Снова, тому же человеку

обрасти немного, постричься, опять обрасти, не изменять белому цвету, привычкам давать прозвища, покупать фиолетовые… нет, об этом не будем

оставаться борцом за чистоту языка, но не нравов, читать Иосифа тем, кто его никогда не видел и засыпает в ванной

вырастить семечко, носить в себе, беречь, чтоб никто не обидел, чтобы, оставшись вдвоем, наконец, спросить – а ты все это время звал меня мамой?

имеющий уши, сердце и не имеющий маленьких пяток — вырастет во что-то огромное, что закроет тебя одной ладонью

и будет тискать носки под кровать, потому что это — как уши — закладывается на шести миллиметрах, перевоспитать невозможно, да и плевать, впрочем

будет пить пиво на скамеечке, будет метаться при выборе подарка на юбилеи, жалеть, что стареешь, не говорить всего, потому что жалеет

приходить в гости, сидеть, слушать вполуха, думать — какая маленькая, суетливая, похожа на семечко, только древнее

прижимает руки к груди, кормит, цитирует Бродского, а он, между прочим,
умер в прошлом, кажется, веке

и кто, интересно,  знает его теперь, кроме мамы?