Об авторе этой книги

Что в нём главное? Сейчас ему 35 лет. (1994 г.)Если детство (лет до семнадцати) считать лишь «подготовкой к жизни», то более половины «собственно жизни» он провёл за колючей проволокой.
                За превышение мер самообороны его приговорили к расстрелу.

В длину два шага, в ширину полшага…
Товарищ гас в махорочном дыму.
И думал я: вдруг победит бумага,
Так нагло предназначившая тьму…

Потом – годы лагерей, тюрзак, через десять лет – амнистия. Месяцы на свободе. Новый арест – по ложному обвинению. Месяцы следствия, доследования, суды. Его оправдали. Освободили в зале суда.
Все эти годы он боролся. С несправедливостью? С системой? С беззаконием? Да. Но, прежде всего, он боролся за себя. Надо было не просто выжить, но выстоять. Социологи утверждают, что после семи лет пребывания в учреждениях советской пенитенциарной системы любой (даже самый сильный!) человек начинает терять свой былой облик, опускается, меняется, корёжится внутренне… Он  выдержал не 7 – 12 лет. Он и сегодня, после всего, такой же, как вы и я. И не такой. В отличие от нас он ещё и талантлив. Поэт милостью Божьей. Он писал там. Он пишет и здесь. На рукописях его стихов  почти нет дат. Но мы узнаём строки, родившиеся за тюремной стеной. Они могут быть вовсе не о наручниках или решётках. Но по тому трепету, по тому розовому облаку, которое окутывает даже житейские детали привычного для нас быта, мы угадываем: до встречи ещё далеко.

Ты праздник просто сделала:
От утюга тепла
Рубашка моя белая
На плечи мне легла.

Как точно выбран радостный ритм прыгающей короткой строки! Как от этого стихотворения становится светло! И грустно…
Что помогло остаться собой? Вера в тепло и любовь близких. Вера в конечную победу справедливости. Вера в своё призвание. И ещё – Вера. Имя Бога вошло в его стихи задолго до повальной религиозности, захватившей растерянное от социальных катаклизмов общество. Так же, как и задолго до нашей «гласности», поэт провозглашает:


Я с народом своим слит.
Слит с народом, а не с сытой
Кабинетною элитой,
Что мурует правду в плиты
И что хочет, то творит.

Он неистовый публицист и рефлектирующий философ. Он проникновенный лирик и наблюдательный бытописатель. Он неровный, неотточенный, неприглаженный. И вместе с тем природный мастер, тонко чувствующий дух и музыку слова.
Его темы – тюрьма, любовь, Бог, поэзия, мир, жизнь… Вечные темы поэтов всех стран и народов.
А к какому народу принадлежит он? «Чьё родство во мне громче кричит?» – спрашивает он в стихотворении «Национальность», не имея ответа и считая самый вопрос бессмысленным: «Всё родное, в чём мысль и простор…».
Мама – казашка, с корнями под Оренбургом. Отец – из семьи православных священников, ставший историком, учёным и педагогом, несмотря на потерянное в детстве зрение. В семье четверо детей, будущий поэт – младший. Смерть отца застала его пятнадцатилетним. Потрясённый потерей, родной дом всё же устоял, сохранил свои традиции, свой уклад, свои открытые для друзей двери. «Я струйками дождя стекал по вашим окнам…» – это к ним, сёстрам и маме, был обращён его голос, донёсшийся из каменного мешка камеры смертников.

Только дети, вцепившись в материю 
Материнского рукава,
В защищённость так верят, как верю я
В то, что ты каждым шагом права…

Его чувство к женщине свято и доверчиво. Его мужество и страсть смягчены нежностью. В его мире есть место и сказочной принцессе, и гомеровскому кораблю. Его горизонты раздвинуты воображением: география теряет границы, история воскрешается.
В нём так много детского! Верный признак незаурядной личности.
Его зовут Василий Муратовский. Это имя стоит запомнить.

Зинаида Поляк.