Вечный

Там, за обрывом, где травы цветут,
где головою колышет орешник,
издревле выстроен чёрный редут,
жил там Старик – исцелитель-кудесник.

Многих людей излечил от недуг,
те же рождались, взрастали, старели,
но, от рождения каждый вокруг
слышал, как пели о нём менестрели.

Вот и решили – бессмертен Старик,
да и привыкли к его чудодейству,
только какой-нибудь плут-озорник
старца высмеивал по малолетству.

Но, попирая свободный народ,
вторглись в ту землю войной чужеземцы,
жгли города, разбивая оплот,
резали жён, убивали младенцев.

Правил той армией  тёмный колдун –
был беспощаден и злобно коварен,
как-то дознался, что лекарь-ведун
за излеченья народом прославлен.

Тут же велел привести Старика,
стражников выслал к руинам редута,
вскоре, влача кандалы на руках,
в пышный дворец тот вошёл необутый.

Сзади толкаемый острым копьём
тяжко ступал среди идолов власти,
в жертвенном зале, пред алтарём
ждал Старика повелитель рогастый.

Молвил: «Презренен твой облик, Старик», –
взглядом властительным старца окинув.
«Думаю, зря во дворец ты проник,
всё же узнаешь худую причину».

И, распахнув, златотканный камзол,
грудь оголил перед старцем стоящим,
в центре её червоточил прокол,
пар испуская гниеньем шипящим.

«Грудь мне гарпун ядовитый пробил», –
вымолвил – «жизнью заклятые черви
тело питают, достанет ли сил
яд уничтожить уменьем врачебным?»
 
Сгорбившись, старец прошёл к колдуну,
что-то шепнул,  полилось песнопенье,
щёки втянул, собирая слюну,
плюнул в прокол – и закрылось раненье.

Зло искривилось лицо колдуна:
«Что ж, непонятною лекарской силой
ты обладаешь. Ответь же сполна –
вечен ли ты, как молва огласила?»

Не отозвался Старик на вопрос,
рассвирепел государь чужестранный,
выхватил меч, и с размаху нанёс
старцу на  теле глубокие раны.

Тут же зажили раненья. Сверкнул
гнев  преисподней в глазах самодержца,
рыкнул он зверем и метко проткнул
старцу сверкающим  лезвием сердце.

Ахнул Старик – задрожала земля,
мигом чешуины тело покрыли,
хвост появился, о плиты звеня,
вверх устремились могучие крылья.

Вырос дракон, порождающий страх
обликом грозным, вздохнул с облегченьем,
шею пригнул – и в драконьих глазах
изверг увидел своё отраженье.

«Сам ты меня из потьмы воскресил» – 
змей произнёс, – «Так послушай признанье.
Вечна лишь смерть. Но не зря ты спросил», –
и обернул повелителя камнем.

Там, средь развалин, за голым холмом
статуя высится идолом дивным,
а над веками кривлённым челом
каркают чёрные вороны гимны.