Закованная в шелка, или Дочь моего Разума

                (прошу – не понимайте буквально!!!)

иногда становится страшно от того…
от того, что люди готовы сделать
во Имя Мечты и чем пожертвовать… страшно…



Она раскинулась передо мной божественная, идеальная и соблазнительно великолепная. Нежные шелка алых покрывал обволакивали Её плоть, тонкую кожу, мерцающие волосы, мерцающие красно-рыжие волосы. Будто с самых великолепных картин древности сошла Она неузнанная, невыносимо прекрасная… Будто первородный грех в Её глазах складывается в нежнейше-мягкую похоть… Её красота пленила бы меня, если бы не... Я… я просто сошёл бы с ума, озаренный Ею. В лучах утреннеё зари… В лучах вечерней зари, я... Я бы волновался перед Нею искушенно-безумный с красными от желания глазами и медленно набухающими губами… Да. Тогда бы я понял…


Тяжелая, но стройная ветка сакуры гнулась к земле. Я шёл по пустыне, кутаясь в шёлковый плащ. Начиналась буря. Песок  тут и там крутился бешеным вихрем. Он будто хотел перегородить мне дорогу. Мы спорили с ним… Но в наших спорах, как ровно и в моих мечтах, всегда выигрывал я – безумный и нетерпеливый, отражающийся в глади Её обреченных глаз. Я мечтал, живя этими сумасбродными идеями, до конца даже не понимая, чего я хочу. Она же, напротив, знала и понимала, что является единственной моей мечтой. Что Она – «раскинувшаяся передо мной» - есть желание и мечта, искренне существующая. Мне проще было воплотить её, зная, что Она – есть обнаженная, закованная в шелка Дочь моего Разума, моя мечта.
Я десятилетиями лелеял свою мечту, вопрошая: «На самом ли деле это истинное желание?» О да, я желал обольщения... Желал бешенного осеннего ветра, ангелом пытался улететь к Богам и разбиться… О, Ад земной! Я веками желал попутного ветра с его зеленеющей высью дубов и неверным сияние водопадов. Заменить жизнь на черный цвет?.. Временами, весьма оправданно. Но… но  как может моя мечта почернеть… Треснуть и со всего маху взять и разбиться на сотни, тысячи, миллионы маленьких осколков, что как зеркала отражают мою мечту… и каждый осколок с разных сторон… А вместе они – моё сердце, охваченное большим зеркалом, закованное в шелка Дочерью моего Разума.
«Главное… Главное, чтобы буря не крепчала!» - кричал я… и крича, я… слышал свой крепкий крик сквозь горячий и терпко-жесткий песок. «Главное дойти… Главное не заблудиться…» … Тяжеля, но стройная ветка сакуры, отломанная ветром от дерева, летела по пустыни вместе с ветром… ошалевшая… Я же брел… Буря кончилась… Ветка пропала из вида…

А моя мечта, она была рядом. Озаренная… Ярким светом прельщенная и вознесенная к заоблачной дали. От моего безудержного желания, будто она обнаженная… Я горел рядом, словно пламя, оранжевыми языками бросая ей в лицо взгляды. Засыпая с Закованной в шелках Дочерью моего Разума, моей мечтой…

Я восхотел прекратить ветер. Я старался. Моя кожа покрылась медленными пупырышками от смертельного холода, дохнувшей на меня бездны… Тьма звала нас вместе с мечтой… Я сделал подарок закованной в шелка – новый алый шелк с бархатом… Теперь она в сиянии… облаченная в великолепия… она поражала… О, Ад земной! Как она поражала! Болью пронзала, болью капала на жизнь… Взглядом покаяния калечила, моя мечта! Это делала она, закованная в шелка, женщина… А может… У нее нет пола… она торжественно распахнула свои объятья, моя мечта, и начала руководить мною, готовым ко всему. Я не в силах. Я перед нею на коленах… Закованная в шелка… Сошедший аромат с чужих картин, искушенно-безумный… он терпкий. Аромат, запах – ее воплощение, будущее стремление к красоте, заштрихованные клетки моего терпения…
О, Ад земной!

Желание бесконечности, оправданное когда-нибудь волнение при ощущении вечности… Одним ударом не распадется. Моя мечта… Я не позволю! Теперь она закована в шелка алые с мелким... но верным вкраплением нежнейшего бордового бархата… Да не упадут на Вас трепещущие небеса! Я их завоюю… вместе со своим сердцем, закованным в шелка… порожденным безумием…

Рык

Треснутым ветром,
Рыком немой упряжи
Громоздится крест.
На рабочей поверхности
Сросшихся издревле
Сотне колец.

Распятьем обняты,
Обрубили расхожесть нашу,
Человече! Разное
Не по силам
Бесконечности прожитого.

Гонораром обездоленным,
Днем начисто распадется,
Распадется вечность
Одним ударом радостным,
Подкормленным рыком.

Изрезанной ржавостью
Ржи, как ржавчины
Не достает необработанным,
Необразованным людям.

Отражением зла рычащего
Они рискуют закончить день,
Барабанную палочку
Поломав, и так и не поняв,
Что в этом мире, рядом  случилось…

Ложатся… И ждут рычащей издревле смерти.


А потом…

Красной картиной из
Черной немой души
Вырвется стон, объемом
Грузной поклажи…

Порожденный безумием, я сидел на мокром песке, опустив ноги в воду. Шевелил пальцами, перебирая в уме свою мечту, перебирая ил…мешал с водой. Там, откуда я пришел – из пустыни… нет воды… А здесь ее слишком много для меня одного и Закованной в шелка моей мечты… там, откуда я пришел – из пустыни… нет воды… Там, откуда я пришел, люди другие, там солнце встает на другой стороне… там оно крупнее, желтее и теплее.
Я успокоился, когда начал делать шаги к исполнению, к обнаженной… Я стал идти не оглядываясь, несмотря на зияющую рядом пустоту. Я делал малые, но упорные шаги… Я боялся, что она, Закованная в шелка Дочь моего  Разума… Что она развеется по ветру, словно густой туман ранним утром или неспешный дым от лесного костра. Моя мечта настолько тесно переплелась с искусством, что я и не знал, где начинается Дочь моего Разума, а где оканчивается мое искусство… Мои черные волосы, будто моя мечта, развевались по ветру, цеплялись друг за друга, перемешивались, путались… пугались от неопределенности. Я вновь молчал, продолжая мешать ил, свою мечту и воду. Как груда черной кожи, оторванной от чего-то живого, лежала одежда моя на песке. Я же сидел здесь. Лелея в сердце божественную, идеальную, соблазнительно великолепную мою мечту. Я же сидел совершенно голый и радостный, восторженный и смеющийся от воды вокруг, от ощущения беспечности и своего глупого оправдания перед Ней. Оправдания своей невежественности… Покрывалом из алого шелка и бордового бархата… Крестом распятым, перевернутым ознаменовалась она, моя Мечта.

… с красным солнцем в руках выходила тишина. С кровавой луной в ногах разразилась ночь… Красным-красным. Алым совсем… светом.
И вот тогда-то я, сидя на песке, и начал задаваться вопросами, сомневаться… Закованная в шелка сидела на моей обнаженной коже и ухмылялась. И, ухмыляясь, она мучила меня своим горячим телом и тесными, для моего разума, желаниями. Я молчал. В этот миг я думал, я остановился… Будто все замерло вокруг… Лишь бы я думал и ничто не мешало мне в этом мире.

Дочь моего Разума накинулась с проклятьями на мои сомнения. Не нравилось Ей о чем я думал, перерабатывая в уме Ее слова. Дочь моего Разума закричала, будто я – раб, будто я совершенно несвободный и немыслимо зависимый от… мечты, то есть от Нее самой, от своего Разума. « Ты очумел от свой идеи! Нельзя же так – жить только лишь мечтой!» - она говорила… О боги, что-то во мне надломилось… Я стал понимать, что я натворил. Я своим собственным умом погубил себя, создал разумом ловушку, красиво ее назвал, а потом захлопнул… навечно. Закованная в шелка – это Дочь моего Разума, моего… Я сам создал себе планку, а теперь пытаюсь дотянуться до нее, коснуться ее хоть пальчиком… чтоб желание исполнилось…
Разум мой смерти подобен… Не управляем. Он создает еще и еще, еще, еще… мечты. Чтобы я их придумал, а потом делал своей реальностью. Он хочет, чтобы мечты меня иссушили… Меня не хватит. Я погибну. А Закованная в шелка – лишь красивое название моей мечты.


Когда-то, я был ее зеркалом.
Каждый день она, обнажено-прекрасная подходила и смотрела на меня, точнее смотрелась в меня… А я – отражал… Она медленно протягивала белесую руку, будто хотела почувствовать моё дыхание, проникнуть за грань зеркала. Она каждый день спрашивала у меня: «Какая я?». Если бы я мог произнести хоть слово… Но я был нем, нем, нем и слеп… Лишь только когда я разбился вдребезги… И из своих тысяч осколков начал отражать ее… Я видел, я узнал, что каждый день во мне отражалось очарование. Что даже утром, заспанная и непременно нагая – она была очарование, вызывающе женственная и прекрасная. А я не мог отразить всей ее красоты, ведь даже зеркала зачастую обманывают.
Я был ее зеркалом.
И каждый день она, обнажено-великолепная подходила ко мне и смотрела в чужое отражение. Вертелась, втягивала низкий живот, так, что ребра были видны сеточкой. Ее шелковое тело заставляло отражение колебаться, мое дыхание становилось жарче…
Я сидел в этом зеркале, хватался руками за голову, рвал от досады на себе волосы. Как страшно, когда… Она, вот она... Силуэт… Тайна души, которую я все равно не мог отразить.
Да, да. Я все равно был ее зеркалом.
Я не смог больше терпеть и разбился вдребезги, не выдержав ее взгляда. Не выдержал ее отражения… В ком она теперь будет отражаться? К кому подходить каждый день?
Когда-то, я был ее зеркалом…



Я сидел на песке, медленно мешая ил, воду и Дочь моего разума… Вода омывала ноги, усталые ноги. Я был спокоен, уже спокоен и безнадежно растерян. Передо мной было великое море, великая вода. Я уже рассказывал, что дома столько воды нет. И ее, здесь, мне много. Но что я мог поделать?..

Что?
… И с моей мечтой… И с водой… Я сбивался с пути, я уставал, я ехал, я летел… Я пришел сюда… Я пришел, упал, раскинув руки, на песок и начал ждать. Но прошел день. Второй… Еще один. Решение в мое сознание не приходило и не выстраивалось в систему действий. Я ждал, но разум мой будто затих. И я вновь затих. Я слушал шум большой воды… О Ад земной! Как он был великолепен, как красив был запах шума большой воды! Терпкий, небесно-синий… На горизонте вода мешалась с небом, а лунная дорога на воде разбавляла золотом это великолепие. Я лежал и ждал… чтобы спросить у Дочери моего Разума: сколько еще, сколько еще можно ждать? Сколько? Сколько…
Но и Разум, и Закованная в шелка молчали. Да и что им было мне сказать?.. Что они могли? Говорить о ненастоящности? Кричать? А о чем кричать? О том, что моя реальность – Дочь моего Разума? Об этом что ли? Это бесполезно… Ибо это я сам знал.
Я нашел свою жизнь и стезю. Но как возможно туда попасть, чтобы хотя бы немного поруководить общим течением своей жизни? Как? И возможно ли это? Посадить рядом с собой Закованную в алые шелка и слегка бордовый бархат и сметь кричать счастливо?.. и молчать от обиды, что Новая Дочь моего разума уже создана, а старая Дочь моего Разума даже на родилась?..
_____

Она… Я.. Я не смог.
Но об этом позже, иначе…
Иначе Вы не станете меня слушать
Вы… Которая… Божественная… Да…
Может я и болен. Но я восхищаюсь своей болезнью и боготворю эту лихорадку.
Мне трудно… невыносимо… я чувствую, что прогибаюсь под весом ее невообразимо-прекрасных глаз и естественной улыбки… Я чувствую в ее глазах ту самую искру, которой мне не хватало для спокойной смерти.


Он просит воду, пьет большими, жадными глотками.
Чтобы…
Восполнить…
Запас…
Внутренней воды…
Молчит…
А в разбитом зеркале отражается обреченный блеск его глаз. В каждом осколке по-своему, по-новому, с невыносимой долей иронии, свойственной лишь только зеркалам...