Двуязычный сборник

Два полушария в морщинах древних вед * Two Hemispheres Wrinkled by the Past


Мой век

Хранит  природа  тайный  код,
Архангел  мечется  прелестный,
Стекает  время  в  ковш  небесный,
Век  делает  в  пространстве  ход.

Гнёт  смело  циферблат  рука,
При  родах  вечности – художник,
К  коленкам  сбитым – подорожник,
Стучит,  словно  грозит,  клюка.

И  бьёт  челом  несчастный  час
Всех  прозябающих  под  солнцем,–
Почтён  калиф  царём  исконным –
Бельмо  не  сходит  с  тёмных  глаз.

В  срок  тьма  выходит  на  порог –
Мир  вывернутый  наизнанку;
Беззубый  рот  глотает  манку
И  сладким  мясом  сыт  порок.

Бог  ловит  ангела  сачком,
Да  тот  не  попадает  в  сети,
Ведь  с  бунтарём  согласен  ветер
И  слёзы  в  сговоре  с  платком.


My Century

The nature keeps its secret laws.
An iron “angel” is in a cradle.
Time's flowing down into a ladle.
The century took in space its course.

A hand bends boldly a face of clock.
Eternity delivers an artist.
To injured knees a plantain harvest.
As if a stick threatens with a knock.

And bows its head unhappy time
of blind men frozen in the Sun.
King for a day is in the fun.
The people’s eyes are all in rime.

In time the dark comes on threshold.
By someone the world's turned inside out.
For a toothless to swallow's allowed
And sweet meat all the vices hold.

God catches angel with a net,
but latter's not a butterfly.
Wind's consonant with rebel's cry,
a tear-stained handkerchief is wet.




Мысли о жизни и смерти

Разрыв  с  собою – тягостнее  смерти.
Преграды  жизни  застилают  мне  глаза.
И  шахматные  пешки, в  мерной  круговерти,
Рвут  слой  земной  и  движутся  в  века.

Сон  спутал  всю   реальность  сновиденьем, –
Свет  с  тенью  разыграют  смысл судьбы:
Квадраты  чёрные  сливаются  в  творенья
И  белые  похожими  становятся  на  сны.

И  сущность  бытия  скользит  по  вертикали
И  горизонта  линия  неуловима  и  близка –
Фигуры  ходят  взад,  вперёд  и  в  дали,
Разлука  с  вечностью  короткая  всегда.


Thoughts about Life & Death

My broken spirit’s glad to meet its death.
The hards of life can blind my eyes.
A pawn moves on the surface dead
and digs its layer and then dies.

My dream is muddling a real life.
Shades, lights – they play a gist of fate.
Black squares are blending with the night
and whites are similar to days.

The sand of life does vertically slide
and a horizon’s near and too far.
Chess-men move to and fro behind the line.
Eternity and Life are meeting fast.




***

Словно мне открылся случайно   
судьбам их отпущенный срок.
Я искатель глаз и слов тайных –
мне их нужен скаредный рок.

Я – борей покрывающий кожей
гусиной приподнявшийся дух,
я – вода ледяная, я - погожий
бальзам для натруженных душ.
    
Словно царь преходящей тоски,
я, как-будто во власти сознанья,
лишь младенец, сосущий соски
в этом царстве земного желанья.

Я – под солнцем белая кость,
я – излишек добычи шакала,
а удача: « непрошеный гость,
что не так, извини»,– мне шептала.


***

As if with time I happen to see 
a fruit of man’s tempted fate –
for quiet words, deeds I seek
and a fruitful life the past ate.

As if Boreas it gives gooseflesh
to my kindred sensitive soul,
as if balsam – it is heavenly fresh –
to my hardly overcome role.   

Like a tsar over transient bore,
being at the mercy of higher,
I’m a breast-fed baby, no more,
in the boredom of earthly desire.

Like a thrown bone under the Sun –
easy food for skinny jackals,
and a fortune – unbidden son,
what, might-have-been,... – me heckles.




Танец

Две половинки бытия – круговорот,
Слияние в смертельном вихре танца.
И кто-то музыку играет в стиле рок,
Невидим он под мантией багрянца.

Не разобрать: так чья же это власть –
То сила тёмная иль свет неуловимый,
На сцене этой вечно пляшет страсть –
Огонь тот жизни тьмой неугасимый.

Гремит ещё аккорд ещё, что за напасть!
Кто сочинил всё это самовластье,
И воля одинокая танцует всласть,
И нет конца немыслимому счастью.

А музыкант по струнам бьёт сильней –
Под натиском – всё, всё от них бушует,
И клавиши, из чёрно-белых дней,
Чеканный ритм судьбы волнуют.




Dance

Two sides of life, within a ring,
merge in a deathly swirl of round,
and someone music plays, they swing,
the faceless wears a crimson gown.

One can’t define who is in power,
and where the dark and where the light.
The reddish passion is in flower.
One can’t extinguish fire fight.

The passion lances and the music sounds.
Who made this festive world of dance,
taking a chance, the lonely will is bound
and comes to an ecstatic trance.

And the musician feels true malice more,
the dancers’ movements getting loose,
the keys of nights an` days during the course
beat out a rhythm and give the blues.




На Немиге

В руку Моррисон – я  у подземной реки,
Светловолосая дива одинока под солнцем,
Я на самом краю стихотворной строки,
Голубоглазая дева смущена незнакомцем.

Гул машин – сплошной железный поток,
Смятенные чувства ничтожных существ;
Твердь земная мешает увидеть исток,
От тревожных гудков как бы дух не исчез.

Нам узнать не дано направление вод,
Звёзды светят на той стороне полушария;
Как назло, облака снял с себя небосвод,
Где бы сделать глоток сладкий – шарю я.

Зной отравленной улицы сводит с ума:
То ли девушка рядом, то ль попутан я им,
Пересохшее горло мучит сущность сама,
Жажду я утоляю костным мозгом своим.


In Nemiga Street

Under my feet is a piped river. It’s narrowed.
A blue-eyed diva is alone in her splendour.
I'm reading Jim's “…breathed with my marrow…”
the light-haired maiden being confused by the candour.

We are, both creatures, being dazed by the fair.
Howling iron streams of cars are passing by us.
Their troublous horns can disturb the air.
I keep on talking to her to come over the bias.

Anyway, we cannot find any flows of the water.
Stars are shining on the opposite side of the earth.
And, as out of spite, clouds are put off by the vault.
Is there any place where we could slake our thirst?

Either the girl's next to me or it’s Satan himself.
Sultry, poisoned streets are driving me mad,
my dry throat's being tormented by gist itself.
With my marrow I'm fated to slake till the end.




Философия

Ища  её,  находит  он  философию.
Равновесие  хранит  честная  София.
Весы  сущего  измеряют  страдания,
Снимает  с  плеч  она  тяжесть  желания.
Дух  парит  над  обыденным  миром –
Лёгкость  правит  человеческим  Римом.
Во  вселенную  проникает  мужчина,
Истина – томленье  ему  до  кончины.


Philosophy

In searching for her he’s found a philosophy
to balance his soul in the presence of Sophia.
The scales of existence measures his sufferings,
from his shoulders she’s taken off the weight of desires.
His spirit is soaring above the ordinariness.
The lightness rules over the human hopelessness.
Penetrating in the Universe is the man.
The truth is a languor for him till the end.




Базар

Народ увидеть можно, исходив базар.
Там жизнь собой торгует, сведущая вдрызг.
На солнце получает кожа бледная загар.
Вокруг всё клеится от живчиковых брызг.

Туда-сюда таврёные волнуются тела.
Подвешенный язык снуёт – сплошная неудобь.
Сыр-бор карга-нужда в худой лоток смела –
С лихой метлою с излишком сыплет дробь.

Нахально тёртые кругляшки смотрят в рот,
Со мною пряный запах бродит наценённый,
Нос дразнит – вкусно, обоняние не врёт
Всем чувствам остальным на это обострённым.

В одежду пёструю фрукт-овощ облачив,
Готовится торговец дать сеанс стриптиза.
Трутовка тут как тут, сычёным мёдом соблазнив,
Над миром тешится заморского престижа.

Настырный гомон шепчет в уши наговор.
Все вещи обретают здесь единый запах.
Как циркулем ногами я провёл свой кругозор:
К востоку древнему, да через дикий запад. 


Market

On a market you can see the people run.
The life itself sells here knowing all.
The paleness gets a tan under the Sun.
The smartness is wearing out the sole.

And to and fro here goes a branded flesh,
and risque tongues suspended scurry about.
It was the want-hag that swept the trash,
With a dashing broom uproar swirls around.

And cheeky grated balls are looking at my eyes.
A spicy smell is near me. It's marked up.
It's teasing nose of mine – my sense is right
to all the rest of senses on that sharpened.

And motley clothes the fruit-green`s putting on.
For hungry women it's a king of strip-tease.
A kind of honey is brought by a brazen drone.
It is the tawdry world of alien prestige.

Persistent hubbub gets my ears on an` on.
Soon goods are thrown by plenty into mess.
By feet as a pair of compasses a horizon's drawn
to ancient Middle East through wild Wild West.




Добро и зло

Два полушария в морщинах древних вед –
Наследие давно ушедших поколений,
Из темноты веков чудовища на свет
Являются: меня поставить на колени.

Добро глядит в зеркальное стекло,
Следов не видит от пришедших бед,
Из зеркала выглядывает миленькое зло
И в гости к вечности уходит на обед.

Два полушария – противоречия клубок;
Спасительная Ариадны рвётся нить,
А в лабиринте я сбиваюсь с ног
И душу Минотавру пробую излить.


The Good & The Evil

Two hemispheres wrinkled by the past –
profound inheritance of bygone generations.
And if they sleep – in dreams out of the dust
beasts in the light appear in creation.

The Good looks at itself into a looking glass –
it cannot see the troubles come –
out of the mirror The Evil looks at last 
and to Eternity it goes to dine. 

Two hemispheres are a mass of contradictions,
you cannot find a way lost in the dark,
in searching dashes Soul for sweet religion
and to the Beast she just unburdens heart.




Колода карт

О,  дамы,  рядом  с  ними  тузы,  короли
И  шестёрки  в  услугах  у  них  и  вальты.
Не  играю  для  вас,  вы  с  ума  не  свели.
Мне  ответ: « я  себе  забираю, коль  ты…»

Бубен,  червь  и  пика  с  унылым  крестом –
Атрибуты  владыки,  красно-чёрные  масти.
Одного  за  другим,  тем  же  самым  путём,
Отправляет  рука  неустанно  к   напастям.

И  она  выбирает,  кому  быть  в  козырях:
Восседать  над  этим  страждущим  миром
Остальных – кто пал безропотно в прах
Никому  ненужной  брошенной  лирой. 

И  тасуют  колоду  те  же  руки  без  сна,
Добывая  от  тренья  искру  злую  азарта,
И  смеётся  князь  пира  сего – сатана –
Я  не иду  к  нему  в  руки  как  мелкая  карта.


A Pack of Cards

Oh, queens, aces beside them and kings,
An' all the minions serve them and jacks.
I do not get excited, I don't play w/the things.
A voice  – “I'll take all, if you don't object”.

Diamonds, clubs, spades and beautiful hearts –
symbols of sway, eternal suits,
forced to being shuffled by infidel hands,
those fiery came from infernal loots.

And they are choosing the following trumps,
laying above the stifling suffering world
of the rest covered, beaten and slumped,
swinging round an` round in a devilish whirl.

An' the pack is being shuffled by the hands on an' on
'cause of friction they get vile gambling spark.
Devil's laughing at me in his own Babylon,
I'm not in his hands as one petty card.




Поллукс и Кастор

Твоя  весна  с  моим  на  перепутье  летом,
Два  одиноких  странника  набредшие  в  пути,
Две  яркие  звезды,  играющие  светом,
В  созвездье  Близнецов  решившие  сойтись.

Зелёный  мир  лежит  под  нашими  ногами,
Цветочный  дух  царит, отлитый  желтизной,
Ты  к  одуванчику  прильнёшь  слегка  губами,
На  вкус  испробуешь  его  нектар  со  мной.

Зачатие  взаимных  чувств  небесной  пылью
Дракона  синего  с  его  горящей  чешуёй –
Пусть  станет  ожиданием  чудесной  были –
Тогда  рождён  плод  будет  красною  змеёй.


Pollux & Castor

Pollux,

Your spring is at the cross-road with my summer,
Like wanderers we met each other on the way -
We are like shining stars, which, somewhere,
in space of Gemini are lit up for a play.


A feast of greenery here lies below us.
You gently touch a dandelion with your lips.
Around us stands the yellow world of flowers,
you taste the nectar with your tongue’s tip.


Conception of new feelings by the cosmic dust
of deep blue dragon, with the sparkling scale.
Red snake of yours will give a birth to lust.
Let there be expectation of a fairy tale.

Castor




Поэт

«Поэт – чума, гони его метлой:
Болезнь – он, от него, безумный,
Заразу в дом несёшь ты свой,
Стихи – бациллы, где же ум твой!

Он – балаболка, громкий баламут –
Бьёт погремушку для зеваки.
Водой обжечь желает плут,
Так и горит ввязаться в драки.

Как с фитилём он – мушкетёр –
Негодный порох тащит.
С висюлькой голый балансёр,
Фитюлька в непролазной чаще.

Всё барахло из балагана чохом,
Да с бзиком он, не веря ни бельмеса.
А если любопытны ахи, охи –
Так знай – тебе привет от беса».

---------

Поэт всё это вторит про себя –
Бог наделяет даром не для веса –
Он, душу беспокойно теребя,
Её спасает от лукавых бесов.   


Poet

“A poet’s pestilence – dash off from him away!
He is sickness and, because of this,
you, crazy, bring on home the plague
but you don’t know the verse bacillus is.

He’s garrulous, a tawdry trouble-maker,
plays rattle in the gaper’s front,
the rogue who wanna burn with water
and now he’s spoiling for the fight!

Like a musketeer he has a wick.
He keeps his powder in a musket.
With naked pendant, tight-rope freak,
of the untrodden thicket he’s a midget.

All jumble from the farce he takes.
He’s loopy not having any clue
and if you’re curious in ahs an` ohs
then you should know that all is from a glue”.

___________________________________________

The poet thinks all these words to himself.
God gave him gift not just for weight.
He’s bothering his soul to save
it from the wicked spirits hate.



***

У  нас  зима  стоит  весною –
Пурга  безжалостно  закружит,
Застелет  снежной  пеленою,
Борей  покров  тот  отутюжит.

Тепла  хочу – когда  ручей
Сливается  с  ручьём  игриво,
Когда  от  солнечных  лучей
Лист  раскрывается  учтиво.

Как  та  капель,  сорвавшись  вниз,
Лишь  капелькой  живёт  в  полёте,
Как  птичка –  прямо  на  карниз
И  ввысь  глядящая  на  взмёте.

Так  я  стремлюсь  к  одной  тебе,
Как  капля,  птица –  я  в  судьбе.


***

A winter shrouds the spring of ours – 
the ruthless snowstorm starts to whirl,
the snowy mantle lies around us
and Boreas will gloss it well.

I wanna warm days – when a brook
in gaiety will join a stream,
when trees under the sunny look
will lushly blossom out in leaf.

Like dripping water falling down
will ever live through drop by drop.
Like birds will land the nearest ground
and turn their eyes in skies to hop.

So I will only long for you,
my destination will come true.




***

Ты  гордостью  богов  желаешь  превзойти:
Твоя  осанка,  как  у  сказочной  царицы.
К  поэту  бедному  не  можешь  снизойти.
Увы,  я – жертва  своенравной  жрицы.

Так  надо  мной  смеётся  славный  Купидон.
Он  просто  выдумщик,  охочий  на  проказы:
Тебе  он  шепчет,  что  я – жалкий  селадон,
А  мне – шалун  шлёт  от  тебя  отказы.

Своей  игрой  охотник  страстно  увлечён:
Забыв,  что  нам  стрелой  наносит  раны,
Бог  Дионис  всё  это  превращает  в  сон
И  мы  два  образа  несём  с  собою  странных.

О,  если  бы  Он  обратил  меня  из  стана
В  древесный  ствол  у  вьющейся  лианы!


***

You’re wishing to excel the gods in pride –
your posture is the bearing of a magic empress.
You do not deign to yield to poet’s try.
Alas! I’ve fallen victim to the willful priestess.

So Cupid famous laughs at me this way.
Inventive soul, he’s eager for a trial:
he whispers you that I’m a wretched rake,
to me this playful boy sends your denial.

The trapper is keen badly on his play,
forgetting that his arrow gives us wound,
and Dionysus makes us all delay
and we take our images which loom.

Oh, if he could have turned me from a man,   
embraced by twisting of liana in the stem!




Городской натюрморт

Строй  из  камня  исполинов,
Тротуар  с  телами  пеших
И  зеркальные  витрины
Отражают  тех, кто  в  спешке.

Щит  рекламный  обещает
В  райских  кущах  насладиться,
А  в  многоэтажном  рае
Людям  вдоволь  не  напиться.

Плоть  в  делах  и  в  испареньях
От  сгоревшего  бензина,
От  него  одно  спасенье –
Вино  в  ближайшем  магазине.

До  глубин  мозг  обжигают
Раскалённых  улиц  нервы.
Здесь  удача  предлагает
Благосклонность  только  первым.


Still Life

A formation of stoned giants
An’ the pavement full of bodies
and reflected in the blinds 
men and women walking hotly.

Advertising shields will promise
in the heaven to take pleasure.
In a multi storied hospice –
folks – they cannot be at leisure.

Fumed flesh waits for a vacation.
‘Cause of petrol burnt in air
there is only one salvation –
wine to buy at where it’s near.

Nerves of streets you ever scorch
to the innermost of brain.
Fortune carries here a torch
for a winner in the game.




Мёртвая природа или неестественная смерть
 
Узлов дорожных перегоны,
Щиты рекламные для ветра,
Стеклобетон зубчатых склонов
И знак на каждом километре.

От механических движений
Натянутые улиц нервы, –
Сплошное головокруженье
И вот уже последний – первый.

Развод от тормозов резины
И чёрные следы стиранья,
И в воздухе пары бензина, –
Освобожденье от сгоранья.

Под небесами пульс неровный,
До смерти мало кому дела, –
С собою не в ладах нейроны –               
Душа, уставшая от тела.


Dead Nature or Unnatural Death

Road span of knots,
panels off line,
concrete of slopes,
signs every mile.   

Dogged heart beats,
all here in haste,
tense nerves of streets,
the last – the first,

Wheel marks of brake, 
air petrol fume,
black traces fade,
combustion doom.

Wrong pulse on earth,
neurons at odds,               
no cares on death,
tired soul of clots.




Татьяне

Твои  глаза  у  «Океана» -
На  перекрёстке  всех  ветров.
В  них  глубина  и  нет  обмана,
С  них  снят  невежества  покров.

Твои  глаза  меня  волнуют
И, как  неопытный  пловец,
Нырнуть  боюсь, но  всё  ж  рискую,
Как  тот  отъявленный  храбрец.

Твои  глаза  полны  загадки:
С  улыбкой  девственною  взгляд
Мешает  мне  в  моих  догадках:
В  них  страсти  огоньки  горят.

Твои  глаза  меня  желают:
Украдкой  требуя  понять –
Когда  он  и  она  играют –
Мне  первым  надо  начинать.

Твои  глаза – мир  необъятный
И, чтобы  родилась  строка,
Держу  тебя  в  своих  объятьях
И  на  плече  твоя  рука.


To Tatiana

Your eyes are at the “Ocean” –
at the crossroad of the winds –
have a depth and no deception,
taken the cover off ignorance.

Your eyes me fortunately ruffle,
and I’m as not a swimmer versed
afraid to dive but try to gamble
as being a thorough man in haste.

Your eyes to me are real puzzle:
they give me such a virgin smile
preventing me from any bustle –
within them passion is alight.

Your eyes in gaiety desire: 
by stealth they make me understand –
when He and She are getting higher –
He must be first to start a game.

Your eyes are really unbounded
and so a new line to be born
you are embraced by me astounded
and on my shoulder is your arm.




***

Ты  уводишь  от  света  меня
В  темноту  обезличенных  улиц.
Видим  след  прошедшего  дня,
Фонари  у  дороги  проснулись.

Мы  заводим  случайную  связь –
Для  того,  чтоб  добраться  до  сути.
Обходя  придорожную  грязь
Покидаем  с  тобою  распутье.


***

You take away me from the light
into the dusk of faceless streets.
We see faint traces of the bright,
road lamps are all of a sudden lit.

You fell in company with me
so as to come up to the point.
We bypass dirty roadside sleet
and soon walk out of the crossroad.




Облако

Облако всё в дырах
Плыло  одиноко.
Оттого-то в мире
Было ему плохо.

Солнечные  зайчики
Падали  на  землю,
И  как будто  мячики,
ОтдалИсь  веселью.

Вместе  с  насекомыми
По  лугу  носились.
Бабочки,  влекомые
Ветерком, кружились.

Весь  эфир  нежданными
Звуками  развешен.
Гостьями  незваными
Щедро  перемешан.

Нежно  одуванчики
Друг ко дружке  жались,
Лётчики-шарманщики
Страстно  разыгрались.

Тучи  тут  сбежались
Застив  небосвод,
Дождиком  прогнали
Светлый  хоровод.

Облако  гуляло
В  небе  ярко-синем,
Словно  и  не  знало,
Что  когда-то  сгинет.


A Cloud

A grey cloud in holes
flew in the sky alone,
headed for its dole
all the time along.

Brilliant sunlight spots
fell onto the ground
jumped as little balls,
run as a greyhound.

With the insects brittle
rushed along the meadow,
an’ there a May beetle
made another circle.

An’ sounds everywhere 
rang out as in a jungle,
the guests in the air
lavishly got jumbled.      

Fondly dandelions 
crowded all together,
organ-grinders – flyers 
played in fair weather.

Suddenly black clouds
gathered in the sky,
blew away round dance    
in the near dry.

Soared in the bounds
of the vault of heaven,    
the cloud on the ground
fell then to form forever.




***

Рождённая  тринадцатого –
Должна  быть  счастливая –
Мая,   не  мается  оттого
И   по  жизни  игривая.

Хватается  цепко  за  вёсны
И  прыгает,  из  снисхождения,
В  понимание  слёзного –
До  глубин  наблюдения.

Умалившая  всю  чертовщину,
Умилённая  из-за  везения
И  счастливая,  что  мужчина
Пробрался  в  её  сновидения.


***

Born on the 13th –    
must be fortunate –
of May she`s not scared
and ever stays playful.

She grasps firmly springs
and jumps cause of mercy
into the gist of humble,
the very observation.

Belittled the devilry,
touched by the fortune
she's glad that a man
fathomed her dreams.




Любовь

Солнце  бьётся  махаоном,
Пестрокрыльницею  день,
Бабочки,  у  нас  в  ладонях,
На  судьбу  наводят  тень.

Тайна  машет  голубянкой,
Небо  с  запахом  из  мирры,
В  переливах  сыплет  склянка,
Льнёт  сапфир  к  жуиру.

Чувства  движимы  нектаром,
Мир  цветочный  разлетится,
Вечное  доступно  даром,
В  поцелуях  жмутся  лица.


Love

The Sun is flickered by flights,
the day is coloured by the wings.
In our palms – like butterflies –
lines cover our fates it seems.

The mystery’s waving in the sky,
the air is full of scent of myrrh.
An hour-glass is playing light.
A play-boy clings to sapphire.

The feeling’s moved by nectars,
the flower world is fully scattered,
to eternity a gift has access –
by the kiss we both are captured.




Комета

Лети, хвостатая комета,
Навстречу солнцу, против ветра.
Светись от солнечного света,
Ему ведь не проникнуть в недра.

Устрой всем представленье века  –
Настанет пусть час звездопада.
В кромешной пустоте ты – веха,
Знаменью космос не преграда.

Пар выпусти в минутном танце,
Пускай наступит всё же лето,
И прочь космическим посланцем
Несись, бесхвостая комета.


Comet

Fly in the sky, you, giant hornet, 
towards the sun, against the wind.
Shine in the light, eccentric comet,
into the dark you`d better fling.

Arrange the show and die in harness,
let here star shower`s hour run.
You – surveyor`s stake in total darkness,
Cosmos is not for sign a bar.

Exhaust yourself in fleeting dancing,
let after all the summer fun,
and rush away, you, cosmic lancer,
to catch up with a falling sun.




Сказка о короле-невидимке

Жил-был  король –
Сплошная  боль:
Страдая  от  недуга,
Совсем  поник  он  духом,
и  таял  без  причин,
Не  помогал  и  чин.
Лекарства  бесполезны
При  этакой  болезни.

С  лица  усы  и  борода
Исчезли  без  следа.
Он  огласил  указ
Для  посторонних  глаз:
Кто  глянет  на  меня –
Не  проживёт  и  дня.
Сбежала  свита  в  страхе,
Чтобы  избегнуть  плахи.

Тем  временем рука,
Как  вешняя  река,
На  мраморе  текла
Прозрачнее  стекла.
За  помощью  б  бежать,
Да  докторов  скликать,
Но  за  руками  ноги
Уплыли  за  пороги…

С  тех  пор  никто  не  знает
Где  Сам  Он  пребывает.
Не  видели  беднягу
И  уличным  бродягой,
А  радостный  народ,
Уставший  от  невзгод,
Забыл  о  нём, да  сразу,
О  всех  его  указах.
А  если  вспоминает,
То  мудрым  величает.

Да, иногда  с  луною
Стон  слышен  над  страною.
Кто, где – не  знают  точно –
Себя  изводит  ночью.

     Конец


A Tale about An Invisible King

There was a king
in sheer swing
suffering from illness
believing not in healings
melting out of season
without any reason.
Medicine lost a race
in such a  bizarre  case.

His moustache disappeared
together with his beard.   
Proclaimed he a decree
to his wretched breed:
those who looked at him,
be dead a day within.
His suite escaped in awe
to evade the law.

In the meantime, run
he down an` down an` down.
Arms his were distinguished 
There to be extinguished.
Better to run for help
not to go to hell,
but also legs his vanished
as if by something banished.

Since then he’s not been seen
and where himself he’s been.
Has not been seen poor devil
as one of tramps at peril.
Plain folk are really happy
being tired of that daddy.
Forgotten him and edicts
An` odd freaks of that idiot.
But if they start recalling,
remember he was “holy”.

Sometimes under the moon
a groan becomes heard soon.
Nobody knows, who, where.
It seems it’s everywhere.

   The End




Путешествие

Дорога  жмётся  вдаль:
Наверх – на  север;
Прокладываем  магистраль
Через  Рассею.

Чрез  Петербург  маршрут –
Наш  скуден  выбор,
И  если  нам  не  врут –
То  курс  на  Выборг.

И  на  чужую  сторону
Въезжаем  поздно.
Стоит  с  удачей  на  кону
Всё  небо  в  звёздах.

И  вся  Финляндия  ещё
Пускай  не  финиш,
По  пиву  с  Балтики – расчёт –
Тоскуют  финны.

И  остановки  впопыхах –
Расслабить  ножки,
И  метим  вскоре  в  пах
Громадной  кошке.

Дорогами  леса  строчат
И  слева – море,
Любого  гостя  заключат
В  объятья  горы.

И  указатели  глазят,
Коммуны  пленный,
И  острый  колет  взгляд
Седых  оленей.

И  солнце  шведское  следит
За  тем,  что  ищем
И, что  ещё  нам  впереди,
Как  позади, две  тыщи.


Journey

A road is going far
upwards to the north,
surmounting Russian bar –
drive by that host.

Through Petersburg the route –
the choice is nought
and if a passer-by says true –
the course is Vyborg.

And to a foreign part
we’re coming late.
The stars are shining hard
to foresee our fate.

The whole of Finland here
is not yet finish.
From Baltic beer –
it’s quickly vanished.

And stops in haste – oh, man,
to have a rest,
to aim at groin then
of a tremendous cat.

The roads are made of woods
and to the left – the sea
the mountains keep in hoods
all those who there can be.

The signs are everywhere
we’re taken by the view,
reindeers are pasturing there
we are stitched by their look.

The Swedish sun is watching
what we are looking for
and us who will be torturing
ahead two thousand more.




Облако

Ангел  белокрылый
Над  землёй  летел
И  на  мир  постылый
С  высока  глядел.

В  небе  невесомый,
Южной  стороной,
Проплывал  знакомый
С  суетой  земной.

Расплывался  мнимый
Прямо  на  глазах,
Воздухом  гонимый,
Обращался  в  прах.

В  свете  представлялся
Бабою  ягой,
Рожицей  кривлялся
Ветреный  изгой.
 
Озорным  казался
С  матерью  швеёй,
С  прошлым  расставался
Гибкою  змеёй.

Локонами  вился
В  дивные  цветы
И  вскоре  превратился
В  горные  хребты.


Cloud

An angel was elated
soared above the ground.
On a stifling populated
city he looked down.

Weightless in a blue sky
through a cloud he hustled.
On the southern side
knew well people’s bustle.

The image was dispersing
straight before my eyes.
By the air was urged on
reducing to a dust.

Presented in the bright Sun
like a fairy-witch,
affected like a clownish mug
a windy maverick.

Mischievous he seemed
to his seamstress nature.
To the past farewell he bid
like a pliant snake.

Waving with the curl
to amazing flowers
and he soon was turned
into a range of mountains.




Эфес

Белый  город  лежит –
След  ушедших  веков.
Здесь  старик  Гераклит
Пробуждался  от  снов.

У  морских  берегов
Земной  виделся  рай,
и  в  долине  средь  гор
Созревал  урожай.

Артемиды  сыны,
Чтобы  спал  её  гнев,
Приносили  дары –
Истекающих  дев.

Царь  всего – Александр
Градный  строй  постигал,
Вот  траянский  фонтан
Влагу  недр  источал.

От  гераклов  ворот
К  дому  плотских  утех
Шёл  эллИнов  народ,
Знать  не  зная  про  грех.

Из  других  городов,
Из  окраинных  стран
В  храм  эфесский  богов
Слово  нёс  Иоанн.

Белый  мрамор  колонн –
Украшенье  обломков,
Не  шумит  Одеон –
Нет  в  нём  потомков.


Ephesus

A white city here lies –
a trace of centuries gone.
An old man Heraclites
awoke freely at dawn.

At the bank of the sea
was a heavenly drop.
In the valley at hills
became ripened its crop.

Great sons of Artemis –
so her wrath to go down –
offered gifts to their miss –
a bleeding girl.

King of all – Alexander
built around a great wall.
Trajan fountain over there
made water fall.

To the Brothel itself,
from the Heracles Gate,
marched a Hellene himself
not afraid of gods` hate.

From far regions away,
from other lots,
brought St. John a God’s word 
in the temple of gods.

Marble white shining on,
carcass, pieces and bits. 
There is quite Odeon –
its descendants fame is.




Восьмое апреля шестого года

Ясно.  Солнце  над  вымершей  улицей,
Кости  уселись  на  площади  рядом,
Машут  флажками  с  украденным  взглядом.
Стройно  солдаты  сей  час  караулят.

Замер  оркестр,  тотчас  грянул  бетон  –
На  красный  ковёр  ступил  человек,
Рука  у  груди – он  клянётся  навек,
Грузно  шагая  в  свой  пантеон. 

Жирное  тело  здесь  хлопает  смело.
На  возвышении  женщина  в  сером,
Трое  худых  и  один  благоверный. 
Мрак.  Взрыв  аплодисментов…


April 8th, 2006

It's clear. Sunny deadly town,
its square with old young bones is lined.
Cold furtive faces wave the flag
and soldiers guard them and the time.

On concrete a brass band struck up,
A man stepped on a carpet red.
His hand he’s keeping on his chest,
into a pantheon heavy steps.

Its fatty body's clapping out,
a daughter of Jezebel on stage,
one right-believer, three lean men.
A speech. A pause. A burst of cheers.




Памяти А.П.

Я  на  проспекте.
Дом  на  углу –
Слева вверху –
Фигуры  из  камня,
Справа – «Кнiгарня».
Книга.  Твоя!
Радуюсь  я.
Сколько  же  лет?!
Листаю.  О, нет!
Читаю  внимательно.
Ты  окончательно
Спрятался  в  стих.
Образ  возник.
Время  ушедшее,
Вечность  пришедшая
Поэта  манит
В  строчки, в  гранит,
Книгой  на  полку –
Не  в  стоге  иголкой.
Прятки: в  страницы,
С  рифмами  слиться –
От  жалкой  сумы,
От  жёсткой  судьбы.
Стихи – стих-и-я.
Вести  лихие
Стали  укором,
В  горле  комом.
Справа – дом  на  углу,
Женщина –  наверху –
С  двумя  детьми.


In Memory of A.P.

I'm on the avenue. On the left
a house – at the corner above -
figures of stone, on the right –
a bookstore... A book. Yours!
I`m glad. Not seen you for ages!
I leaf it over, reading intently –
You bury yourself in a verse.
An image arises. Time bygone,
Eternity come beckons a poet
in marble and lines – as a book
on a shelf not as a needle
in the haystack – hide-and-seek:
into pages to merge into rhymes
from petty sum, from cruel fate.
Poetry – element. News is reproach –
a lump in the throat. The house –
at the corner, up on the right –
a woman of stone and two children.




Июльская картина

Луна  подобно  апельсину
И  облака,  как бахрома –
Висит  июльская  картина,
Мерцает  на  обоях  тьма.

Где  ты,  невидимый  художник?
При  нескончаемой  мольбе,
Кладёшь  полотна, полуночник,
На  свой  невидимый  мольберт.

Как  от  дневного  беспорядка –
Наводишь  в  мире  красоту
И  краски  яркие  украдкой
Бросаешь  прямо  в  пустоту.

Как  у  своей  судьбы  заложник,
Как  жертва,  видя  палача, –
Стоит  у  вечности  треножник,
Горит  луна,  кадит  свеча.


July Picture

The Moon’s disc of an orange colour
an` unmoved clouds look like a fringe –
there hangs a July midnight picture
and twinkles on the walls the dark.

Where are you, our unseen artist?
While never-ending supplication
you put a canvas on your easel,
unheard invisible creator.

You’re here after day’s disorder
establish beauty in the world –
you ever take bright colours softly
and throw them into emptiness.               

As if it is a fortune’s hostage,
a prisoner waits for his death –
at the eternity there stands the tripod.
There shines the Moon, and wax there burns.




Человек, несущий крест
(из христианской притчи)

О, Господи, как я устал
Нести свой крест убогий.
Так тяжело, я духом пал
И подкосились ноги.

Закрыл глаза... и вижу я:
Толпа людей в дороге –
Незримой силой движима
В своих пределах строгих.

И друг за дружкою они –
Той вереницей долгою
Идут вперёд, считая дни,
Несут кресты убогие.

И я свой крест, как и они
Тяну так, что есть мощи. 
Да только видимо у них
Кресты намного проще.

Устал и сбросил я бревно
И отпилил кусочек,
Чтоб легче было мне оно,
Чтоб крест был покороче.

Иду всё дальше, вскоре я   
Добрался к цели вроде.
Но пропасть – та история:
Для пеших мост негоден.
 
А люди те, без суеты,
Соединить, чтоб стороны,
Кладут над бездною кресты,
Друг с дружкою, не споря.

А я стою – моя вина:
Сорвался крест короткий.
Мне не пройти: та сторона…
И подкатил ком к глотке.

Открыл глаза и вижу я –
Лежит тот крест убогий.
Незримой силой движим, да
Нести то мне, о бог мой.


Man Carrying His Cross
(from a Christian parable)

O Dear Lord! I`m real bushed
to bear my shabby cross.
It is so hard an` I`m collapsed,
legs sinking under loss.               

I close my eyes and have a scene:
a flock of men on a road.               
By viewless power it is set,
in its strict limit hold.

And one by one they move along
the way in single file,               
marking a day with a white stone,
bearing crosses the while.

As well I drag mine on the ground
with might and main forlorn.
To me their crosses are just found
not to be very long.

Being very tired, drop my log
and saw a little part,
for me to carry, furthermore,
for it just to be short.

I keep on going, soon I see               
a point of destination.
There`s an abyss in front of me,
I cannot reach the nation.

Those people, without any buzz,
to join the parts together,
put heavy crosses over abyss,
of two evils the lesser.

I stand alone. It is my fault.
My easy cross fell down.
I cannot pass, alas,... that part...
a lump felt in my throat.

I open eyes and have a scene:
here lies my shabby cross.
By viewless power it is set,
I have to take it, Gosh!




Заговор

Эх, век косого взгляда,
Где искренности искры,
Да не щеми треклятый,
Уже и так не пискнуть.

Да не всхлебнуть остаток,
Всё беды на обеды,
Да хлебушек не сладок
У доли дольней бедной.

Да бьёт челом отвесным,
Всё круче, круче, круче
Наклон в крутую бездну.
Представится ли случай.

Мгновенья вечно ждущий –
Ворваться, чтоб нежданно.
Пусть возгорится пуще
В глазах огонь желанный.


Spell

Tut, the Sklent Age! 
where fire of faith?
the cursed, do ache!
no need more hate.

No sip of remnant,
my bread like sweat,
as ill luck eminent,
has salty bet.

Go cap in hand to it,
bend down an’ down,
into the deep a slip…
Attain renown?

No dark! be bright! – 
break in forever,
by chance ignite,
extinguish never!



   

Ветры судьбы

Толкаешь в спину, прямо бьёшь в лицо –
Как ветра нрав стихийный, переменчив.
То мнёшь бока, то ластишься с ленцой,
То прячешься, дитя в отцовском френче.

Не скажешь: впереди какие ждут ветра –
Шторма ли штиль, борей ли суховеи.
Одна лишь истина как грешный мир стара: 
Последний ветр мой смерти лик обвеет.


Winds of Fate

Push me against my back, hit in my face,
Like any wind you’re elemental and erratic.
Give me a licking or unhurriedly caress,
Play hide-and-seek – a child in father’s jacket.

Not telling me what winds await ahead –
dead calm, strong gale, dry hot or boreas.
As the entire world the only truth as old –
Last breeze of mine shall fan the deadly face. 




Моя вселенная

Из материнской тьмы
Свет первородный –
Там таянье зимы,
И взрыв природы.

Я родом из воды –
Там бьют хвостами
Вселенские киты,
Пуская звёзд фонтаны.

Там бурные ветра
Им обдувают спины,
Рассвета солнц игра
Вся в серпантине.

В своём колене я –
Певец спектакля,
И чаша до краёв полна
С последней каплей.


My Universe

From the maternal gloom
into the light I came.
A start of nature’s bloom,
the end of winter’s reign.

And I was born by chance
where universal whales
splash fountains of the stars
with their gigantic tails.

From everywhere the winds
blow round horrific backs,
beams of the sunny rings
gleam on eternal necks.

And in the part it’s me
who praise all that matinee,
my cup is full indeed
here with a droplet yet.




Пожелания
(по мотивам "Дезидераты" Макса Эрманна)

Спокоен  будь – всё суета сует,
Гармонии достигни в тишине.
Будь добрым даже если свет
Забыл об истине в вине.

Знай: правдой обладают все –
Невежда этот или тот глупец;
Твоя с тобой сродни ль росе? –
Прими ж других как дар сердец.

Оставь злу бесконечный пересуд:
Угодливость, надменность – всё тщета;
Ведь, рано или поздно, перетрут
Всё напускное жернова – года.

Отдайся делу жизни до конца, 
Своей судьбы ты сам творец.
Наградой для такого храбреца –
Колючий взгляд – таков венец.

Но если вдруг сплошной обман
Когда-нибудь накроет сушу,
Пусть он, опустошив карман,
Твою не тронет всё же душу.

Любовь – не торг для продавца,
Играй на чувствах лучше дивы.
Умей, вся красота спадёт с лица,
С достоинством стареть, красиво.

Цени ход прожитых минут –
Увы, они уже неповторимы.
Дух укрепляй – невзгоды ждут,
Пока незримы – страхи мнимы.

Вселенной этой ты – её дитя,
Как те деревья, звёзды, небо.
Тебе дано постичь суть бытия,
Хоть ты порой и веришь слепо.

Твой Бог – твой мир в твоей душе.
Храни его, ты, как зеницу ока.
Пусть будет раем жизнь и в шалаше
И жизнерадостной твоя дорога.


Wishes
(on the basis of Max Ehrmann’s Desiderata)

Be calm, because it's vanity of vanities,
reach harmony taking a truce.
Be generous, despite “in vino veritas”
all in the world forget the truth.

Remember that all have their rights –
an ignoramus here or there a fool.
And are you right with all your stereotypes?
So, take then theirs in blood cool.

For evil leave that everlasting fall,
obsequiousness and arrogance – a fuss;
As all affected will be ground at all
by millstones-years first or last.

And give yourself up to a labor of love,
depends itself on you your destiny.
In lieu of victor's wreath a head above
will be a crown of thorns eventually.

But if one day some utter fraud
floods flourishing in blossom land,
let it not devastate your soul 
with all abstracted from your bank.

Remember, love is never bought,
you'd better flirt with haughty divas,
in style be good at getting old,
as all the beauty fades with years.   

Enjoy the time not passing by,
this moment's not reversible.
Strengthen your spirit to be high,
your fears all alleged impossible.

At last a child you're of the universe,
as those trees, stars and our heaven.
You're given to explore your place,
though you take all for gospel ever.

Your God – it's peace within your soul, 
you cherish as the apple of your eye.
Let it be love here in a cottage small,
and be vivacious till you die.

 
           
 

В тисках у времени

Как сочный плод 
В тисках у времени –
Что в слюнях рот,
Что нож по темени.

Густые капли в чан
Стекают струйкой –
Ровней держи стакан,
Смотри, не сдуй ка.
 
И каждому своё –
Всё, время, вижу я,
На удобрение твоё   
Пойдёт и выжимка.

         
In Vice of Time

Like a sappy fruit
in vice of time –
a slobber root,
a top cut by a knife.

Thick drops in a pot
down slowly trickle,               
hold firmly a cup,
set off a ripple.

Must hoe one's row, – 
time, here I see,
for muck and your
fruits marc will be.




Ветер бьёт, кручу педали...

Ветер бьёт, кручу педали,
чтоб успеть к закату в дали.
То по гладким автострадам,
то перелеском по ухабам.

В зените солнце, нет печали,
колёса бы не подкачали.
Несут то с горки, то под горку,
дух, что зверёк, утёк бы в норку.

Давно восход, закат не скоро
и километр пути уж дорог.
Жму на педали прямо в дали,
пока с землёю не сравняли.


The Race

The gust of wind, the twist of pedals,
the race till sunset, with no medals.
My way will be on even roads
or in a coppice on potholes.

The Sun`s zenith, there is no grief,
the wheels, embracing the relief,
will bear me uphill and downhill. 
They break my sp`rit to be revealed.

The day for long, the night not soon,
each mile is dear on the route.
Press on my pedals in a distance
to be delayed death by resistance.



                Перевод на английский автора