к юбилею Н. В. Гоголя из не вошедшего в книги

Летом 1979 года, будучи студентом 1-го курса ф-та русского языка и литературы им.А.И.Герцена, автор отправился за грибами в компании Виктора Ширали. Ничем хорошим это не могло закончиться по определению...

             КОНЕЦ НЕДЕЛИ.

               (шутка)

Послушай, что я расскажу. Однажды летом
мы в лес пошли искать грибы с одним поэтом.

Я рано встал, свой завтрак съел, тарелку манки.
Бродили час, бродили два - одни поганки.

Поэт был весел, бородат, слегка с приветом -
пинал поганки, рвал цветы и пел при этом.

В такую рань! В карманах  - дрянь: болты и гайки!
И слушал я, зевая, врань, лесные байки

о том, как раньше - конный ты, или ты пеший -
в чащобе путали следы кощей и леший,
как чмокал в лапу по зиме медведь в берлоге...

       - Теперь не то и лес не тот - кругом дороги!
         О том, каким был раньше лес, теперь забыли!
         Грибов-то вон... А ёлки, эх - под бензопилы!
      
Часам к шести я был готов - устали ноги.
Поэту...

      - Кстати, - я сказал, - насчёт дороги.
        Пошли домой! А ну её... прогулку эту!
      
Поэт притих. Дорог полно... А здесь-то нету!

Пробормотав...

      - Да как же так? Ведь был развилок! -
стоял, глазел по сторонам, чесал затылок...

Беда, уж вечер настаёт! До слёз обидно!

      - И что теперь?
      - Пошли вперёд, там будет видно.

Ох, и запомню я, друзья, кусты и кочки,
колючки, ямки, бурелом и те грибочки!

В руках корзинка, трёт сапог, спина вспотела,
а в том лесу через часок совсем стемнело.

"Ну и дела!" - подумал я, присев на капу.

      - Послушай, - вдруг спросил поэт, терзая шляпу. -
        Вот, интересно, в том лесу, где пилят ёлки,
        дорог полно и нет грибов... живут ли волки?
        И что едят они в ночи на сон грядущий?

Я отвечал, не глядя в лес тот проклятущий:

      - Из всех историй про волков по жизни нашей,
        не помню я, чтоб хоть один питался кашей!

Сидим. Луна взошла. Устал... Глядим - опушка
(поэт присел, а я привстал), на ней - избушка!

      - Вот это да! - воскликнул я, струхнув немножко.

Поэт молчит - во рту стучит.
Стучим в окошко.

Он как полип к ушам прилип, как мокрый волос:
"Кого там чёрт в ночи принёс?"

Каков был голос!

Зажёгся свет и скрипнул пол, гремит кастрюля,
засов пропел, глядим, в дверях - стоит бабуля.

Поэт стал бел, как будто вдруг глотнул отравы,
и я, признаюсь, оробел.
                О, Боже правый,
уж и не помню, как вошли, как объяснились,
что-де, хотели, мол, грибов, да заблудились…

Идём за ней, вошли на двор, стоит телега…
      - И вот, зашли, мамаша, к вам, насчёт ночлега!

Поэт, заметно осмелев, идёт, бормочет,
что он устал и зол как лев, мол, есть он хочет:

      - Видали мы в одном кино таких старушек…
        А что, мамаша… там, в печи… насчёт галушек?
        Сосёт под ложечкой, ей-ей, ну нету мочи!

      - Ты спишь в коморке, ты - в хлеву. Спокойной ночи!

Тут я подумал про себя: "Шалишь, старуха!"
И друг мой что-то вспоминал, терзая ухо:

      - Послушай, где-то я читал, притом серьёзно...

Я тоже вспомнил, всё как есть! Но было поздно.

Лежу в хлеву, в углу - свинья, на стенке – пыльник.
Мой козырь бит! Судьба-змея!

Звонит будильник.

Нет, не будильник! Телефон! Встаю с постели…

      - Здорово! Я насчёт грибов - конец недели!
        Идём?

      - Идём, - ответил я, приободрился,
повесил трубку, вспомнил сон, перекрестился,
умылся я, свой завтрак съел, тарелку манки...

Бродили час, бродили два - одни поганки.

                1979 Ленинград.