Ода чаю

или "Пришёл, увидел... заварил!"

С утра,
        в пищёвке,
                в рукопашной драке,
К розетке лезу, чтоб поставить воду,
Пока ещё горит свет на бараке,
Самозабвенно напевая чаю оду.

Чай «Три слона» , без сна  я,  день и ночь
Варить и пить без устали готов.
Убить  готовы мне его помочь,
Хоть всем бараком сотня хоботов.

Но приглашу я лишь своих кентов,
Их для кампании достаточно сполна
И мы убьём с утра в пять хоботов
Целый трамбон индийских «Три слона».

Передают кенты с руки рука
По кругу с утра пущенный трамбон
И по простой причине кипятка
Пить каждый будет, хлюпая, как слон.

По окончании, и чаем, и судьбою,
Уйдут кенты, довольны, как слоны.
От впечатлений, всем им по отбою
Приснятся строго свободские сны.

Согласно их по чаепитии мечтам
И действия на душу «Трёх слонов»,
Казаться будет мир моим кентам
Во снах очень таинственен и нов.

Мне тоже вдруг приснился Чудный Сон,
Что я от чая на сплошном приколе,
Что плотняком присел я на Цейлон,
Что будто в зоне я, как в жизни школе.

Как будто первый начался урок,
Сижу на наре я и не скучаю.
Жена на встречу привезла мне чай «Маброк»,
В кентах я бодрость духа замечаю.

На лицах их читаю выражение
И всей душой предвижу, как пророк,
Они готовы начинать уже движение,
Идя в пищёвку ставить воду на «Маброк».

К нему жена мне привезла такой пирог!
Скорей на сказку то изделие похоже!
Так наворочен, просто – не дай Бог!
Кенты скорее скажут, что – дай Боже!

Забыв за выход со свиданки поздравление,
Спор заведут, съев по кусочку пирога,
О том, целебны почему рога оленьи
И почему растут ветвистыми рога.

Забыв в пылу о местонахождении,
В моментах некоторых будут все едины,
Но в ключевом все разойдутся мнении,
В разных местах, но где-то с середины.

Спор постепенно станет угасать,
Всем каждая минута дорога,
Один на ящик заспешит, другой – поссать,
А я пойму вдруг, как растут рога.

Решив явления природы увязать,
Заполнить уйму в голове своей прорех,
Я стал киножурнал «Хочу всё знать!»
Смотреть, чтоб расколоть, естественно, орех.

Чтоб изучить все тайные рецепты,
Урезал суету вокруг на треть
И перестал читать бульварные газеты,
Почти что ящик перестал смотреть.

По выходным смотрю лишь музыкалку,
Всё остальное в нём, как на хмыре.
Стал реже выходить гулять в локалку,
Если стоит погода на дворе.

Жизнь сложные вопросы задаёт
И ищущим ответ даёт в награду,
А мне – дай чай «Маброк» - душа поёт!
Я между делом запишу её балладу.

Ну а пока уверенной стопой
Иду на чай я снова ставить воду,
По ходу посмотрю «Проснись и пой»,
Люблю у Пугачёвой «Непогоду»!

Кенту не зря в такую непогоду
Без чая на душе не весело,
Он вспоминает «Несе Галя воду»
И как орал её бухой на всё село.

Из-за Борисовны я чуть ли не проспал,
Уже моя вода давно скипела,
Кент  с пачки чай «Принцесса Ява» засыпал,
Душа же «Нэсэ Галя воду» пела.

Я всей душой сочувствовал кенту,
Мы как-то вместе рок его ругали,
Он приколол про бывшую мечту –
Любовь безумную в селе к доярке Гале.

Он, как дурацкий песенный Иванко,
Барвинком за той Галей в селе вился,
К ветеринару приревновав, напился спозаранку,
Берданку взяв, под вечер в клубе объявился.

А в сельском клубе танцев гудел вечер,
Бал правил юный комбайнёр ди-джей,
Горели всюду цветомузыка и свечи,
Табун толпился чужих тёлок и мужей.

Глаза кента гнев молний извергали,
Руками машинально заряжал…
Бац! – промеж глаз из двух стволов доярке Гале,
В панике, улик, разлетаясь, зажужжал.

Тут, как обычно, оказался участковый,
Отреагировав достойно на пальбу,
На невменяемого в миг одел оковы
И до утра закрыл в своём хлеву.

С утра на город он повёз Барвинка
И до обеда был в приёме передаче,
А по селу в последний путь плыла Галинка,
В слезах ветеринаровского плача.

А перед нами кент пьёт чай «Принцесса Ява»,
Ветеринаром днями заняты все мысли,
Ночами прилетает та халява,
С пустыми вёдрами во сне  на коромысле .

Он набирает ей с колодца воду,
Воодружает ей на плечи, как на трон,
А она вкрадчиво пророчит непогоду,
Он  ей дитём лишь улыбается  сквозь сон.

Но просыпается под утро наш барвинок
И бодрым шагом топает в локалку,
Полюбоваться зимой танцами снежинок
И на снегу пройти хорошую закалку.

Потом идёт по кругу чай зелёный,
Смакуем под прикол «Принцессу Яву»,
А я в неё, как юноша влюблённый,
Решился на серьёзную объяву.

Я раньше думал – китаёз уродлив,
Но был собою посрамлён всерьёз,
Как  разобрал на пачке чая иероглиф,
Стал уважаем мною китаёз.

Тот иероглиф помню, как пять пальцев
И понял с перевода в пару фраз –
Ничем не отличаюсь от китайцев,
Вот только  разве что разрезом глаз.

Но это в корне не меняет взгляд
На мир вокруг и на «Принцессу Яву».
Я просто стал её заваривать, как яд
И перестал бадяжить на халяву.

Чай на халяву тоже не пью сам,
На прочной ниве я, как вол, пашу –
Одним на миг дам верить чудесам,
Другим открытку круто подпишу.

А третьим, на свиданку сходить,  дам
Свой новый ремень, лепень или брюки.
Потом приходится держать нюх по следам,
Вот так и ходят из одних в другие руки.

Так в руки взял сейчас у кента кружку
На хапок чаю, но смотрю – она пуста –
За это я с него снимаю стружку,
Хотя вины его нет – логика проста.

Но кент идёт охотно воду ставить –
Он знает, что люблю я угостить
И, только он успел меня оставить,
Как тут решил этапник подмастить.

Он мне принёс чай «Юмбо Намба Ван»
И на прикол дал целых три банана.
Один почистил сразу я банан,
Два тупикнул ко дню рожденья корефана.

Принёс в купе кент кипятка трамбон
И, не успел засыпать чай я в кипяток,
Как просит он растолковать вчерашний сон,
В добавок к чаю «Примы» дав пяток.

Он приколол за чаем сон свой пошлый,
А я, держа в руках большой трамбон,
Сказал, что это - эпизод из жизни прошлой,
Чтоб не разжёвывать, то – просто объебон.

Кент очень был виденьем удивлён
И тем, что к чудесам здесь прикоснулся.
Ох, нифига себе, мол, падла, в руку сон,
Уж лучше б раньше я – дурак – проснулся!

Тут все прикалывать вдруг начали кошмары,
Каждый свои и все наперебой,
От их эмоций гнулась сетка нары,
Я, слушая, едва владел собой.

Второму снилось, будто он Иисуса
Казнить хотел, копьём ребро пронзая.
В поту холодном, с ужасом проснулся,
Нещадно свою совесть догрызая.

Во сне он чётко ощущал всю тяжесть лат,
Длину копья и даже прочность шлема.
Я вслух подумал:  Во, Микропилат!...
Все над ним ржали, но то – их проблема.

Слово не скрылось от кампании всей уха,
Все с сожаленьем посмотрели на него
И за ним прочно утвердилась погремуха
К кошмару новому, да только и всего.

У третьего был сон немного длин,
Ему приснились говорящие колёса –
Эффералган, Мадам-Депо, Пенициллин.
Он начал с ними диалог с вопроса.

Полюбопытствовал он у Пенициллина –
Случалось ли в истории такое,
Чтобы какая-либо глупая причина
Могла оставить человека жить без крови.

А тот ответил, что в природе нет таких,
Чтоб полностью теряли кровь и жили,
Но вдруг воскликнул, вспомнив один стих –
Ну, разве только среди сухожилий!...

К Мадам-Депо он поездом подъехал,
Как к женщине, издалека и тормозя,
Спросив её, нельзя ли к ней заехать?
Она накрыла его резко – Нет, нельзя!

Он обозвал её прописанной давалкой
И возомнившей о себе не по годам,
А напоследок хотел трахнуть её палкой,
Эффералган вступился за мадам.

Двойной удар нанёс он нашему невежде
По бороде, в которой вся краса,
На благосклонность к нему женщины в надежде,
Да и достоинство внушает, как Упса.

Мадам в экстазе от Эффералгана,
Под ручку с ним вдруг растворяется во мгле,
А наш рассказщик в виде хулигана
Пьёт с нами чай, проснувшись на Земле.

Кенты, от тут приколотых картин,
Смеясь над третьим, ему дали погоняло,
Крича наперебой – Пенициллин!...
В рамсах об этом их объединяло.

Кипит море эмоций в замолодке,
За чаепитием качаются рамсы,
Сидим на наре мы, как в одной лодке,
Не зря земли на горизонте полосы.

Передаю по  кругу кружку сонно,
Смотря, соображаю я с трудом,
Что это всё вокруг – совсем не зона,
А настоящий сумасшедший дом!

Качает со смеху, как лодочку, купе,
Я, сокрушаясь, головой качаю,
Мечтаю, как бы здесь не отупеть,
Для бодрости - вновь возвращаюсь к чаю.

Шнырь соглашается у нас взять вторяки,
помыть трамбон с малышкою взамен,
Кенты, словно на море моряки,
Ждут от судьбы здесь ветра перемен.

И, чтобы их опять расшевелить,
А так же, зная чай есть у кого,
Я приглашаю душу к нам излить
Простого пассажира одного.

Он мужичком был по свободе сельским,
Хоть со стеснением, но всё же убеждён,
Что по причинам у него довольно веским,
Есть смысл нам заварить большой трамбон.

Шнырь нам сказал, что и вода уже залита,
Узрев у нас всех настроения прилив,
А пассажир дал чай "Принцесса Гита"
И пару яблок на прикол Белый налив.

Кенты заметили, что и как в прошлый раз,
Собрался с пассажиром я устроить
Им самый настоящий "Сельский час",
Но я не стал об этом с ними спорить.

Вот чай "Принцесса Гита" перед нами,
Кентам вдруг сразу стало веселей,
Им всё равно уже - какими снами
Их подчевать здесь будут о селе.

А мужичок, ища слова для выражений,
Рисует робко, как телеги скрежет,
Имеющий для него смысл плод убеждений
И Белый свой налив на дольки режет.

Я дня прожить не мог без молока,
Корову содержал в хозяйстве дойную,
Но как привёл на встречу к ней быка,
Какою-то вдруг стала беспокойною.

Так подошёл и срок ей отелиться,
Я пригласил к себе специалиста старичка,
Но не успел он и в процесс привычный влиться,
Как привела она чудесного бычка.

Это событие мы бурно отмечали,
Успел не один бутыль опустеть,
А во хлеву дуэтом две души мычали
И мне всё не терпелось посмотреть.

Из-за стола со стариком встал на рогах,
Идя во хлев проведать скоток двух,
Смотрю - бычок стоит на четырёх ногах,
Ушами хлопая, от себя гонит подлых мух.

С первого взгляда я в него влюбился
И он уставил на меня свой взгляд тупой,
Время от времени в зад лбом корове бился,
Наверно тоже захотел уйти в запой.

В виду того же, что бурёнку взял недуг,
Не допускала и на шаг к себе бычка,
Пришлось пускать его с коровами на луг,
Чтобы наелся вдоволь молочка.

Бычок рос в стаде вольным и здоровым,
Таскал коров губами смело за соски,
Но возникать проблемы стали у коровы,
Чуть не отдала Богу душу от тоски.

Договорился я на мясокомбинате
И в тот же вечер сдал туда старушку,
Так и не помня, как очнулся с утра в хате,
Ведь по пути убил от горя не одну чекушку!

Жена устроила с утра мне шум и гам,
Достал бумажник я, чтоб не клевала,
Рада была она немыслимо деньгам,
Естественно, их в миг конфисковала.

А раздобрев, дала мне похмелиться
И, как бы невзначай, издалека,
Заботливой и ласковой телицей,
Напомнила про белого бычка.

Я в миг себя почухал бодрячком
И, как хозяйству своему слуга,
Со своим мною обожаемым бычком
К кормилицам подался на луга.

Но вот, пришла зима, бычок подрос,
Травы зелёной нет под снегом на морозе
И у меня возник единственный вопрос -
Как для любимца взять еды в колхозе.

Решил на ферме я вопрос с едой
И выносил ночами по дворам,
В одном из них проснулся дед седой
И сдал меня под утро мусорам.

Один с кентов не в силах был сдержать
Своего смеха и назвал его Бычком
И, тут взорвавшись, все вдруг стали ржать
Над пассажиром, как над дурачком.

А я спросил бычка, якобы к слову,
К чему ему воспоминания чудные
И он ответил - будто не корову,
А душу тогда сдал на отбивные.

Заканчивался чай "Принцесса Гита",
Таяли дольки Белого налива,
Кенты смотрели на Бычка, как на джигита,
Благодаря за чай, он удалился горделиво...


(продолжение следует)




*Мадам-Депо - обиходное название сильнодействующего психотропного препарата
              Матаден-Депо, запрещённого МОЗ к применению на людях, но
              успешно применяемого поныне в закрытых учреждениях
              некоторых стран бывшего СССР.