носили цветы на кладбище и еще красный ящик. Брат говорил – жмура понесли. Что ящик называется «Жмур» человечек догадался, но для чего этот ящик относили на кладбище, он не понимал. Как не понимал, куда эти ящики девают. Потому что, когда они ходили на кладбище к тетиоле с Мамой, человечек тщательно осматривался вокруг в поисках красных ящиков и не находил ни одного. Это было большой загадкой. Но песня, которую играл оркестр, человечку нравилась, и он часто ее напевал. Молча. Потому как он все песни напевал молча. Потому как эта привычка осталась у него с детства. Когда он не говорил вслух. Петь песни молча.
Маленький человечек шел и шел. Он думал, как придет Вгараж. Как поможет Папе пачкать олифой фанеру. Думал про то, какой теплый вечер. О том, где спят Мазы. Пытался вычислить на будущее момент, когда Мазы уезжают спать. Чтобы точно знать, что цыганок не будет у него на пути. Человечек смутно догадывался, что Мазы и цыганки как-то связаны. Но определить мысль не мог.
Внезапно он был остановлен каким-то дядькой – растрепанным и каким-то диким. Как собаки на базаре. Человечек попытался вырваться и вдруг понял – что попался. Что опасность ждала его тут – почти у дома. Даже не у Полпути!
Человечек был храбрым и умным. Поэтому он не стал плакать и вырываться, а посмотрел в лицо дядьки. И с удивлением узнал Папу. Папа тоже смотрел на человечка и молчал. Молчал и крепко-крепко держал человечка за руку. Напамять больно в резался в ладошку человечка, но человечек смотрел в глаза Папы. Глаза Папы были мокрые. Папа ничего не говорил, а только молча тискал ладошку маленького человечка. Потом Папа опустился на колени прямо в пыль и спросил человечка, куда он ходил. Человечек честно ответил, что был у бабы Ксени, но она наверно ушла на гарод, поэтому человечек поиграл с мильцанеровым Горьком и пошел домой.
Папа ответил, что он уже был у бабы Ксени и человечка там не видел. И не видел нигде по дороге. Человечек был умный и спросил Папу как он ходил к бабе Ксене. Папа сказал – как всегда. Тогда маленький человечек напомнил Папе про цыганок, и пояснил, что ходил он по более безопасному пути – там, где ездят Мазы, и нет цыганок.
Папа замолчал. Он все смотрел и смотрел человечку в глаза. И молчал. И глаза у Папы были мокрые. Человечек устал стоять и сказал Папе - пойдем домой, Папа!
И они пошли. Папа не выпускал ладошки человечка из своей руки и всю дорогу молчал. В тот день, человечек не смог помочь Папе измазать олифой фанеру. Папа отвел человечка домой. Его накормили и положили спать.
Засыпая, человечек слышал, как Папа шепотом ругался Маме на цыганок и называл кого-то «дура»… Человечек подумал, засыпая, почему «Пуля – дура, а штык – молодец»? И понял, что Папа рассказывает Маме о войне…


Рецензии