Этот долбаный мир

Как в капле весенней любой  – океаны, пустыни, гроза и метели,   
Как в каждом звучанье  капели -  фанфары, орган, барабаны и лира,   
Вот так же   my beautiful street отражает, вбирает, наверно,  полмира,   
А может и весь этот долбаный мир, что ногами сучит на панели.   

Картины реальны, я с них фонарею, печалюсь, и вою,  и пруся…   
Соседка, что слева, (привет чрез забор) престарелая бабушка Дуся, 
Отправив с утра квартирантку Катрин  (дальше с глаз) в магазин  на работу,   
Сношается с мужем её, пацанёнком Мишаней,  до визга  и рвоты.   

А позже, рот крашеный сморщив старушечьи  в сучьем оскале,.
Про нравственность глупенькой Катьке до ночи читает морали.   

За Дусей семейство врачей пожилых процветает в хоромах-коттедже.
К ним возят своих алкоголиков жёны с тоскою, со мздой и надеждой.
Семейство, покуда  кодировало и доходы большие считало,
Того, кто дороже авто и коттеджа – старшого сынка проморгало:

В запоях сплошных угорал он, и  не помогла кодировка:
Точней, на тот свет кодировка отправила бедного Вовку…

Напротив – сошлась с наркоманом Светлана, глупа как коза, но смазлива.
У Светки – шестнадцатилетняя Маша, фигуркой и личиком – диво.
Но вечером поздним из дома однажды Маринка, рыдая,  сбежала:
Торчок изнасиловал Машу, избив, и об этом наутро вся улица знала. 

А Светка, двуногая тля, совесть  крепко жгутом забинтуя,
Живёт до сих пор  с тем животным, гуляют, влюблено воркуя.

Чрез пару домов - укусила Татьяну   собака своя ж дворовая.
(Всю жизнь, словно раб, на коротком цепке, голодала, от палок страдая).
Избив и в сарае закрыв без воды и еды, ад создав  беспросветный,
Пять суток её убивала хозяйка. И рвал тишину вой предсмертный.

Но вскоре за нею и Таня отправилась в царство Аида.
Я верю, Творец, - в Небесах справедлива слепая Фемида!...

Дом слева -  соседка под окнами каждое лето растила цветочки,
А в доме хозяин пять лет растлевал малолетку – приёмную  дочку.
Ушла на панель, диспансеров весёлых сбирая шальные медали.
И больше приёмный ублюдок с женой эту  дочку свою не видали.

Разбил паралич и  три года  как вечность (да здравствуют черти!)
В постели сгнивая, он смерти просил…,  нет, не жизни – а смерти.

А справа… а слева… а…,  как вспоминаю, уже не хватает дыханья.
И хаос, и бездна, бега тараканьи, пираньи, чертей гоготанье.
Всё  внешне – культурно: привет, извините, прошу вас, не стоит, спасибо.
Какие враги, говорите, всем нам угрожают? Чечня, Аль-Каида, талибы??…

А внешне – цветочки, собачки, платочки, заборы, скамейки…
Прикусишь губу, и выходит душа, и бежит  алой змейкой.




- Соседка, люблю я тебя! – и опять угостит пирожками с картошкой
Бабусенька Лида, мы с ней поболтаем  о жизни немножко.
И сумку поможет нести вечно пьяный, но добрый Андрюха
И скажет – что хмуришься? Жизнь хороша! И улыбка от уха до уха.

- Тёть Ната, привет! – крикнет чей-то пацан, на двуногом коне пролетая.
Ужаленный мозг чуть отпустит и сердце тихонько оттает.
А в небе ночном так покойно, в сиянии лунном и звёздном.
И Машу с роддома муж с бэби привёз. Жизнь идёт. Хэппи бёздэй!