Николаю Гумилёву

Квартира с бедностью конторы.
Заварка. Рукопись. Зима.
Замёрзшее окно, в котором
белеют сонные дома.

Вдоль Мойки тянется позёмка.
И небеса, бросаясь ниц,
разбрасывают, словно зёрна,
комки нахохлившихся птиц.

Простор утоптан и укатан.
Надев оконное пенсне,
пылает зарево заката,
кривясь, как в тяжком полусне.

Холодный чай. Впитает свечи
лепнина в пятнах позолот.
На огонёк заглянет Вечность –
и за собою позовёт.

     «Любезный гость в плаще гусарском
     и в маске, как на карнавал,
     тебя я ждал в Кронштадте, в Царском,
     тебя я каждой строчкой звал...»

Замрёт в тоске необъяснимой,
свечные очи закатив,
квартира, мёртвая, как снимок,
двухцветная, как негатив…

Пройдёт столетье. И прохожий
вдруг вздрогнет, словно в этот миг
внезапно ощутит всей кожей
дыханье здесь рождённых книг.

И окна, и карнизы дома
по-новому увидит он –
и станет всё ему знакомо,
как с детства мучающий сон.

Шепнут ветра: «Смотрите, кто к нам!»
и, словно в тяжком полусне,
закатной грустью вспыхнут окна,
как элегантное пенсне.